Превращенная в мужчину - Ганс Эверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эндрис обернул шарф вокруг головы, как на портрете. Подошел к зеркалу: сохранилось ли еще сходство с бывшей женщиной?
Открылась дверь, и вошла Гвинни.
— Эндри! — крикнула она.
В чем дело? Почему она произнесла его девичье имя?
— Я облил себе рукав молоком и поэтому надел твое кимоно, — заявил он. — Иди, будем пить чай!
Совсем тихо, словно на цыпочках, Гвинни подошла к нему.
— Как красиво ты выглядишь, как в Нью-Йорке.
Она погладила его щеки нежными пальчиками.
— Увы!.. Если бы у тебя сохранились твои длинные волосы! Они были бы как плащ, как золотой плащ!
— Недурной бы я имел вид! — засмеялся он. — Волосы до колен, а к ним фрак!
— Нет, не надо фрака! — простонала Гвинни. — Не надо фрака!
* * *В зале они повстречали Тэкса Дэргема и доктора Прайндля.
— Куда вы? — спросила Гвинни.
— Шалопайничать, — ответил Тэкс. — Сначала поужинаем, затем в «Аполлон».
— Что это? Театр? — спросила она.
— Нет, что-то вроде базарного ресторанчика, — ответил Феликс, — наподобие ресторана на Пратере или в Кони-Айленд.
Гвинни обернулась к Эндрису.
— О, это весело! Пойдем вместе. Опера от нас не убежит.
— Но мы уже условились, — возразил Тэкс.
— Условились? — спросила она. — С кем?.. — Внезапное чихание прервало ее слова. Она искала в сумочке платок. — Я забыла свой платок. Поднимись наверх, Тэкс, принеси мне, пожалуйста.
Тэкс полез в карман и достал ей платочек размером в ладонь.
— Уже есть! — засмеялся он. — Если не хватит, пожалуйста… — И он вытащил еще два платочка из кармана.
Гвинни вытерла нос и с подозрением посмотрела на платки.
— С каких пор у тебя дамские платки? — спросила она. — Может быть, еще есть?
Она обыскала его, залезла к нему в карман и вытащила их один за другим.
— Что это значит? — продолжала она. — Сейчас же расскажи мне! Ты ведь знаешь, что я отвечаю за тебя!
— Вот тебе раз! — воскликнул Тэкс.
— Ты же наполовину сирота, Тэкс. — заявила она. — Ты поручен твоим покойным отцом моему отцу. Ему и твоей матери я обязана отчитываться за тебя. Это тяжелая ответственность. Не попал ли ты в когти легкомысленных женщин?
Сказала она это с величайшей серьезностью и с полнейшей убежденностью. Одновременно она красила себе губы. Тэкс стоял перед ней, как промокший пудель, широко раскрыв рот.
— Отвечай-ка! — потребовала она. — Оправдывайся, если это возможно.
— Ах, какой вздор! — бормотал тот. — Нам нужны платки для… для… одного театрального представления. Обыкновенно я покупаю их в кассе, но сегодня мы хотели… Ах, наверху их у меня более трехсот…
Гвинни напудрила себе нос. По слогам, как проповедник, она произнесла:
— У тебя триста подобных крохотных платочков? Я ничего не понимаю! Объяснитесь точнее, Тэкс Дэргем.
Эндрис с нескрываемым восторгом смотрел на свою невесту. С величайшим наслаждением он поцеловал бы ее прямо в губы при всем народе. Невероятно комичен был этот контраст между ходульными речами мудрой протухшей гувернантки, между напыщенным тоном воскресной школы в Петерсгейм-Массачусетс и маленькой светской барышней, этой восхитительной, ломкой, пестро раскрашенной фарфоровой куколкой!
— Отвечай! — настаивала она. — Твоя совесть так нечиста, что твой язык стыдится слов? Подойдите сюда, доктор Феликс Прей… Прэ… эту ужасную фамилию я никогда не выучу! Вы его товарищ, спутник его заблуждений. Сознайтесь вы: что означают эти крохотные платочки?
Она бросила последний взгляд в маленькое круглое зеркальце и сделала еще один быстрый взмах оправленной в золото заячьей лапкой.
Доктор Прайндль был не менее смущен, чем Тэкс.
— Это совсем невинная вещь, — пытался он оправдаться, — платочки — только свидетельство признания искусства одной артистки.
— А как зовут эту артистку? — допытывалась Гвинни. — И что она делает? Не пытайтесь меня обмануть, Феликс, я возьму с вас аффидавит, слышите — аффидавит!..
— Что? — пролепетал Феликс.
— Аффида-вит! — отчеканила Гвинни серьезно. — Вы не знаете, что это такое? Увы! Европейское образованье! Справьтесь потом в словаре. А теперь скажите мне всю неприглядную правду — я готова к самому худшему.
Молодой венец набрался мужества.
— Но здесь нет ничего постыдного, мисс Брискоу, — сказал он. — Ее зовут Риголетта и она гоммэз…
Гвинни перебила его:
— Кто она?..
— Гоммэз, — засмеялся Эндрис. — Ты не знаешь, что это такое? Увы! Американское воспитание! Тогда справься в словаре!
Он подумал при этом: «То же самое сказал бы в данном случае мой кузен».
— Она выступает в кабаре, — продолжал Феликс. — Она поет, танцует и при этом вытирает свой нос. Для этого ей нужны носовые платки. Их и дарит ей Тэкс в знак восхищения ее искусством. Вот и все!
— Нет, не все, — заявила Гвинни. — Вы думаете, что вам удастся провести меня. С вашей стороны благородно выступать защитником вашего друга, но это вам не поможет. Я вижу вас насквозь…
Это прозвучало эффектно, и она повторила еще раз:
— Я вижу вас насквозь, как через зер… нет, как через прозрачный кристалл. Триста носовых платков… Кто же их поставляет вам?
— Риголетта, — ответил Феликс. — Она перепродает их ему, оставляет их в кассе или приносит с собой в…
— Договаривайте! — приказал Гвинни. — Куда приносит ему платки утирательница носов?
Феликс, загнанный в тупик, выглядел совершенно подавленным:
— Он встречается с ней в «Курящей Собаке» после представления.
Тэкс бросил на него злой взгляд.
— Но не один! — воскликнул он. — Феликс там тоже бывает, со своей приятельницей Марией-Бертой.
Гвинни взглянула торжествующе:
— Вот все и вышло наружу: его приятельница. Значит, утирательница носов — твоя приятельница, Тэкс?
Она глубоко вздохнула и проговорила, преисполненная сознанием своей высокой миссии:
— Заблудшие души, я вырву вас из пасти этих кровожадных созданий! Мы идем в кабаре!
— Непременно, — поддержал ее Эндрис. — Ты должна вернуть на путь истины этих несчастных. Такова обязанность христианина, Гвинни!
Она покосилась на него недоверчиво, сомневаясь, говорит ли он это серьезно.
Он отвернулся в сторону, чтобы скрыть свой смех. При этом почувствовал: не он сказал эту фразу, не он так думает. Это сделал тот, кто бродит где-то по свету. Его кузен…
— Мы не можем идти в кабаре, оно закрыто, — заявил Тэкс.
Феликс подтвердил:
— Да, на четыре дня, оно перестраивается.
— Тогда пойдем в «Аполлон», — сказала Гвинни. — Наверно, вы там назначили свидание дамам, не правда ли, распутники?
Они переглянулись. Каждый еще надеялся, что, может быть, другой найдет выход. Но Гвинни отрезала всякий путь к возражениям:
— Итак, Тэкс, посмотри, подан ли наш автомобиль? Остальное я беру на себя. Я уж доберусь до дна этой таинственной истории с носовыми платками.
— До глубочайшего дна! — отозвался Эндрис.
Молодые люди заказали в «Грифоне» стол. Едва они успели занять места, как появились их приятельницы. Прежде чем подойти, они на секунду остановились. Мужчины встали, Гвинни вынула из сумки свой лорнет и стала внимательно рассматривать обеих грешниц.
— Смотри, какая она забавная! — воскликнула Риголетта.
Нежная Мария-Берта прибавила:
— Но милая, право, очень милая!
Разговор вначале плохо клеился. Тэкс и Феликс молча хлебали свой суп. Гвинни не спускала глаз с парижанок, сидевших напротив нее. Говорил только Эндрис. Обе девушки, отвечая ему, не лезли за словом в карман. Внезапно Гвинни вытащила крохотный платочек и кинула его Риголетте через стол. Та заметила ее движение, поймала платок и помахала им в воздухе. Она сразу все поняла. Вскочила, поиграла с платком, как на сцене, выбросив из себя уйму быстрых слов. Гвинни едва уловила половину, но достаточно, чтобы понять, что та говорит о ней, осыпает ее веселыми комплиментами. Затем Риголетта сложила платок, подбросила его в воздух, словила зубами, взяла тонкими пальцами и спела свой припев о «маленьком носике Риголетты», смешном, но очень милом.
Она это проделала так комично, что сидевшие за соседними столиками громко расхохотались. Эндрис захлопал в ладоши. Гвинни Брискоу пыталась, насколько возможно, оставаться серьезной. Но когда Риголетта подошла к ней, сделала глубокий реверанс и, проговорив торжественным тоном: «Вот, мадам, небольшой сувенир от Риголетты», вернула ей платок, Гвинни не выдержала и засмеялась вместе со всеми. Она обернулась к Эндрису и сказала ему, как бы извиняясь:
— Я буду теперь обращаться с ними очень любезно.
Эндрис одобрил:
— Да, поступай так, это, наверное, приведет к цели.
Теперь разговор уже лился свободно. Но Тэкс и Феликс, сидевшие на обоих концах стола, едва принимали в нем участие. Они не верили в перемирие и каждую минуту ждали враждебных действий. Эндрис не разделял их недоверия. Пока женщины говорят о шляпках, мир обеспечен. Парижанки спрашивали, а Гвинни рассказывала, что она покупала у той или другой модной фирмы. Она говорила также о платьях, привезенных ею из Нью-Йорка и теперь бесполезно валяющихся. Если дамы ими интересуются, она с удовольствием передаст их им. Только между ними должно быть полное доверие. Риголетта согласилась: