Русская Доктрина - Андрей Кобяков

Западные образцы монархий нового времени, то есть монархии абсолютные и монархии конституционные, несвойственны русской истории. Нам свойственна монархия сословно-представительная, которая прекрасно уживается с мощной демократической традицией и с традицией аристократической. Если на Западе демократия сейчас и существует, то она сильно повреждена, во-первых, бюрократией и, во-вторых, различными олигархиями – корпорациями богатых, корпорациями тайных обществ, корпорациями массмедиа. Грядут и новые – сетевые – корпорации, которые, скорее всего, окончательно похоронят западную демократию. Но это не должно нас заботить слишком сильно: если мы признаем необходимость своей русской демократии, духовно суверенной, вызванной внутренними потребностями нации, то эта демократия должна существовать и развиваться без всякой оглядки на происходящее “у них”.

По мысли Л.П. Карсавина, кризис власти и правящего слоя часто путают с “эпифеноменами” исторического процесса (кризисом форм монархии, парламентаризма, демократии и т.п.). На деле, не имеет решающего значения, какая конкретно форма сочетания политических начал восторжествовала в данный момент, – ведь эта форма находится в зависимости от правящего слоя и от механизмов формирования и обновления этого слоя. При наличии здорового правящего слоя никакая диктатура не способна представить угрозу для национально-государственной традиции. Если же правящий слой болен, то политические формы сами по себе не послужат ему лекарством. Коррупцию не исцелишь с помощью “демократической процедуры”, психологию временщика нельзя изгнать с помощью “монархии”, поскольку и сами “монархи” иногда ощущают себя на троне, как на чемоданах.

Не имеет решающего значения, какая конкретно форма сочетания политических начал восторжествовала в данный момент, – ведь эта форма находится в зависимости от правящего слоя. При наличии здорового правящего слоя никакая диктатура не способна представить угрозу для национально-государственной традиции. Если же правящий слой болен, то политические формы сами по себе не послужат ему лекарством.

Мы считаем, что спор о конкретной форме государственного устройства является тактическим и вторичным по отношению к вопросу о путях смены и обновления правящего слоя России. Если механизм такого обновления будет построен, то правящий слой под руководством автократической власти и при участии всей нации, вовлеченной в “демократические процедуры”, сам осознает необходимость перетекания государственной системы из одного режима в другой. Важно добиться определенной пропорциональности между тремя политическими началами нации. Современная политическая элита России по существу своего положения и происхождения не может и не желает исполнять функции правящего слоя суверенной державы. Необходимы железная воля и разумное смирение, чтобы сообщить нашей государственной системе новую сложность, снабдить ее параллельными институтами, которые постепенно вывели бы старую номенклатуру из поля государственного управления.

В конституциях многих государств предпринимались попытки в той или иной форме воспроизвести классическое – римское – сочетание политических начал, однако они неизменно разбивались о политико-правовые инструменты европейского Нового времени, принципиально противоречащие как идее самодержавия, так и “сочетанному правлению”. Эти новоевропейские принципы, пересаживание которых на нашу почву представляется неорганичным для России, суть парламентская представительная система и принцип разделения властей.

Система представительства надстраивает над исходным демократическим суверенитетом квазиаристократию (политический класс) и квазимонархию (президентское правление там, где оно существует и где президент понимается как “представитель нации”). При этом подлинный суверенитет размывается – он не принадлежит народу, поскольку представительное правление основано на постулате о несвязанности представителя прямой волей тех, кто его выбрал. Однако не принадлежит суверенитет и самим представителям, поскольку их легитимность постоянно оспаривается с помощью выборов. Фактически подлинными центрами власти в рамках такой системы являются формальные и неформальные политические объединения – либо партии, либо политические клики, олигархические группы, негосударственные, а то и тайные организации. (То есть структуры, находящиеся вне какой-либо политической ответственности.)

Говорить, что новоевропейские политические системы являются наиболее успешными и эффективными – явное отступление от истины. Они обеспечивают определенную политическую устойчивость, но не обеспечивают подлинной национальной мобилизации. Когда встает задача экстренной мобилизации нации, для осуществления ее в рамках подобных режимов формируются неформальные политические надстройки, основанные на харизме лидера или на передаче ему политической элитой особого кредита доверия – так создавалась фактическая диктатура Франклина Рузвельта в США или режим личной власти де Голля во Франции.

Напротив, разумное сочетание первичных политических форм при условии концентрации всего политического организма вокруг единой национальной цели позволило бы России не только выйти из кризиса, но и выработать наконец новую политическую модель, которая была бы для России органичной и исторически своеобразной. Мы попытаемся изложить здесь некоторые базовые принципы этого устройства, которое могло бы быть не менее сложным, чем современная западная демократия, но только эта сложность лежала бы в совсем другой плоскости.

Национальной властью России должна стать совокупность трех государственных начал – демократии, компетентной аристократии и единоначалия в их конкретных политических формах. Примитивизация этих принципов – узурпация единоличной власти, “демократическая” демагогия или формирование олигархических кланов – наносит ущерб согласованному национальному порядку. Необходимостью соблюдения этого “золотого правила” (согласованного сочетания политических начал) определяется сложность излагаемой системы по сравнению, допустим, с монархией или популярными разговорами о национальной диктатуре.

Национальной властью России должна стать совокупность трех государственных начал – демократии, компетентной аристократии и единоначалия в их конкретных политических формах. Примитивизация этих принципов – узурпация единоличной власти, “демократическая” демагогия или формирование олигархических кланов – наносит ущерб согласованному национальному порядку

3. Три принципа государственного устройства

1). Итак, первым принципом гармоничного государственного устройства должен быть принцип демократии, в значительной степени минующей посреднические представительные институты. Это значит, что ключевые политические решения, требующие всенародного обсуждения, должны приниматься самими гражданами, а также их объединениями. Подлинным инструментом непосредственной демократии могла бы стать система советов (можно повторить удачный термин, утвердившийся в ХХ веке, но совсем с иным смыслом), то есть групп граждан равной численности (минимальное число – 100 человек), имеющих право обсуждать и открытым или закрытым голосованием выносить решения по важнейшим политическим вопросам. Выносимые на всенародное обсуждение решения должны приниматься большинством от высказавшихся советов, а решения в советах – большинством, но вне зависимости от какого-либо кворума. Тем самым каждому гражданину должно быть предоставлено право активного участия (или неучастия в случае непосещения совета) в политике и принятии решений, причем не только в качестве избирателя, но и в качестве активного агитатора в пользу того или иного мнения. А конечное решение будет приниматься не просто большинством, но большинством убежденных в его правильности гражданских сообществ. Помимо плебисцитарных функций советы возьмут на себя и функции обсуждения и решения местных вопросов, тем самым они войдут в земскую, муниципальную, “низовую” систему самоуправления в качестве их элементарных единиц.

Реализация непосредственной демократии наиболее эффективна не через выборы депутатов, каждый из которых обладает слишком большой свободой для выражения собственных, личных политических взглядов, но через делегирование “выборщику”, “гласному”, “представителю” права передавать высшему представительному органу государства – Земскому собору – волю делегировавших их общин. По существу, в технических условиях современных коммуникаций роль “выборщиков” или “гласных” может взять на себя и надежная электронная система передачи “голоса” снизу вверх. Однако это не означает, что низовые “советы”, “общины”, “земства” не нуждаются в постоянных представителях в высших органах и институтах управления, в районных и областных центрах для наблюдения за ходом политической дискуссии и согласования законодательных и административных решений. Кроме того, представители низов могли бы контролировать четкость и оперативность поступления “гласа народа” по адресу, а при необходимости и дублировать его. В случае ошибки или неадекватной передачи мнения общины на Земском соборе или на оперативном совещании какого-либо уровня власти община должна иметь право не только требовать наказания виновных, но и отозвать свой голос. Ведь политическое и административное управление государством – это не спортивная игра, “судейские ошибки” здесь не должны быть необратимыми.