Локальный конфликт - Александр Марков

Малик прихватил с собой шоколадку и пачку печенья, лежавшие на столе. Их не доел один из боевиков. Малик решил умыкнуть их, пока тот не видит, а когда проснется и начнет искать пропажу, то можно будет заявить, будто он съел все накануне, но так устал, что обо всем забыл.

Он ждал напутственных речей, но его провожало только сонное дыхание боевиков.

Раз за разом Алазаев упирался в немигающие глаза Рамазана. У того светились белки, будто это все, что осталось от него, а тело и голова растворились в темноте, как в серной кислоте, и только глаза почему-то она не может переварить.

Алазаев хотел отвести от них взгляд, но, сколько бы он ни отворачивался, все равно взгляд его упирался в глаза Рамазана, как у птички, которая почувствовала, что на нее смотрит змея и сама ищет ее. Там появилась смерть, промелькнув, как быстрый хищник, который перебегает от одного ствола к дерева к другому, прячась и почти незаметно подбираясь к добыче. Можно увидеть его тень, но сделать ничего не успеешь, даже испугаться, потому что в следующий миг почувствуешь клыки у себя на горле.

Алазаев увидел тень.

Рамазан закрыл глаза, наверное для того, чтобы смерть не вырвалась из них, он преградил ей дорогу, что-то промычал неразборчиво.

- Что случилось? - прошептал Алазаев.

Он хотел выведать у Рамазана, пока тот не забыл, что он видел, вопросами побуждая боевика к разговору.

- За нами скоро придут. Завтра. Вечером. Если не улетишь, то уходи отсюда. Уходи. Удача будет на их стороне. Завтра вечером за нами придут.

Рамазан говорил таким ледяным голосом, что от его звука мурашки разбегались по спине. Становилось очень страшно, будто явиться сюда должны злые духи, с которыми невозможно совладать, а не федеральные войска.

- Кто придет?

Но Рамазан замолчал, и выдавить из него хоть слово стало уже невозможно даже с помощью самых изощренных пыток.

- Спать пора, - наконец сказал он, после паузы, словно бы кашлянул эти слова и заразил ими Алазаева.

- Спать пора, - повторил Алазаев и тут же заснул, точно принял быстродействующее снотворное или слова Рамазана были заклинанием, которое призывает сон.

Глава 12

Они стояли возле озера, смотрели в небеса, туда, где ночью появляются звезды, а сейчас остались только обрывки облаков, словно кто-то расстрелял большую тучу ракетами. Ветер, гнавший куда-то эти клочки, похожие на разорванные бумажки, перемешал их и уже, как ни складывай, как ни старайся то, что на них было написано, не прочитаешь.

Редкие снежинки, которые испуганно липли к ресницам, точно их притягивала к ним какая-то сила, подстать гравитационной, за ночь смогли выткать на озере пушистый ковер толщиной в сантиметр, но он получился таким нежным, что если на него наступишь, то обратно он не восстанавливался. Эта рана могла залечиваться несколько часов.

Самолет появился резко и неожиданно, вынырнув из-за вершин холмов, точно на одном из них стоял великан, который, раскрутив пращу, выпустил из нее самолетик, как камень.

Его борта сверкали, будто их покрыли золотым напылением, наподобие какого-нибудь спортивного кубка, или хотя бы серебром, а солнце разливалось на нем золотом и делало его более ценным призом, чем он являлся на самом деле.

Двухмоторный турбовинтовой "Скайхоук-327". Как выглядел внутри именно этот самолет, Алазаев не знал, потому что ни разу не оказывался в его салоне, но предположить мог.

Тарахтенье двигателей ветер сносил в сторону, рассеивая над холмами, поэтому казалось, что пропеллеры работают бесшумно, но в действительности от их рева у тех, кто сидел в пилотской кабине, закладывало уши. Что на нем написано, разглядеть никак не получалось из-за солнца. У военных, даже у командования, таких самолетов не было. Разве что какой-нибудь бизнесмен решил пощекотать себе нервы, засидевшись в офисе и подумав, что кровь в его жилах застоялась, ее надо разогнать, приказал поднимать в воздух свой самолет, на котором он обычно совершает деловые поездки.

Этот самолет не был опасен; завидев его, боевики не бросились в стороны, как цыплята, когда на них упала тень сокола.

Самолет развернулся боком, и тогда стало видно, что его выкупали в белой краске, или он уже где-то садился, барахтался в глубоком снегу, и из-за этого на нем стерлись все опознавательные знаки, надписи и рисунки. Он пронесся стороной, постепенно снижаясь, точно еще не решил, надо ли ему садиться или стоит пока обождать, выяснив, не настроены ли люди внизу агрессивно, не сбросят ли с плеч автоматы и не начнут ли упражняться в стрельбе.

Наконец он завалился на левое крыло, сделал еще один круг и пошел на посадку, опустив пропеллеры так низко, что казалось, они обязательно врежутся в лед и расколют его. Пилот успел выправить их, задрав нос вверх. Самолет полетел параллельно льду, разгоняя пропеллерами снег, точно чистил хоккейную коробку или беговую дорожку, а потом осел на полметра, будто провалился в яму, коснулся колесами льда, заскользил, как на коньках, потому что колеса прокручивались. Пилоту приходилось сейчас, вероятно, очень трудно, как водителю автомобиля, который влетел на обледеневшую дорогу на слишком большой скорости.

Пропеллеры крутились уже вяло, но самолет, словно не зная этого, скользил вперед, почти не снижая скорости. Если так будет продолжаться и дальше, то пилоту, чтобы не врезаться в холмы, придется заставлять пропеллеры крутиться в обратную сторону. Интересно, предусмотрели ли его конструкторы реверс, как на кораблях, подводных лодках или аудиомагнитофонах?

Закрылки стояли дыбом, совсем как шерсть на загривке рассерженной собаки, а хвост ходил из стороны в сторону, точно у лавировавшей на мелководье рыбы. Что же это за зверь такой получится, если скрестить рыбу с собакой? Да еще крылья к ней добавить. Ветер испугался ссориться с этим чудищем, стал давить на закрылки, силясь остановить самолет. Он покатился поспокойнее, уже не сломя голову, подрулил к боевикам, присыпав их снегом, точно сахарной пудрой, остановился метрах в десяти от них. Подбираться ближе пилот не стал, опасаясь наткнуться на камни, занесенные снегом. Ему не хотелось оставаться здесь навсегда из-за поломанного шасси. Одному ему поломку не исправить, сепаратисты вряд ли сумеют помочь, а через несколько дней лед станет таким тонким, что провалится под тяжестью самолета. Полузатопленный в озере самолет станет еще одной загадкой для федералов, когда те на него наткнутся. Но почему он здесь оказался, догадаться-то нетрудно.

Больше всего самолет напоминал сейчас корабль, бросивший якорь неподалеку от берега, чтобы не пропороть днище о рифы в незнакомой бухте. От него должна отчалить шлюпка. Местное население вышло его встречать.