Избранная пламенем - Кира Верго

— Они-то есть, но что толку, если мне ясно дали понять, что тут любить нельзя, — ответила я, дёрнув плечами. Нехорошо отвечать вопросом на вопрос. Чувствую себя глупо.

— Да, чувства стали запретным плодом в нашем мире. Но что поделать, они уже есть, и с ними придётся жить. Или ты считаешь иначе?

— Скажи мне, четко и ясно, почему вам нельзя любить? Что в этом страшного? Мне кажется, что именно из-за запретов, случаются беды.

— Хороший вопрос, — обворожительно улыбнулся он, оценив мой вопрос. — Любовь не живёт в одиночестве. Она порождает много других чувств, которые и вылезают боком неподготовленным сердцам. А как можно быть готовым к тому, чего никогда не испытывал? Правильно, никак. Вот тебе простой пример: Феникс, Орголиус и Великие матери. Феникса любили все, а он был занят только Орголиусом. Если раньше любовь поровну рассеивалась для всех, то потом стала перенаправляться в единое русло, любимому ребёнку. Любовь может ослепить, заставить страдать, ревновать, желать смерти, — он понизил голос, внимательно считывая эмоции на моём лице. — Настоящая, искренняя, чистая любовь — это большая редкость. Она практически мифический зверь, о котором все говорят, но никто никогда не видел. Она предполагает самопожертвование, в котором рождается искра. Это не значит, что нужно специально что-то отдать, надеясь получить взамен. Нет, это так не работает. Всё происходит само собой, как с Фениксом, понимаешь?

— Почти, — ответила я.

— Он любил всех, а они не понимали этого. Начали обижаться, ревновать, тянуть на себя одеяло, а в итоге, холодно теперь всем. Он пожертвовал собой, желая защитить обе стороны, что в итоге все теперь несчастны без него. И не разрешают себе любить, потому что не освободились от прошлого. В них сидит злость на себя, на него, на других, кого они считали не достойными. Любовь их ослепила. В этом проблема, моя дорогая.

— Это похоже на правду. Жаль, что они не поняли этого как ты, — ответила я, задумавшись над его словами, которые пролили больше света на ситуацию.

— Правда в том, что ты владеешь сердцем молодого человека, который доказал, что искренне любит тебя и готов жертвовать. Он выбрал молчание, но если ты спрашиваешь, то получаешь ответ. Итак, ты ещё хочешь узнать, почему исчез Июль?

Почему он говорит о нём? Естественно, я хочу узнать, куда он исчез, но я думала, что он имеет в виду Октября. Что-то я совсем запуталась.

— Хочу, — тихонько оглянувшись назад, ответила я.

— Он любит Миру, и ему больно. Он всё это время считал, что горит душей к тебе, но обманулся. Июль первым вызвался целовать тебя, когда я прибыл из нижнего мира. Действие не принесло успеха. Ты не очнулась, — высыпал на меня информацию Гелиодор.

— А уходить зачем было?

— Он потерял смысл. Растворился в себе. Это невозможно контролировать. Это как у вас на земле, когда вы впадаете в депрессию. По щелчку пальцев из нее не выйти, и даже насильно улыбнуться невозможно.

— Понимаю, — тихо сказала я, сочувствуя Июлю.

— А тот, о ком ты думаешь, оказался тем, кто тебя спас, — загадочно сказал он. — Он не скажет тебе об этом, потому что решил, что так будет лучше для тебя. Но, я считаю, что ты сама решишь, как тебе лучше. Мужчины в нашем мире очень нерешительные, — усмехнулся он.

— Это всё так странно.

— Что именно? — удивлённо спросил он.

— Кажется, я знаю, как помочь Июлю, — достав письмо из внутреннего кармана плаща, поймала заинтересованный взгляд Гелиодора.

— Что это?

— Послание для Миры. Если мы вернём её, то и Июль вернётся. И всё будет хорошо.

— Случайности не случайны, — сверкнув глазами, сказал он. — Вот мы и пришли! — объявил Гелиодор, когда мы упёрлись в гору.

Волшебник трижды стукнул по земле своей тростью, и на её рукоятке засиял камень, свет от которого, переливаясь разными оттенкам синего и зелёного, разлился узорами по скале.

— Встречай родимая, твой сын вернулся! — радостно прозвучал голос Гелиодора, и скала начала рассеиваться, как мираж.

Перед нами открылся путь на широкую площадь из белоснежного камня, в центре которой стоял огромный драгоценный камень, что переливался цветами сочной осени. Играя оттенками янтарного и изумрудного цветов, с солнечными переливами. От него исходила сильная энергия, от которой у меня по телу пробежали мурашки. Стало радостно, будто и я очутилась дома.

— Здравствуй, мой милый Игмеральд, — прошептал Гелиодор, и мне показалось, что у него выступили слёзы на глазах, но он их быстро смахнул, широко улыбнувшись.

Ступив на белый камень, я оглянулась назад, и спокойно выдохнула. Все были на месте, и братья, и леберы. В разговорах с Гелиодором я забывалась, он действовал на меня гипнотически. Всё время я ощущала, будто мы с ним говорим наедине. Это так странно.

Как только мы вошли, то проход сразу же закрылся. Но, не успела я полюбоваться белокаменной площадью, как вдруг, под ногами вырос красный магическая круг, который разрастался энергетическим куполом над нами.

Мы все упали на землю от нестерпимой боли, только Гелиодор остался стоять, глядя вперёд.

Глава 35

Ярко алая магия колючей проволокой сковала наши тела. Под куполом оказались я и братья, а леберы были за его пределами. Они очень нервничали, размахивая крыльями.

— Гелиодор, что происходит? — превозмогая боль, прохрипела я, но он вообще не отреагировал на мой вопрос. Тупо смотрел вперёд, будто ждал кого-то.

Неужели предал нас? От этой мысли стало так горько, ведь я ему верила.

— Кто посмел явиться сюда без разрешения?! — прогремел грозный голос, и впереди показалась фигура в черно-золотом плаще.

Это был высокий мужчина в возрасте, с испещренным морщинами лицом, на котором было написано, что он нам не рад. Его густые серо-белые брови грозно нависали над прищуренным взглядом, что буквально выпускал в нас молнии.

— Мне не нужно разрешение, старик! — громко ответил Гелиодор и поднял вверх свою трость, прикоснувшись к куполу, плавно растворяя красную магию своей, зелёной.

— Вот как? — усмехнулся старик, подняв вверх свой жезл с красным камнем, и противостоял Гелиодору, блокируя его магию.

— Почему он борется с тобой? — спросила я, пытаясь сопротивляться агрессивной магии и начала потихоньку совладать с собой.

— Он не помнит меня, — мрачно ответил Гелиодор, не сдавая позиций.

— Так может, напомнишь ему, а то он сейчас нас поджарит! — глядя на братьев, которых скрючило в бараний рог, потребовала я.

— А чем я, по-твоему, занимаюсь? — прошипел Гелиодор.

— А обязательно состязаться? Может, ты ему скажешь что-нибудь?

— У тебя есть предложения? — в голосе Гелиодора вспыхнули ноты