Герой ее мечты - Конни Брокуэй

— Не убегай, Венис. — Положив руку на другое плечо, он повернул ее лицом к себе.

Ослепительно белый хлопок чистой рубашки, которую он надел, дразняще контрастировал с его загорелой кожей, и Венис, мгновенно смутившись, начала заправлять болтающийся подол своей пропитанной потом, грязной блузки.

— Я не убегаю, скованно возразила она, а про себя призналась: «Лгунья».

— Прекрасно. — Ноубл усмехнулся. Потому что я хочу кое-что показать тебе. — Он на секунду замолчал, заметив подозрение у нее на лице, и расхохотался: — Ничего такого! Клянусь! У вас, Венис Лейланд, ей-богу, грязные мысли!

— Не понимаю, о чем ты, — сказала Венис, но ее лицо и шея густо покраснели.

— Ладно, — ответил он, продолжая смеяться. — Хотя если ты действительно хочешь…

— Не хочу! — выкрикнула Венис.

— По-моему, ты не знаешь, что я собираюсь сказать.

— Нет, — заносчиво бросила она. — Но, зная тебя; могу догадаться, какое непристойное предложение у тебя на уме.

— Ты права. — Ноубл наклонился к ней. — Если речь идет о тебе, то я способен составить целую книгу безнравственных предложений.

— Я знаю.

— Но не сейчас. Просто я нашел кое-что, чем хочу поделиться с тобой. — Насмешливые нотки исчезли из его голоса, и Ноубл предложил ей руку так уверенно, что Венис не колеблясь приняла ее.

— Не думаю, что это будет ванна? — с тоской спросила она.

— К сожалению, это не в моих силах, и, кроме того, ты выглядишь прекрасно.

— Разумеется, — с издевкой отозвалась Венис, стараясь сдержаться. — Я настоящая лесная нимфа, настолько покрытая грязью, что могу напугать охотников.

Ноубл со смехом потянул ее вперед и, сияя от радости, повел по узкой тропинке вверх. Пройдя четверть мили вдоль восточного склона горы, они вышли к огромному выходу горных пород, сурово возвышавшемуся над рощей корабельных сосен.

— Подожди здесь, — сказал Ноубл.

Подойдя к одному из высоких деревьев, он схватился за нижнюю ветку и, раскачавшись, поднялся на нижнюю развилку. Затаив дыхание, Венис следила, как он без усилий взбирался наверх, а потом перепрыгнул с верхушки дерева на вершину скалы.

— Это обязательно? — крикнула Венис.

— Нет, но таким образом мы сэкономим час и обойдемся без тяжелого подъема, — крикнул в ответ он и, размотав веревку, намотанную у него на локте, бросил Венис один конец. — Обвяжи ее вокруг пояса и ухватись за веревку, пока…

— Пока я буду идти по скату скалы, ты будешь тянуть. — Сделав то, что он сказал, Венис расположилась у основания огромного выхода породы.

— Ты уже это проделывала, — заметил Ноубл, выбирая слабину веревки.

— Дважды. Это было просто восхитительно.

— Тогда, Венис, будь готова испытать восхищение в третий раз, — сказал Ноубл и начал тянуть ее вверх.

Все шло гладко: прижимаясь к туго натянутой веревке и перехватывая руки, Венис поднималась вверх и через несколько минут добралась до вершины. Схватив ее за воротник куртки, Ноубл поднял Венис и поставил рядом с собой.

Тяжело дыша, они стояли на вершине утеса и улыбались друг другу.

— Отлично, — сказала Венис, чувствуя, как ее переполняют удовольствие и возбуждение. — Что дальше? Куда мы пойдем?

Не говоря ни слова, Ноубл мягко взял ее за плечи и развернул кругом.

Под ними лежало возрождавшееся к жизни поле.

Среди черных, обуглившихся остатков сгоревшего леса расстилалась, словно отрез тончайшей ткани, зеленая трава, и замысловатое смешение нежных, высоких трав и горных цветов колыхалось на слабом ветерке.

— Фантастика, — прошептала Венис.

— На меня это всегда производит такое же впечатление, — кивнул Ноубл. — Просто волшебство, как земля возвращает себе то, что потеряла.

— Как давно был пожар?

— Три года назад.

— Ты шутишь! Здесь была бы выжженная земля, если бы пожар был так недавно.

— Я понимаю, что этому трудно поверить, но это правда. Я боялся, что не смогу уйти от того пожара.

— Ты был здесь?

— Не совсем здесь, — он усмехнулся, — около двух миль на юг. Я видел дым. Давай спустимся туда.

Ноубл спустил ее с обрыва и быстро спустился следом. Оказавшись на земле, он снова взял Венис за руку и повел в поле по густой траве, которая смягчала их шаги, мимо причудливых грандиозных шпилей обуглившихся древесных стволов, придававших лугу соборную величавость.

— У меня такое чувство, что я должна говорить шепотом, — призналась Венис.

— И у меня тоже. — Остановившись, Ноубл выпустил ее руку и указал на низкие кусты: — Здесь недолго будет такая священная обстановка. Птицы уже вернулись, и при таком количестве ягод вокруг я не удивлюсь, если медведи тоже вернулись.

— Медведи?

— Не бойся, Венис. — Озорно выгнув брови, он протянул ей руку. — Я защищу тебя от больших злых медведей.

— Ха! — Она оттолкнула его руку. — Медведи не пугают меня, а интересуют. Я никогда не видела медведя-гризли. А если мне и требуется защита от кого-нибудь, так только от тебя.

— Мудрая женщина, — игриво сказал Ноубл, наклонившись ближе.

— Да? Если я такая мудрая, то что я делаю здесь с тобой? — Слова слетели с ее губ бесконтрольно, и Ноубл моментально стал серьезным.

— Ты здесь, потому что любишь меня и хочешь быть со мной, так же, как я люблю тебя и хочу быть с тобой.

— Любви недостаточно, Ноубл, — печально сказала Венис.

— Почему? Потому что ее было недостаточно для твоих отца и матери?

Она посмотрела на него, стараясь понять, есть ли отвращение в его взгляде, но увидела только сострадание.

— Милтон рассказал тебе об их разводе, — догадалась она.

— Да. Но почему ты сама не рассказала мне, Венис?

— Мне было нельзя, — просто сказала она. — И к тому времени, когда ты стал жить у нас, я почти убедила себя, что моя мать умерла. А еще я думала, что ты, будучи католиком, возненавидишь меня, если узнаешь, что мои родители развелись.

— Расскажи мне о ней, Венис, — покачав головой, попросил Ноубл.

— О моей матери?

— Почему ты так удивлена?

— Не знаю, — откровенно призналась она. — Я… Я никогда прежде не говорила о ней.

— Никогда?

— Всего пару раз с дядей Милтоном. Мне не позволяли произносить ее имя. Это стало привычкой, которой я просто придерживалась.

— Что ты помнишь о ней?

— Ничего. Нет, не смотри так недоверчиво. Это правда. Они с отцом развелись, когда мне было всего два года. — У Ноубла был такой грустный и сочувственный вид, что Венис порылась в памяти, чтобы что-то предложить ему. — Мне кажется, она часто танцевала со мной. Я помню, как меня кружили и кружили, а я смеялась.