Концерт Патриции Каас. 5. Жизнь продолжается. Недалеко от Москвы, продолжение - Марк Михайлович Вевиоровский

кларнет было невозможно.

Осень легкой нитью паутины

К нам с тобой сошла с картины,

Вновь связала нас.

Конечно, на площади было много тех, кто уже не раз слушал Свиридова, но новенькие были сразу захвачены его голосом.

День прозрачный

Полон света золотого,

На меня ты смотришь снова,

Как последний раз.

Удивительно проникновенный голос, поддерживаемый не отрывающейся от него музыкой.

Мы друг друга

Ни о чем с тобой не спросим.

Догорая в листьях осень

Нам дает наказ -

Грусть напрасна,

Потому что жизнь прекрасна,

Если ты живешь и любишь,

Как последний раз.

Если любишь

Как последний раз.

Где-то там, в конце площади, где было свободное место, молодежь не удержалась и пошла танцевать.

Может статься,

Суждено нам вновь расстаться,

Может будет продолжаться

Сказка не для нас.

Тает в небе

Треугольник журавлиный,

На ветру горят рябины

Как последний раз.

В толпе нашлись зрители этого знаменитого спектакля и они начали подпевать.

Если ты поешь и любишь

Как последний раз.

Если любишь

Как последний раз.

Аплодисменты рванули не сразу, но были активными и продолжительными.

Все время, пока звучали аплодисменты, музыканты тихо продолжали фантазировать на тему только что прозвучавшей песни, а молодежь, поддерживая аплодирующих свистом, продолжала танцевать.

А следующая песня была совсем иной – и по мелодии, и по смыслу, и по словам.

Я живу на улице портовой

В городе столице каторжан,

Где под солнцем северным суровым

Между сопок вырос Магадан.

Среди собравшихся только несколько человек знали, откуда пришла эта песня и кто ее написал.

Он под снегами не сутулится,

Стоит наряден и высок,

И пробегает моей улицей

Наш магаданский,

Магаданский ветерок.

Только знатоки в возрасте смогли услышать – кто сочинил и спел эту песню.

Знаю я, что здесь под каждой крышей

Расцветает юность каждым днем,

Голоса девчонок и мальчишек

Часто слышу под своим окном.

Поддержал в припеве Свиридова чей-то старческий голос.

И все, что сердце заприметило,

Я в своей песенке сберег.

Так пусть ее подхватит весело

Наш магаданский,

Магаданский ветерок.

Когда несколько раз отзвучал припев и зрители отхлопали Свиридов поднял руку.

– Наверное, мало кто знает – или услышал – в этой песне автора и исполнителя, обладавшего бешеной популярностью перед Великой отечественной войной.

Зрители молчали.

– Это Вадим Козин! Вадим Козин, оставшийся после выхода из лагеря жить в Магадане!

– После такого автора трудно петь. Трудно выбрать, что петь. Но уж раз мы затронули старину – а для многих это настоящая старина …

Был день осенний

И листья грустно опадали.

В последних астрах

Печаль хрустальная жила.

Грусти тогда с тобою мы не знали.

Ведь мы любили

И для нас весна цвела.

Припев знали почти все – хотя по первому куплету не могли определить, что это. Но все равно с первых звуков чувствовалось дыханье былых лет, и достаточно давних.

Ах, эти черные глаза

Меня пленили,

Их позабыть нигде нельзя -

Они горят передо мной.

Ах, эти черные глаза

Меня любили,

Куда же скрылись вы теперь,

Кто близок вам другой?

Вновь прибывших было легко отличить от старожилов – они стояли и удивлялись. Удивлялись всему – и тихому вечеру, и музыке, и возможности вот просто так пойти потанцевать, а главное – они удивлялись чувству спокойной уверенности, что ничего не случится.

Ах, эти черные глаза

Меня погубят,

Их позабыть нигде нельзя -

Они горят передо мной.

Ах, эти черные глаза,

Кто вас полюбит,

Тот потеряет навсегда

И сердце и покой.

Среди освещенной площади и высоких домов слова старинного романса звучали, казалось бы, странно. Но слушатели ничего странного не находили, наоборот, они всей душой разделяли страдания влюбленного …

Очи черные, очи страстные,

Очи милые и прекрасные -

Как люблю я вас,

Как боюсь я вас,

Знать увидел вас

Я не в добрый час.

Мелодия старинного романса превратилась в вальс и многие пошли танцевать.

А потом зазвучала более новая мелодия, оказавшаяся для большинства тоже старой.

День погас и в золотой дали

Вечер лег синей птицей на залив,

И закат, догорая, шлет земле

Прощальный свой привет.

Теперь танцевало большинство – и старожилы, и вновь приехавшие.

В этот час, волшебный час любви,

В первый раз меня любимой назови,

Подари ты мне все звезды и луну,

Люби меня одну.

Несколько немолодых голосов дружно подхватили припев.

Пусть ночь плывет над водой

Золотою луною,

Пусть новой яркой звездой

Будет наша любовь.

И мы танцуем с тобой

Под весенней листвою,

Нас видит только ночь

В сияньи голубом.

Количество подпевающих увеличивалось и заканчивал пение довольно дружный хор.

Без меня не забывай меня,

Без меня не погаси в душе огня,

Будет ночь и будет новая луна

Нас будет ждать она.

Переждав аплодисменты Свиридов обратился к той части слушателей, которая танцевала в дальней части площади, и где к молодежи постепенно присоединялись танцующие более старшего поколения.

– Мне очень приятно, что многие расслышали танцевальные ритмы, и не только расслышали, но и прекрасно владеют этими танцами. И эта, последняя на сегодня песня, тоже для вас. Но и для всех, кто еще не начал танцевать.

Пусть тебя, моя женщина,

Не тревожит печаль.

Я сегодня торжественно

Поднимаю бокал

За глаза твои карие,

За ресницы шикарные,

За осиную талию,

И улыбку усталую,

За твои руки нежные

И за ласки безбрежные,

За тебя, моя женщина,

Поднимаю бокал.

Женя Кульченкова танцевала с мужем и обратила внимание, что и Валерий Чумачев, и Аня Кутенкова работают в две камеры, то снимая музыкантов, то слушателей, то танцующих. «Как бы хорошо написать к этому текст» подумала она.

Часто думаю по ночам -

Если б был я богат,

Я бы бросил к твоим ногам

За один только взгляд

Все рубины и жемчуга,

И презренный металл,

Все тебе, моя женщина,

Я клянусь бы отдал -

За глаза твои карие,

За ресницы шикарные,

За осиную талию

И улыбку усталую,

За твои руки нежные

И за ласки безбрежные,

За тебя, моя женщина,

Поднимаю бокал.

Теперь подхватывали припев почти все, невзирая на отсутствие голоса или слуха.

Конечно, бросить слушателей было невозможно, и через колонки зазвучала музыка уже не тех музыкантов, что только что стояли на помосте и были приняты с таким восторгом –