Цицерон и его время - Сергей Утченко

Антоний был возмущен смелостью, вернее сказать, наглостью «мальчишки». Он дал ему резкую отповедь, указав прежде всего на то, что если Цезарь оставил своему приемному сыну наследство и славное имя, то он отнюдь не передавал ему полномочий на управление государственными делами. Поэтому он, Антоний, вовсе не намерен давать сейчас отчет в этих делах. Что же касается наследства, то денежные средства, полученные им в свое время от Кальпурнии, истрачены на подкуп влиятельных лиц, дабы они не препятствовали принятию решений в интересах Цезаря и его памяти. Поэтому он ничем не может помочь молодому человеку в его денежных затруднениях.

Одновременно (или даже несколько раньше) Антоний пытался сорвать окончательное оформление усыновления Октавиана, что по существующим законам требовало специального решения куриатных комиций. Он, правда, сделал это не своими руками, не открыто, но при посредстве некоторых трибунов, выступивших с интерцессией. Однако эти действия Антония свидетельствовали о том, что он все же был вынужден как–то считаться с «мальчишкой» и опасаться его, а пренебрежительное отношение было в значительной мере показным.

Октавиан со своей стороны на самой ранней стадии этой борьбы проявил те качества политического деятеля, которые еще не раз сослужат ему службу и в дальнейшем: завидную выдержку, точный расчет, последовательное и неуклонное стремление к достижению намеченной цели. И хотя он уже давно понял, что не убийцы Цезаря должны считаться его самыми опасными врагами, он пока ни словом, ни делом не обнаруживал своего истинного отношения к Марку Антонию, наоборот, оказал даже некоторое содействие принятию закона, по которому Антоний получал Цизальпийскую Галлию, в чем тот был весьма заинтересован.

Октавиан объявил о продаже не только своего собственного недвижимого имущества, но и имущества своей матери, отчима и еще нескольких родственников, дабы иметь возможность выполнить волю отца и выплатить обещанные народу суммы. Этот поступок Октавиана (как и ставший широко известным отказ Антония) создал молодому наследнику Цезаря такую огромную популярность, что на проходивших в это время трибутных комициях, где выбирали народного трибуна взамен одного умершего, народ выразил желание избрать Октавиана, хотя это было противозаконно, поскольку он принадлежал к патрициям. Но желание это выражалось весьма настойчиво, и Антонию пришлось добиваться специального постановления сената о том, что дополнительные выборы в данном случае вообще не нужны.

Популярность Октавиана между тем быстро росла. Симпатии к нему населения Рима особенно ярко проявлялись во время различных массовых игр и зрелищ: в честь Аполлона, в честь побед Цезаря. Во время этих последних игр Октавиан использовал появление кометы для обожествления Цезаря: в храме Венеры Прародительницы он поставил ему статую со звездою над головой.

По мере того как положение Октавиана укреплялось и известность его росла, он начинает переходить к новой тактике. Он ведет теперь сложную игру, настраивая население Рима против Антония, вызывая сочувствие к себе, искусно лавируя между сенатом и народом. Перипетии этой борьбы довольно подробно описаны Аппианом. «Цезарь–сын, — свидетельствует он, — обхаживал народ, всех, кто был облагодетельствован его отцом, всех его солдат; окруженный толпой, как бы личной охраной, исполненный ненависти и обиды, он просил всех, чтобы они, не обращая внимания на него, который по доброй воле терпит столько несправедливостей и оскорблений, выступили, однако, в защиту Цезаря — его отца, их императора и благодетеля, — подвергающегося ныне издевательствам со стороны Антония». И затем Аппиан вкладывает в уста Октавиана весьма темпераментные тирады, с которыми тот будто бы обращался к народу со всех «возвышенных мест» в городе.

Подобная тактика дала свои плоды. Вскоре центурионы, состоявшие в личной охране Антония, ветераны самого Цезаря, обратились к Антонию, настаивая на том, что он должен изменить свое отношение к Октавиану и что вражда между ними обоими выгодна только их общим врагам. Игнорировать подобное обращение было просто невозможно. Поэтому происходит примирение Антония с Октавианом, правда весьма непрочное — не раз затем нарушавшееся и не раз возобновляемое. Кроме того, Антоний — опять–таки не без нажима ветеранов — оказывается вынужденным объявить о созыве сената для обсуждения вопроса о новых почестях Цезарю и увековечении его памяти.

Это заседание было намечено на 1 сентября 44 г. Ему придавалось особое значение. Накануне этого дня в Рим вернулся Цицерон; как обычно, его встречала восторженная толпа. Случайно или не случайно, но это заседание сената по существу оказалось неким рубежом в дальнейшем развитии событий, и в частности неким переломным моментом как в личной судьбе, так и в общественной деятельности самого Цицерона.

* * *

44 год, если иметь в виду литературную деятельность Цицерона, был, как и предыдущий, весьма плодотворным. Цицерон завершил в этом году ряд философских трактатов. Для удобства рассмотрения, пожалуй, целесообразно разбить их на три группы: а) известные нам, но не сохранившиеся произведения, б) диалоги, посвященные проблемам этики, и в) собственно философские трактаты.

Из несохранившихся произведений следует упомянуть небольшой трактат (в двух книгах) «О славе». От него остались настолько ничтожные отрывки, что прийти к каким–либо точным выводам о содержании труда едва ли возможно. Правда, на основании писем к Аттику, в которых Цицерон сообщает о посылке этого сочинения, просит его хранить и читать избранные места «тайно» и лишь «хорошим слушателям», некоторые исследователи утверждают, что содержание трактата было остро политическим, направленным против Цезаря и его «славы», которая ослепляет его приверженцев даже теперь, после его смерти.

Несравненно лучше известны два других трактата, посвященные этическим проблемам: «Катон, или О старости» и «Лелий, или О дружбе», полностью дошедшие до нас. Первый из них посвящен Аттику, и хотя представляет собой по форме диалог, в котором кроме Катона Цензора участвуют Сципион Эмилиан и его друг Лелий (беседа происходит в 150 г.), но фактически почти все изложение сводится к высказываниям Катона о старости. Выбор его в качестве основного оратора не случаен: Цицерон с годами относился к Катону Цензору со все большим пиететом; возможно, он даже находил кое–что общее в их жизненном пути, в их судьбе и карьере.

Диалог начинается с цитаты из Энния, шутливо обращенной к Аттику. Затем Цицерон говорит, что он решил написать кое–что о старости, дабы облегчить как Аттику, так и самому себе это общее бремя — надвигающуюся старость. В качестве основного действующего лица и защитника старости он избирает не мифического героя, как Аристон Кеосский, писавший на ту же тему, но реальное лицо — римского государственного деятеля.

Старость не тяжела для мудреца, самое подходящее оружие старости — науки и упражнение в добродетели; это оружие не изменяет человеку вплоть до его последних дней. Далее приводятся примеры выдающихся деятелей, как греческих, так и римских, для которых старость никогда не была бременем: Фабий Максим, Платон, Исократ, Горгий, Энний. И затем Катон говорит: «Всякий раз, когда я размышляю о причинах, почему старость кажется несчастной, то нахожу их четыре: первая — в том, что она отрешает нас от деятельной жизни, вторая — в том, что она ослабляет наше тело, третья — в том, что она лишает нас наслаждений, и четвертая — в том, что она приближает нас к смерти.

Дальнейший ход рассуждений посвящен последовательному и подробному опровержению всех этих «причин». Снова приводятся многочисленные примеры выдающихся людей, доживших до глубокой старости, примеры, долженствующие доказать, что и в этом возрасте можно полностью сохранить физические и нравственные силы, блеск ума и вкус к разнообразным наслаждениям, за исключением, быть может, лишь плотских, т.е. самых низменных.

Что касается проблемы смерти, то она обсуждается примерно в том же духе, что и в «Утешении» или «Тускуланских диспутах». Основная идея выражена следующей формулой: «Смертью надо полностью пренебрегать, если она уничтожает душу, либо ее даже следует желать, если она отводит душу туда, где она станет бессмертной и вечной; третьего же вообще не дано». В заключение Катон говорит, что он лично верит в бессмертие души — пусть это даже и заблуждение, но он не желает, чтобы оно рассеялось.

Диалог «Катон, или О старости» в литературном отношении — одно из наиболее замечательных произведений Цицерона. Однако философское значение его невелико, да и политическая его направленность выражена слабо.

Несравненно больший интерес представляет для нас другой трактат — «Лелий, или О дружбе». Это произведение было завершено Цицероном также в 44 г., но, по всей вероятности, после смерти Цезаря (ориентировочно — осенью 44 г.). Трактат снова посвящен Аттику и снова написан в форме диалога: беседа происходит в 129 г., вскоре после смерти Сципиона Эмилиана; участники диалога: Гай Лелий и два его зятя — Квинт Муций Сцевола и Гай Фанний Страбон (все трое — участники диалога «О государстве»). Что касается источников трактата, то помимо никем не оспариваемого и засвидетельствованного самими древними использования сочинения Теофраста о дружбе следует, очевидно, учесть влияние идей Панетия на некоторые разделы диалога, что неоднократно подчеркивалось новейшими исследователями.