Последний присяжный - Джон Гришем

Он планировал пробыть в Клэнтоне несколько дней, далеко от дома не отходить и пределы Нижнего города покидать только ночью. Я обещал поговорить с Гарри Рексом и вообще прощупать почву, чтобы разведать все, что можно, о Дюране и его сыновьях. Из официальных сообщений, которые мы печатали в газете, я знал, что он снова женился, а потом опять развелся.

Сэм хотел узнать, многое ли изменилось в Клэнтоне за время его отсутствия, и к концу дня я повез его на экскурсию в своем «спитфайре». Глубоко надвинув на лицо бейсболку с надписью «Детройт тайгерз», он жадно впитывал виды родного города. Я показал ему свой офис, торговый центр «Багин-сити» и разросшуюся западную окраину. Мы обогнули здание суда, я рассказал ему историю о снайпере и драматическом «исходе» Бэгги. В общих чертах он уже знал все это из писем мисс Калли.

Когда я высадил его у дома Раффинов, Сэм спросил:

— Пэджита действительно выпустили из тюрьмы?

— Его никто не видел. Он наверняка вернулся к себе на остров, — ответил я.

— Вы считаете, что возможны неприятности?

— Не думаю.

— Я тоже. Но никак не могу убедить в этом маму.

— Сэм, ничего плохого не случится.

Глава 37

Единственная пуля, убившая Ленни Фаргарсона, была выпущена из охотничьего ружья калибра 30.06. Убийца находился в двух сотнях ярдов от веранды их дома. Густой лес начинался прямо за лужайкой, так что, вполне вероятно, стрелок, кем бы он ни был, влез на дерево, откуда бедняга Ленни был ему виден как на ладони.

Выстрела никто не слышал. Ленни сидел на веранде в своей инвалидной коляске и читал одну из тех книг, что во множестве брал в городской библиотеке каждую неделю. Его отец разносил почту, мать поехала за покупками в «Багин-сити». Судя по всему, Ленни умер мгновенно, не успев почувствовать боли. Пуля вошла в правый висок прямо над скулой и вышла над левым ухом, образовав огромное рваное отверстие.

Когда миссис Фаргарсон нашла сына, она оцепенела и некоторое время не могла двинуться с места, потом кое-как взяла себя в руки и сообразила, что ни к чему нельзя прикасаться. Вся веранда была залита кровью, кровь капала даже со ступенек.

Уайли услышал сообщение по полицейскому каналу и, позвонив мне, сказал:

— Началось. Фаргарсон, тот парень-калека, убит.

Он подхватил меня возле редакции, и мы помчались к месту преступления. По дороге не было произнесено ни слова, но мы оба, несомненно, думали об одном и том же.

Тело Ленни еще не увезли. Выстрелом его выбросило из коляски, он лежал на боку лицом к дому. Шериф Макнэт попросил нас не делать снимков, и мы без возражений повиновались. Все равно напечатать их в газете мы бы не смогли.

Друзья и родственники группами собирались возле дома, помощники шерифа направляли их в боковую дверь. Макнэт велел своим людям заслонить тело Ленни. Я отошел назад, пытаясь охватить взглядом ужасную сцену в целом: помощники шерифа сгрудились вокруг тела Пенни, а те, кому он был дорог, проходя в дом, чтобы выразить соболезнования его родителям, старались заглянуть в любой просвет, чтобы увидеть хоть что-то.

Когда тело наконец положили на носилки и отнесли в санитарную машину, шериф подошел к нашему пикапу и, опершись на капот, сказал:

— Знаете, о чем я думаю?

— Ага.

— Вы можете распечатать для меня список присяжных?

Хотя мы никогда не публиковали состав жюри, список лежал у меня в старой папке.

— Конечно, — сказал я.

— Сколько вам понадобится времени?

— Дайте мне час. Что вы собираетесь делать?

— Нужно предупредить всех этих людей.

Когда мы отъезжали, люди шерифа начали прочесывать лес вокруг дома Фаргарсонов.

Я привез список в офис шерифа, и мы вместе его просмотрели. В 1977 году я сам писал некролог на смерть присяжного номер пять, мистера Фреда Билроя. В прошлом лесничий, он вышел на пенсию и внезапно скончался от скоротечной пневмонии. Остальные десять, насколько мне было известно, пока здравствовали.

Макнэт раздал экземпляры списка трем своим сотрудникам, и те отправились разносить тревожную весть. Я вызвался предупредить Калли Раффин.

Она сидела на веранде, наблюдая за схваткой Сэма с Исавом над шахматной доской. Все были рады видеть меня, но настроение сразу же испортилось, как только я объявил:

— У меня неприятная новость, мисс Калли.

Они застыли в ожидании.

— Ленни Фаргарсон, молодой человек, инвалид, который заседал вместе с вами в жюри, убит сегодня днем.

Она вскрикнула, прикрыла рот ладонью и упала в кресло-качалку. Сэм остановил начавшее раскачиваться кресло, потом ласково похлопал мать по плечу. Я коротко рассказал о том, как все случилось.

— Он был такой добрый христианин, бедный мальчик, — вздохнула мисс Калли. — Мы вместе молились перед началом обсуждения. — Она не плакала, но была на грани слез. Исав принес ей пилюлю от давления. Они с Сэмом сели по обе стороны ее кресла, я — напротив. Сгрудившись на маленькой веранде, мы долго молчали. Мисс Калли бормотала какую-то длинную молитву.

Стоял теплый весенний вечер, на небе висел ясный полумесяц, Нижний город жил обычной жизнью: дети носились на велосипедах, соседи мирно переговаривались через забор, в конце улицы шел бурный баскетбольный матч. Стайка любопытных ребятишек лет десяти облепила мой «спитфайр», и Сэм в конце концов отогнал их от машины. Я всего второй раз оказался в Нижнем городе после захода солнца.

— Здесь так всегда по вечерам? — спросил я.

— Да, когда погода хорошая, — ответил Сэм, ему хотелось поговорить. — Мне здесь так нравилось в детстве. Все друг друга знают. В девять лет я как-то нечаянно разбил лобовое стекло машины бейсбольной битой. Поджав хвост, бросился домой. Мама ждала меня на крыльце. Она уже все знала и заставила меня вернуться, сознаться, извиниться и пообещать возместить ущерб.

— И он его возместил, — добавил Исав.

— Да, пришлось трудиться полгода, чтобы заработать сто двадцать долларов.

Мисс Калли это воспоминание едва не заставило улыбнуться, но она не смогла забыть о том, что случилось с Ленни Фаргарсоном. Хоть ни разу и не видела его за эти девять лет, она хранила о нем самую добрую память. Его гибель не только искренне опечалила ее, но и испугала.

Исав принес сладкий чай с лимоном и по дороге незаметно сунул двустволку за кресло, в котором сидела мисс Калли, так, чтобы ружье было под рукой, но жена его не видела.

Текли часы, оживление на улице спало, соседи разошлись по домам. Я считал, что, если мисс Калли не будет никуда выходить, убийца не сможет до нее добраться: рядом и напротив, почти впритык, стояли дома. Нигде, сколько хватало взора, не было ни гор, ни башен, ни пустырей.

Я не стал говорить об этом вслух, но не сомневался, что и Сэм, и Исав думали о том же. Когда она собралась идти спать, я пожелал ей доброй ночи и поехал в тюрьму. Она кишела сотрудниками шерифа, и в ней царила карнавальная атмосфера, какую может создать лишь «хорошее» убийство. Помимо воли я вспомнил ту ночь девятилетней давности, когда Дэнни Пэджита арестовали и привезли сюда в окровавленной рубашке.

Только двух членов жюри не удалось разыскать. Оба уехали из здешних мест, и шериф Макнэт пытался выйти на их след. Он спросил, как мисс Калли, я сказал, что она в безопасности. О том, что Сэм дома, говорить не стал.

Уведя меня к себе в кабинет, шериф закрыл дверь и попросил об услуге:

— Не могли бы вы поговорить завтра с Люсьеном Уилбенксом?

— Почему я?

— Видите ли, я бы и сам мог, но я на дух не переношу этого ублюдка, а он меня.

— Люсьена все ненавидят, — возразил я.

— Кроме...

— Кроме... Гарри Рекса?

— Точно. Что, если вам с Гарри Рексом вместе пойти к нему? Узнайте, не согласится ли он выступить посредником между мной и Пэджитами? В какой-то момент мне придется поговорить с Дэнни, так ведь?

— Думаю, да. Вы ведь шериф.

— Просто поговорите с Люсьеном Уилбенксом, вот и все. Прощупайте его. Если получится, то, может, и я с ним побеседую. Когда шериф первым напрашивается на контакт, это совсем другое дело.

— Я бы предпочел, чтобы меня выпороли кнутом, — сказал я, и это не было шуткой.

— Но вы сделаете это?

— Надо подумать.

Гарри Рекс тоже не пришел в восторг от идеи. Зачем нам обоим встревать в это дело? Мы прикидывали так и эдак за ранним завтраком в кофейне — весьма необычной трапезой для обоих, — но оба не хотели пропустить первую волну шумихи, которая должна была вот-вот подняться. Как и ожидалось, кофейня оказалась битком набита возбужденными знатоками, которые обменивались всевозможными подробностями и теориями относительно убийства Фаргарсона. Мы больше слушали, чем говорили, и покинули заведение около половины девятого.

Дом Уилбенксов находился через два здания от кофейни, и, когда мы проходили мимо, я предложил:

— Давайте все же сделаем это.

До Люсьена семья Уилбенкс являла собой краеугольный камень клэнтонского общества и была представлена коммерсантами и юристами. В золотые годы XIX века они владели землями и банками, все мужчины в роду получали юридическое образование, некоторые действительно учились в университетах «Лиги плюща». Но затем наступил спад. Люсьен оказался последним в роду мужчиной, занимавшимся традиционной для семьи профессией, и существовала большая вероятность, что его лишат права на юридическую практику.