Разбойничья злая луна - Евгений Юрьевич Лукин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ушёл? — враждебно спросила она и по недавно приобретённой привычке оглядела углы. Переступила порожек, прикрыла дверь и, присев напротив, сердито уставилась на Ар‑Шарлахи. — Ну? — желчно, с вызовом осведомилась она. — Кого он тебе ещё сосватал?
Тот поперхнулся и, расплеснув вино, поставил чашку на ковёр.
— Слушай! Ну сколько можно? То с купцом этим, то…
— С купцом? — Алият недобро прищурилась. — Не удивлюсь, если это Кахираб его наладил в Ар‑Аяфу… с девочками для отца нашего Шарлаха, — не удержавшись, ядовито добавила она.
Ар‑Шарлахи вскинулся, и несколько мгновений оба пристально смотрели друг другу в глаза. Наконец он почувствовал себя неловко, нахмурился и отвёл взгляд.
— Да ладно тебе… — буркнул он, снова поднося чашку к губам. — Можно подумать, у Кахираба только и забот, что тебя злить…
— Сразу я ему поперёк горла встала, — сдавленно проговорила она. — И ты тоже хорош! Послал бы его один раз к верблюду… через кивающие молоты! С тобой что хотят, то и делают, а ты!..
— Сама же говорила, что Кахираб всё сам за меня сделает…
— Да, конечно! — она сверкнула глазами. — Племянницу Гортки за ручку приведёт, только что ножки ей за тебя не раздвинет!
— Слушай, да прекрати же! — не выдержал он. — В конце концов, это ты сказала, что любишь. Я тебе, по‑моему, ничего подобного не говорил и в верности не клялся!..
Он залпом допил остатки вина и снова наполнил чашку.
— Клялся, не клялся… — угрюмо молвила она. — Какая разница?..
— Ничего себе!.. — только и смог выговорить он. Алият сидела нахохлившись, и мысли её, судя по всему, были безрадостны.
— Может, в самом деле взять да и сбежать? — промолвила она в тоске. Он усмехнулся:
— Куда? Мы ведь уже с тобой об этом говорили, и не раз… Не к морю же!..
Алият медленно подняла голову.
— А почему нет? — спросила она.
Поднятые ливнем алые и нежно‑жёлтые цветы давно остались за кормой, вокруг снова скалились нетронутые влагой белые барханы Чубарры. Хотя и за кормой, наверное, ничего уже не осталось — за три дня солнце должно было неминуемо спалить всё до последнего стебелька.
Армада Шарлаха, описывая огромный полукруг, двигалась к югу, преследуемая по пятам превосходящими силами Харвы. Случайно или умышленно, но этот манёвр Кахираба, можно сказать, уберёг Пальмовую Дорогу. Возможность уничтожить мятежников в одном сражении была настолько соблазнительна, что караванные Харвы не рискнули дробить флот на отдельные карательные отряды. Конечно, оазисы, взбунтовавшиеся против государя и бога (что, впрочем, одно и то же), будут непременно усмирены и наказаны, но не сейчас, потом, после того как от кораблей безбожного Шарлаха останутся лишь чернеющие в пустыне рёбра да позвонки.
Ещё на второй день пути Кахираб попросил у Ар‑Шарлахи подаренную Тианги металлическую черепашку и что‑то с ней сделал, после чего устройство онемело. На вопрос, зачем это нужно, Кахираб ответил, что на всякий случай. Ар‑Шарлахи остался недоволен такой немногословностью и, как всегда, потребовал объяснений.
— Понимаешь… — сказал Кахираб. — Я совершенно не уверен, что за нами не следят. Как бы это тебе растолковать… Ты, наверное, обратил внимание, что я и своей игрушкой тоже в последнее время не пользуюсь? Словом, есть у нас такое устройство, которое как бы видит, откуда ты сейчас передаёшь…
Напряжённо слушающий Ар‑Шарлахи сбился и досадливо тряхнул головой:
— Что передаёшь?
— Н‑ну… в смысле — говоришь. С тем же Тианги, скажем… А кто‑то, пока ты с ним болтаешь, отмечает, где мы находимся, куда движемся… Кроме того, мне совершенно не интересно, чтобы они знали наши планы.
— Да кто они? Ты же сказал, что Тамуори отстранили!
— Отстранили и выслали, — подтвердил Кахираб. — Но многие сторонники его — остались. И Тианги они терпеть не могут по‑прежнему.
— Мог бы и просто попросить, чтобы я этой штукой не пользовался, — недовольно заметил Ар‑Шарлахи.
— Да не беспокойся ты… Я тебе его потом снова включу… То есть… м‑м… Ну, оживлю, словом. Перед самым боем.
Устройство Кахираб оживил ночью, когда, оказавшись чуть севернее тени Ар‑Нау, флот мятежной Пальмовой Дороги наконец приостановился и стал поджидать преследователей. Скрываться теперь уже не было смысла. Так, во всяком случае, утверждал Кахираб.
Погонщики кораблей и караванов, поёживаясь и закутываясь поплотнее в белые, позеленевшие под луной плащи, спустились по верёвочным лестницам на успевший остыть песок и двинулись туда, где служителями сооружался четырёхугольный шатёр с круглым металлическим зеркалом вместо крыши. Гологоловый молчаливый жрец (теперь уже первосвященник), казалось, не чувствовал холода вообще — прямой, недвижный, он стоял, безучастно глядя, как втыкают в песок четыре шеста, увенчанные бронзовыми рогатыми мордами, и натягивают полотно. Многие время от времени поднимали укрытые до глаз лица к яркому, словно сточенному с края диску в чёрном обильном звёздами небе, и каждый, должно быть, думал о том, что всего лишь несколько суток разделяют завтрашнюю битву и ночь разбойничьей злой луны. Совпади они — и можно было бы сказать заранее, за кем останется победа. Хотя все прекрасно понимали, что хоть Кахираб и выскочка, но время подгадал правильно, дальше отступать было бы просто глупо.
Мятежники расстелили коврики, разожгли куренья, простёрлись, забормотали. Ар‑Шарлахи бормотал в самой палатке, остальные — снаружи. «А ведь мне теперь придётся делать это ежедневно, — пришла вдруг и поразила весьма неприятная мысль. — Это и многое другое… Взять в жёны племянницу Гортки, например, ящерицу ей за пазуху… Но это — если победим, конечно… А если нет?..»
Из шатра Ар‑Шарлахи вышел в самом дурном настроении. Вместе с остальными проследовал в другую, куда более обширную палатку, поставленную специально для военного совета, ибо ни одна каюта не смогла бы вместить такую толпу.
Сам совет сильно напоминал сговор разбойничков в «Чёрном кипарисе», разве что людей было побольше, а напитков поменьше.
Говорил Кахираб. Делал он это мастерски: то и дело сбиваясь, оглядываясь неуверенно на величественно недвижного Ар‑Шарлахи, а временами даже отирая воображаемый пот. Словом, изображал полное ничтожество и вообще вёл себя весьма умно. Примирить с ним завистников это не могло, а вот успокоить — успокоило. Действительно, стоит ли интриговать против такого жалкого любимца государя! Сам оступится…
Ар‑Шарлахи подыгрывал Кахирабу как мог: хмурился, поправлял, переспрашивал. Невольно создавалось впечатление, что план битвы составлен им самим.
А план был довольно прост. Дать людям отдохнуть и утром со свежими силами двинуться на измотанного ночным переходом противника. Ветра здесь преобладают юго‑восточные, стало быть, атакуем от солнца, гоня перед собой такую пыль, что зеркальные щиты Харвы окажутся просто бесполезны. Основной приём — таран. Таран и ближний бой. Причина прежняя: щиты хороши лишь на расстоянии и при
