Правила Дома сидра - John Irving

И вся крыша кругом ржавая, ни одного чистого пятна — значит, лунный свет отражался не от нее. Гомер еще раз осмотрелся и заметил разбитое стекло — несколько больших кусков застряли в жестяном желобе. Должно быть, оно и отражает луну, решил Гомер.

Наверное, кто-то разбил здесь бутылку из-под пива или рома, виски или джина. Он попытался представить себе, как эти черные пьют ночью на крыше, но дождь промочил его насквозь, а ледяной ветер пробирал до костей. Медленно спускаясь по скату крыши к тому краю, где легче всего спуститься на землю, он обнаружил, что порезал руку, а войдя в дом, увидел, что кровь течет слишком сильно для такой маленькой ранки. Наверное, там застрял кусочек стекла, подумал он. Грейс Линч, должно быть, слышала, как он промывает ранку под кухонным краном, если только не догадалась, что он не уехал, еще раньше, когда он лазил по крыше. К удивлению Гомера, Грейс все еще сидела в чане.

— Помоги мне, — крикнула она. — Я не могу вылезти.

Это была ложь; она просто хотела подозвать его. Но сироты доверчивы и наивны, любая ложь слишком сложна для их бесхитростной и простой натуры, и Гомер, хотя с некоторым беспокойством, но все же ничего не подозревая, послушно подошел к чану. Грейс тут же схватила его за запястья. Железная хватка ее тонких пальцев ошеломила Гомера; он потерял равновесие и чуть не упал в чан, прямо на нее. Она была совсем раздета, но Гомера поразила даже не самая нагота, а страшные, торчащие кости Грейс. Она походила на голодное животное из зверинца средней руки, где зверей часто и сильно бьют. Крупные синяки темнели на ягодицах и бедрах, отпечатки больших пальцев на запястьях отливали густо-лиловым цветом, но страшнее всего был желтовато-зеленый кровоподтек на маленькой жалкой груди.

— Отпусти меня, — попросил Гомер.

— Я знаю, что там делают, откуда ты приехал! — выкрикнула Грей Линч, дергая его за руки.

— Да, — кивнул Гомер, методично отдирая ее пальцы, но она ловко вскарабкалась на стенку чана и сильно укусила его в руку.

Он понимал, что придется оттолкнуть ее, но боялся, что она расшибется. И тут оба услышали, что к дому, хлюпая по лужам, подъезжает фургон Уолли. Грейс Линч отпустила Гомера и поспешно оделась. Уолли сидел в фургоне под проливным дождем и сигналил, и Гомер выбежал узнать, что случилось.

— Быстрей лезь в машину, — крикнул Уолли. — Надо выручать моего придурочного папеньку — он что-то натворил у Санборнов.

Гомер невольно вздрогнул. Он вырос в мире, где нет отцов, и не представлял себе, как человек, у которого отец есть, может назвать его «придурочным», пусть даже это и правда. На заднем сиденье машины лежал пакет с грейвенстинами. Гомер положил яблоки на колени, и Уолли поехал по Питьевому шоссе к магазину Санборнов. Милдред и Берт Санборны были давние друзья Сениора; он учился с ними в школе и одно время даже встречался с Милдред — до того, как познакомился с Олив, и до того, как Милдред вышла замуж за Берта.

Уоррен Титус, хозяин соседней скобяной лавки, стоял на крыльце их магазина и никого не пускал внутрь.

— Хорошо, что ты приехал, Уолли, — сказал он. — Твой папаша здорово нашалил.

Гомер и Уолли вбежали в магазин. Милдред и Берт удерживали Сениора в углу возле полок с бакалеей; Сениор уделал себя и пол вокруг мукой и сахаром. Вид у него был затравленный, и Гомер вспомнил Грейс Линч.

— Что случилось, папа? — спросил Уолли.

Увидев его, Милдред Санборн облегченно вздохнула, но Берт глаз не спускал с Сениора.

— Случилось, папа, — повторил Сениор.

— Не мог найти собачью еду и разозлился, — объяснил Берт Уолли, все еще глядя на Сениора: он боялся, что тот снова начнет чудить и порушит другие полки.

— Зачем ты искал собачью еду, папа? — спросил Уолли.

— Собачью еду, папа, — повторил Сениор.

— Похоже, он уже ничего не помнит, Уолли, — сказал Берт Санборн.

— Мы объясняли ему, что у него нет собаки, — подхватила Милдред.

— Помню-помню, чем мы с тобой занимались, Милли! — выкрикнул Сениор.

— Ну, опять пошло-поехало, — покачал головой Берт. — Успокойся, Сениор, — сказал он мягко. — Мы все тебе друзья.

— Мне нужно покормить Блинки, — сказал Сениор.

— У него в детстве была собака по кличке Блинки, — объяснила Уолли Милли Санборн.

— Сениор, если твой Блинки был бы жив, — сказал Берт Санборн, — он был бы старше нас.

— Старше нас, — повторил Сениор.

— Поехали домой, папа, — сказал Уолли.

— Домой, папа, — повторил Сениор и покорно поплелся вместе с Уолли и Гомером к фургону.

— Знаешь, что я тебе скажу, Уолли? — Уоррен Титус открыл перед ними дверцу фургона. — Это не от пьянки. От него сейчас не пахнет.

— Это что-то другое, Уолли, — кивнул Берт Санборн.

— А ты кто? — Сениор уставился на Гомера.

— Гомер Бур, мистер Уортингтон, — ответил Гомер.

— Мистер Уортингтон, — повторил Сениор.

Минут пять они ехали в полном молчании, и вдруг Сениор закричал:

— Заткнитесь все!

Олив встречала их на подъездной дороге. На Сениора она даже не взглянула и обратилась к Уолли:

— Уж не знаю, что он пил сегодня утром, но точно не водку. От него не пахло. Я бы не разрешила ему взять машину, если бы он пил.

— Кажется, выпивка тут ни при чем, мама, — сказал Уолли.

С помощью Гомера он отвел Сениора в спальню, снял с него ботинки и уговорил лечь в постель.

— А знаешь, я как-то раз трахнул Милли, — сказал Сениор сыну.

— Да, папа, конечно, — отозвался Уолли.

— Я трахнул Милли, трахнул Милли! — повторил Сениор.

Чтобы отвлечь отца, Уолли стал читать ему шуточные стишки. Когда-то Сениор знал их уйму и выучил им Уолли, но теперь с трудом вспоминал, хотя Уолли читал медленно, строчку за строчкой.

— Папа, помнишь про герцогиню Кентскую? — спросил Уолли отца.

— Конечно, — кивнул Сениор, но не сказал больше ни слова.

— «Бедняжка герцогиня Кентская… — начал Уолли, но Сениор не подхватил, и Уолли продолжил: — Дыра у нее слишком тесная».

— Тесная, — повторил Сениор.

Уолли еще раз продекламировал первые две строчки:

Бедняжка герцогиня Кентская,Дыра у нее слишком тесная.

— Слишком тесная! — крикнул Сениор. И пропел дальше:

Красотка слезами заливается:«Без кувалды не получается».{26}

О Боже, подумал Гомер. Сениор озадаченно молчал. Они посидели с ним еще немного и ушли, когда им показалось, что он заснул.

Внизу Гомер сказал Олив и Уолли, что, по его мнению, у Сениора какое-то неврологическое заболевание.

— Неврологическое? — переспросила Олив.

— Как это? — удивился Уолли.

Наверху Сениор опять закричал:

— Слишком тесная!

У Гомера тоже была привычка повторять последнее слово, но тут был явно особенный случай, и в письме к д-ру Кедру он прежде всего упомянул этот симптом. «Сениор все время повторяет концы фраз», — писал Гомер и прибавил еще, что отец Уолли забывает названия самых простых вещей; на днях не смог попросить сигарету — словно онемел, показывая на нагрудный карман сына. «Как будто слово „сигарета“ напрочь выскочило у него из головы, — писал Гомер. — А во время последней поездки по магазинам Сениор не мог открыть защелку на бардачке машины. И еще у него появилась странная манера снимать с себя пушинки. Такое впечатление, что ему кажется, будто на нем плохо почищенный пиджак».

Олив Уортингтон сказала Гомеру, что их семейный врач, старикашка еще древнее д-ра Кедра, твердо уверен, что все странности Сениора «исключительно алкогольного происхождения».

— Док Перкинс уже совсем старый, мама, ему пора на покой, — заметил Уолли.

— Док Перкинс знает, что говорит, — ответила Олив. — Он помог тебе появиться на свет.

— Готов поспорить, это была нетрудная работа, — весело отозвался Уолли.

«Не сомневаюсь», — подумал Гомер. Ему казалось, что Уолли в этой жизни все достается легко, безо всяких усилий. Не за счет других, что было бы дурно, а само собой и как бы по праву. Словно он принц штата Мэн, будущий король Новой Англии и рожден, чтобы всегда быть первым.

Ответное письмо д-ра Кедра было таким важным, что Гомер тут же отнес его миссис Уортингтон.

«Гомер, то, что ты мне описал, очень похоже на прогрессирующее органическое поражение мозга, — писал д-р Кедр. — Для почтенного возраста, в каком находится мистер Уортингтон, выбор диагнозов не так уж велик, и я почти уверен, что у него болезнь Альцгеймера{27} — разновидность старческого слабоумия. Это довольно редкое заболевание, я читал о нем в „Медицинском журнале Новой Англии“. Один из симптомов болезни — постоянное стряхивание с одежды воображаемых соринок, невропатологи называют это явление карфологией. По мере того как состояние больного ухудшается, что неминуемо при болезни Альцгеймера, он начинает повторять, как эхо, окончания фраз, которые слышит. Для этого тоже есть термин — эхолалия. А неспособность назвать даже самые обычные предметы, например сигареты, вызвана утратой способности узнавать их. То, что он не мог открыть бардачок в машине, то есть разучился совершать привычные действия, тоже типично для этой болезни и носит название „апраксия“. Ты обязательно должен убедить миссис Уортингтон показать мужа невропатологу. Я точно знаю, что по крайней мере один такой врач в Мэне есть. Но конечно, это всего лишь мое предположение».