Человек-компьютер - Майкл Крайтон

Мерт стряхнул капли с рук и проворчал:

— Да, и каждая строит мне глазки. Впрочем, добрая половина замужних женщин тоже…

Филлис вытерла длинные тонкие пальцы и, криво улыбнувшись, взглянула на него:

— Не подумайте, доктор, что я недооцениваю вашу внешность, но я ведь принадлежу к категории незамужних. Надеюсь, я не слишком вам досаждаю…

Он встревоженно посмотрел на нее.

— Конечно… Нет… Нет! Конечно же, нет. Я говорю о сестрах и санитарках. Что это с ними? Такое впечатление, будто все они рехнулись!

Филлис, глядя на него в зеркало, расчесывала свои короткие темные волосы.

— Уверяю вас, мужчины не лучше. Стажеры и братья милосердия, стоит нам столкнуться где-нибудь, буквально поедают меня глазами.

— Не кажется ли вам, что каким-то образом это связано с вашей теорией «любовной лихорадки»?

— А вы как думаете?

— Я не думаю. Я всячески увиливаю от этого. Советую и вам поступать так же, — ответил Мерт, надевая пиджак и затягивая галстук.

Она уселась в его вращающемся кресле и кокетливо скрестила стройные ноги.

— Знаете, чем обеспокоены наши коллеги в поликлинике на приеме больных?

— Нет, ничего не слышал об этом, — сказал Мерт.

Она достала из сумочки пилку и занялась своими и без того коротко подстриженными ногтями.

— Из различных отделений к нам идет поток пациентов. Тамошние врачи бессильны поставить диагноз по тем странным симптомам, на которые жалуются больные.

— Вы правы. Я заметил, что в лабораторию поступает огромное количество анализов крови без каких-либо патологических изменений, — припомнил Мерт. — По правде говоря, я не пытался в них разобраться.

— Зато я пыталась, — чуть нахмурившись, сказала Филлис. — Мне кажется, все они там, в поликлинике, с ума посходили, кошмар какой-то.

— А какие симптомы?

— В основном неврологические, — ответила Филлис. — Апатия, отсутствие аппетита, учащенное сердцебиение, холодный пот и рассеянность.

— Почему же они не обращаются в психиатрические больницы?

— Там все переполнено. Психиатры присылают своих пациентов к нам.

— Возраст больных?

— От мала до велика. С вашего разрешения я бы поработала немного над различными образцами крови.

— Очередная теория? — саркастически спросил Мерт.

— Да. Так разрешите, я попробую?

Мерт поправил перед зеркалом соломенную шляпу и с удивлением заметил, что ноздри его правильного носа подрагивают.

— После трех часов дня вы вольны располагать своим временем как угодно. Если вам не жаль собственной диссертации, меня это не касается.

Он направился к двери и, уже открывая ее, вдруг осознал, что ему не ответили. Он оглянулся: Филлис сидела в профиль к нему, ее вытянутое в длину тело держалось на трех точках: ноги в туфлях на непрофессионально высоких каблуках упирались в кромку линолеума, спиной она едва касалась краешка кресла, а голова откинулась на его спинку. Она затянулась длинной сигаретой с фильтром и пустила дым в потолок.

— Фью-ю, — произнесла она.

При этом ее плоский живот как бы подпрыгнул, а вместе с ним качнулась и пышная грудь, обтянутая мягким изумрудно-зеленым жакетом.

— Спокойной ночи! — сказал Мерт, быстро закрывая за собой дверь. Он вдруг почувствовал острую боль в груди, но тут же решил, что это просто зов плоти — такое он испытал, пожалуй, впервые за последние полтора десятка лет.

До спортивного клуба, в котором он занимал трехкомнатную квартиру, Мерт добрался на такси. Двадцатиэтажное здание клуба с полным правом можно было назвать цитаделью мужчин — женщинам вход воспрещался, — и в последнее время доктор испытывал удивительное облегчение, когда входил в вестибюль и оставлял за спиной суетный мир с его извечными проблемами столкновения полов.

Небольшой, но пышный холл сегодня, казалось, вымер. Из-за стойки Крамбли, портье, передал Мерту ключи от квартиры и с глубоким вздохом вернулся к цветной фотографии в «Эсквайер»: там во весь разворот журнала распласталась роскошная блондинка. Однако на лице Крамбли не было сального выражения, с которым он обычно рассматривал подобные «произведения искусства»: глаза у него блестели, он часто дышал, и, не знай доктор Мерт циничного, беспринципного характера этого человека, он готов был поклясться, что Крамбли влюблен.

Поднявшись к себе, Мерт переобулся в кеды, надел спортивный костюм и спустился на лифте в гимнастический зал. Три раза в неделю он подвергал себя все видам истязаний на брусьях, кольцах и гимнастическом коне, карабкался по канату, бегал двадцать кругов по беговой дорожке вокруг веранды. Потом споласкивался под душем, нырял в бассейн и отправлялся в оздоровительный пункт, на массаж и кварц.

Сегодня все эти процедуры он принимал в полном одиночестве. Пока Чарли, светлоголовый, крепко сбитый массажист, молотил и гладил его мышцы, Мерт вслух размышлял об ослабевающем интересе членов клуба к спорту.

— В чем дело, Чарли, мы, кажется, теряем своих людей?

— Это вы к тому, что здесь мертвечиной попахивает? — спросил Чарли. — Но, если верить Крамбли, все на своих местах. Просто ребята забросили гимнастику. Не могу понять почему, док. Даже летом никогда не бывало такого.

Восприняв все пытки, какие он был способен вынести, Мерт от массажиста отправился на кварц, завел контрольные часы и улегся на один из топчанов, покрытых бумагой. Надев темные очки, он с благодарностью подумал, что ему нет нужды загорать на пляже, терпеть присутствие нахальных женщин, которые стали бы бросать ему в лицо горсти песку, жадно пожирали бы глазами его стройные ноги и попытались бы привлечь к себе его внимание.

Приятный чистый запах озона, тепло рефлекторов расслабили его, и он задремал. Ему приснилось, будто он слышит, как кто-то вошел в комнату и лег на соседний топчан. Когда он поднял голову, чтобы посмотреть на вошедшего, его поразило, что это была его ассистентка, доктор Филлис Саттон: как и Мерт, она лежала под ультрафиолетовой лампой в одних резиновых сандалиях и темных очках.

Контрольные часы пробудили его от волнующих сновидений. Он был весь в поту, пришлось снова принять душ, холодный и под полным напором, — и только так он смог прийти в себя от шока, вызванного подсознательной деятельностью мозга.

Завернувшись в халат, Мерт вернулся к себе, чтобы переодеться к ужину. Доставая из бумажного пакета чистую рубашку, он поймал себя на мысли о том, сколько лет может быть Филлис Саттон. Двадцать восемь? Тридцать? Выглядела она моложе, но работать над диссертацией, чтобы получить профессию патологоанатома, она имела право только этот, последний год. Значит, с начала учебы в колледже и ординатуре прошло свыше одиннадцати лет. Она, пожалуй, милое создание, но далеко не ребенок.