Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

— Надеюсь, к тому времени мы будем знать больше, чем сейчас, — добавила она. — Наши дамы вернутся к обеду. Я рассчитываю, что они помогут пролить хоть какой-то свет на эту тайну. И всегда можно перечитать бумаги твоего кузена. Я только начала с ними.

Она помахала рукой стене, выводящей её из себя:

— Увидимся в воскресенье, ты, вредная загадка.

— Если не будет дождя, — добавил Лайл.

— «Стены имеют глаза и уши, но берегись, тот, кто внизу[23]», — повторил Лайл. — И всё?

Обе леди кивнули. Они поздно возвратились из Эдинбурга, где обедали со своими друзьями.

За лёгким ужином дамы сообщили о результатах их бесед с прислугой Фредерика Далмэя.

Которые исчерпывались двумя вышеупомянутыми фразами.

— Простите, мои драгоценные, — сокрушалась леди Уайткоут. — Это сущая чепуха.

— И отнюдь не секрет, — добавила леди Купер. — Всему миру известно о предсмертных словах Фредерика Далмэя. Все сочли их одной из его шуток.

— Шуток, которые в последние месяцы становились всё более и более бессмысленными, — сообщила леди Уайткоут.

Весь мир знал о его романе с местной вдовой, который продолжался годами. Все знали обо всех его романах. Кузен Лайла любил женщин, и они отвечали ему тем же.

Очевидно, ему нравилось коллекционировать разные предметы, так же как он любил шутки и женщин. Каждый раз, когда он находил книгу, или памфлет, или письмо, касающееся замка Горвуд, то приходил в восторг. Он не выделял — по крайней мере, очевидным образом — никаких документов, посвящённых мифическому сокровищу.

Однако…

— Стены, — повторил Лайл.

Он бросил взгляд на Оливию, которая гоняла по тарелке кусочек пирога. Она так поступала с большинством своей пищи: складывала и раскладывала её, и снова вспоминала, что это надо съесть.

— Да, — согласилась она, явно мыслями витая где-то в другом месте. — Стены.

Братья Рэнкин следили, как Мэри Миллар вместе с кем-то еще выводит своего пьяного брата из таверны.

— Это парень оказался полезным, — сказал Рой.

— Хотя бы раз, — поддакнул Джок.

Мэри Миллар работала горничной в замке Горвуд. Её брат был сапожником. Братья Рэнкин сообщили Мэри, что беспокоятся о том, как бы пальцы Глауда не могли случайно оказаться сломанными. Они переживали, что такое может произойти, если Мэри не начнёт вести себя дружелюбнее и не станет больше с ними общаться, рассказывая, к примеру, обо всём происходящем в замке. Они также волновались о том, что может случиться с нею самой, если она проронит хоть слово об этом.

Любой, кто покупал Глауду выпивку, был его другом. Прошлой ночью Рэнкины стали ему очень близкими друзьями. Каждый вечер, когда Мэри приходила забирать его, он сидел в углу, вдали ото всех, с двумя своими добрыми друзьями. Мэри присаживалась и говорила с ними, быстро и очень тихо. Сегодня она рассказала им о визите двух пожилых леди в Эдинбург.

— Теперь они знают, что сказал старик, — заключил Джок. — Но они не копают.

— «Стены имеют глаза и уши, но берегись, тот, кто внизу», — проговорил Рой. — А что может находиться под стеной, кроме земли?

Джок осмотрелся, но вокруг никто не прислушивался к их разговору. Даже когда паб бывал переполненным, люди обычно оставляли вокруг них некоторое пространство. Он наклонился над своей кружкой и произнёс:

— Мы находили кое-что в земле. Возле стены.

Джок смотрел в свою кружку:

— Они не копают, по-настоящему, и мы не можем.

Рой задумался.

— Я свихнусь, ей-богу, — сказал Джок. — Всё это время…

— Может, слова старика означают что-то другое, — приговорил Рой.

Для Джока это было чересчур сложно. Он покачал головой, поднял кружку и осушил её.

— Может, они смогут разгадать, что они означают, — продолжал Рой. — Спору нет. Старик был образованный. Сынок лэрда тоже образованный. Может, сказанное им — эти непонятные слова — обозначают что-то другое. А бумажка всё объясняет. Мы не можем добыть эту бумажку. Мы ничего не можем поделать. Может, мы позволим им проделать всю работу.

— И найти клад? — спросил Джок. — Вот так? Сдаться?

— Почему бы им не сделать всё за нас и не найти его? — ответил Рой. — Найти — одно дело, а вот сохранить — совсем другое.

— Ты подцепил горячку, Рой? — изумился его брат. — Думаешь, мы сможем отобрать клад у них? С полным домом прислуги и этим ублюдком Хэрриком во главе? Двери на засовах. Капканы в подвале.

— У нас есть Мэри, — сказал Рой. — Она сделает, как мы прикажем.

— Чтоб вам пусто было! — вскричала Оливия. — Чёртовы, упрямые камни! Вы не сфинксы, чтоб вам треснуть! Там что-то есть, и все мы это знаем.

Она ударила по стене антресоли деревянным молоточком.

— Не…

— Ой! — Молоток с грохотом упал на пол.

— Не стучи так сильно, — пробормотал Лайл. Он поднял свой молоток и направился к Оливии. Она потирала руку. Он оттолкнул её кисть и начал массировать ушиб.

— Тебе нужно легонько постукивать, — сказал он.

— У меня к этому нет таланта, — ответила Оливия. — Я не знаю, для чего стучу. Не знаю, что должна услышать. Ты не мог бы просто делать так, как Бельцони [24]?

Перегрин перестал растирать её руку.

— А что сделал Бельцони?

— Сам знаешь. Ты мне когда-то объяснял. Он осматривал структуру и распознавал отличия в песке или в каменной кладке. Так он отыскал вход во Вторую пирамиду. Он рассказывал об этом в своей книге.

Она указала на стену:

— Ты не можешь просто увидеть?

— Я смотрел, — ответил Лайл. — Но здесь совсем по-другому. Нет ни песка, ни щебёнки. Я даже не знаю точно, что ищу.

Он осознал, что больше не массирует руку Оливии, но и не выпускает её из своей. Перегрин отпустил её, нежно и аккуратно, отступая на шаг назад.

Прошло пять дней.

Это было очень долго. Они были заняты, разбирая бумаги и книги Фредерика. Но не за закрытыми дверями. Они перенесли вниз все документы и работали в большом зале, Лайл — на своей половине стола, Оливия — на своей.

Они не говорили этого вслух. Это было не нужно. Некоторые вещи вышли из-под контроля, и даже Оливия это признавала. Она видела, что они стоят на краю пропасти, и даже она, столь беспечная, сделала шаг назад.

Мы погубим жизни друг другу… Я не соглашусь на второе место в сердце мужчины…

— Где наша подсказка? — Спросил Перегрин.

— Где-то на полу, — ответила она. — Я её уронила. И жалею, что вообще нашла её.