Искушение государством. Человек и вертикаль власти 300 лет в России и мире - Яков Моисеевич Миркин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А знаете, что было бы ему легко? Ненавидеть. Родился в Житомире, рос в Ровно, из студентов (Москва и Петербург) был выслан в Кронштадт (1876), затем в Глазов Вятской губернии (1879), в Бисеровскую волость (1879). Дальше – пересыльные тюрьмы в Вышнем Волочке и в Сибири, в Томске (1880). «Диктатура сердца» Лорис-Меликова вернула его в европейскую Россию, в Пермь (1880–1881). Отказ от личной присяги Александру III – снова тюрьма в Томске и ссылка в Якутию, в земледельческую Амгинскую слободу (1881–1885 гг.), где жизнь соединила давних поселенцев, бродяг, политических, якутов и ссыльных татар. Зимой – до минус 50–60.
Все это – без суда, в административном порядке, только из подозрения, подлога, из-за того, что лично неугоден! Без суда! Как раз чтобы сгинуть где-нибудь бесследно – в тысячемильном пространстве, на перекладных, по случаю, в холоде, в почве.
Но вместо ненависти – доброта, наблюдательность. Сапожник, корректор, чертежник, землепашец, табельщик, письмоводитель, учитель. Очень любил ходить по людям, по их домам, по разговорам. Дать их портреты, записать, как на пластинке, их склад речи, их жизнь. После Сибири еще 10 лет добровольных блужданий по Поволжью (1885–1895), 5 лет редакторства в Петербурге, как в людской воронке (все люди в гости к нам), и 20 лет – в гнезде, в Полтаве, чтобы оглядеться и отписаться.
Из этого родилась великая, внимательная проза. Тысячи людей живут на его страницах. Без него мы бы их потеряли. Чистейший русский язык, приправленный местными наречиями. Бытописание, но внутри – шрамы, яркость, беда. Мистическая проза – шаманство, град Китеж, бытие в тайге, в сопках, в морозных дорогах, под неподвижной стопой зимы. Или мир нафабренный, мир ярчайшего солнца Ровно. Или же слитый в темноту мир Петербурга.
Перечислить? Величайший «Парадокс», написанный в один день. «Сон Макара», «Без языка», «Братья Мандель», «Слепой музыкант», «Марусина заимка», «В дурном обществе», «За иконой» и, наконец, обширная, захватывающая «История моего современника». Сотни других страниц для чтения, не отрываясь.
Еще раз вспомним: первым, родным был польский язык. Был украинский, местечковый. Были татарский, якутский, были десятки местных говоров. Были гимназические языки. И русский – как язык особый, «теплой и сильной волны». «…Меня вдруг охватило какое-то особое ощущение, теплой и сильной волной прилившее к сердцу, ощущение глубокой нежности и любви… ко всем этим людям, ко всей деревне с растрепанными под снегом крышами, ко всей этой северной бедной природе, с ее белыми полями и темными лесами, с сумрачным холодом зимы, с живой весенней капелью, с затаенной думой ее необъятных просторов… Судьба моя сложилась так, что это захватывающее чувство мне пришлось пережить на севере. Случись такая же минута и при таких же обстоятельствах на моей родине, в Волыни или на Украине, может быть, я бы почувствовал себя более украинцем. Но и впоследствии такие определяющие минуты связывались с великорусскими или сибирскими впечатлениями…»[558]
А была ли хоть какая-то философия в этом хождении в народ? Русский, украинский, польский, к евреям, якутам, татарам, удмуртам?
Да, была, не только инстинкт писателя. Это – народничество как «цельная общественно-литературная система», по выражению Короленко. Вот что он пишет: «…Этим словом обозначалось настроение просвещенного общества, которое ставило интересы народа главным предметом своего внимания. И именно интересы простого народа: не государства как такового, не его могущества по отношению к другим государствам, не его славу, не блеск и силу представляющего его правительства, не процветание в нем промышленности и искусства, даже не так называемое общенациональное богатство, а именно благо и процветание живущих в нем людей…»[559]
Такое народничество? Тогда это мышление, имеющее и сегодня, через сто с лишним лет, фундаментальную ценность. Народ как главный предмет внимания – когда мы этого добьемся, в России будет другая жизнь.
Нужно заканчивать, а не хочется. Его любили. Его семью в самые голодные годы подкармливал весь город. Он был неустрашим. Даже под присланными ему «смертными приговорами» ходил невооруженным. Когда умирал в Полтаве в декабре 1921 г., к нему шел поток подношений – кто чем мог, кто свежеиспеченную булку, кто ампулу камфары, а на пакетах: «Нашему защитнику», «Другу несчастных», «Только поправляйтесь».[560]
«Он – за нас». Он и был – за всех, за нас любых кровей, любых культур, любых слогов, но за нас – живущих вместе, не разобщенных. Чтобы никто не мог нас разделить, разбить, вывести друг на друга. Полтава прощалась с ним три дня. «Двери нашего дома стояли настежь с утра до ночи. Не было ни распорядителей, ни почетного караула, никто не направлял движения непрерывного людского потока. Но тишина и порядок не нарушались».[561]
Не нарушим и мы тишины. Будем за нас, за тех, кто соединен человечностью. За тех, кто столетиями жил вместе, рядом на огромном пространстве. За тех, у кого общий язык – рациональность, гуманизм, ясность, честные знания. И когда у Короленко искривленный, искореженный человек говорит: «Человек создан для счастья, как птица для полета» («Парадокс»), это – о нас с вами. Да, искорежены, да, разделены, да, измучены – но созданы для счастья, общего для всех. Для тишины, для нормальности, для спокойной жизни наших семей на пространстве, которое соединено дорогами, а не стенами.
Предугадать. Хлебников
Как он это делал – неизвестно. В 1912 году Велимир Хлебников в знаменитой книжке «Пощечина общественному вкусу» – манифесте футуристов – опубликовал небольшую таблицу «Взор на 1917 год»:
Испания 711
Россия 1237
Вавилон 587
Иерусалим 70
Самария 6 по Р. Хр.
Индия 317
Израиль 723
Рим 476
Гунны 142
Египет 1517
Вандалы 534
Египет 672
Карфаген 146
Авары 796
Византия 1453
Сербия 1389
Англия 1066
Корея 660
Индия 1858
Индия 1526
Иудея 134
Некто 1917
Все это – годы разрушения великих стран и империй. Испания – 711 год (завоевание арабами, битва при Гвадалете). Россия – 1237 год (вторжение хана Батыя). Карфаген – 146 год (взятие римлянами). Византия – 1453 год (взятие османами). Англия – 1066 год (вторжение норманнов). Иерусалим – 70 год (разрушение Иерусалима). Индия – 1526 год (битва при Панипате, начало империи Великих Моголов). Рим – 476 год (разделение на западное и восточное государства, конец Древнего Рима). Ну и так далее.
Он даже попытался это обосновать «цифровой базой» в диалоге «Учитель и Ученик» (1912). И закончил так: «…В 534
