Голубая кровь - Юлия Кильтина

Я прекрасно помнила, что чувствовала Айра, держа на руках умирающего мужа, и помнила мучительную боль в переломанных костях моей матери, когда ее нашел вейранский патруль. Но то, что я испытала в момент соприкосновения своей живой крови с бархатом лепестков Цветка, не шло с этим ни в какое сравнение. Боль словно сжигала меня изнутри, терзая каждую крошечную клеточку несчастного тела. Сила Цветка пронеслась по мне, сминая слабое сопротивление, устанавливая свои порядки… Цветок наконец понял, что происходит, и жадно присосался к ране на запястье, стараясь выкачать всю кровь до последней капли. Но теперь моя некогда алая, безвольная и полностью послушная кровь обладала собственной волей, и чем слабее становилась моя, тем сильнее возрастала её. И именно столкновение двух жестоких, первобытных сил, не знающих жалости и морали — древней, как сама земля, крови, и мощной силы посмертного проклятия — порождало терзавшую меня боль. А полем битвы стало мое несчастное тело. Сквозь невыносимый огонь этой боли я чувствовала, как наступает Цветок, пытаясь сломить, поработить то, что еще оставалось во мне от меня самой — и как отчаянно сопротивлялись ярко-голубые капли в моих венах. Помню, я еще успела подумать, что поняла теперь смысл выражения "стоять до последней капли крови" — а затем спасительная темнота беспамятства, где не было ни боли, ни страха, поглотила меня.

Когда это жадное чудовище присосалось к нежной белой коже ее запястья, я рванулся было вперед — и не смог сделать ни шагу. Это означало только одно — что жертва принята, и Лета действительно стала новым Дождем. Все известные мне хроники сходились в одном — если Цветение началось, остановить его уже невозможно, магия цветка просто не позволит никому отнять у него такой желанный для него источник живительной влаги. Но за все те годы, что я присутствовал здесь в День Цветения, я ни разу не видел, чтобы Цветок так стремительно и жадно рвался к чьей-то крови. Может ли это быть оттого, что сегодня ему достался Дождь цвета весеннего неба?..

Бархатные темно-красные лепестки обняли тонкую руку, и в ту же секунду отчаянная решимость на лице Леты сменилась выражением бесконечной муки. Широко распахнутые глаза смотрели сквозь меня, ничего не замечая, в уголках глаз стояли слезы. Я не мог на это смотреть — это из-за меня так мучатся единственная девушка, которую я по-настоящему любил, спасая мою жизнь, она добровольно отдает свою — и ради чего? Да она в тысячу раз достойнее каждого из стоящих сейчас здесь, в этом зале, и это она должна была еще многие годы любоваться рассветами и закатами, наслаждаться жизнью, — она, а не я!

Но теперь уже слишком поздно, и остается лишь бессильно наблюдать за тем, как по капле уходит из моей юной, тоненькой, как тростинка, но такой храброй Леты жизнь, забираемая ненасытным Цветком. Боже, да когда же это закончится! Сколько еще должно уйти, чтобы чертово бессмертное растение наконец перестало так жадно впиваться в безвольно протянутые к нему руки с тонкими порезами на коже, так отвратительно колыхаться, под завязку накачиваясь кровью? Ответь мне, Теа-Шетт! Ты больше уже не можешь притворяться исчезнувшим, я ведь знаю, что это не так!..

— Что с тобой? — испуганный голосок Тэй в мягкой тишине комнаты показался слишком громким, и девушка поспешно закрыла рот рукой, не отводя между тем взгляда от внезапно побледневшего мужчины. Согнувшись, словно от приступа невыносимой боли, он судорожно сжимал резной подлокотник дивана. На лице выступила испарина, но уже через несколько мгновений он пришел в себя и, откинувшись назад, через силу прошептал:

— Силен, ничего не скажешь… Успокойся, Тэй, ты мне сейчас руку оторвешь.

Девушка недоуменно перевела взгляд на свои пальчики, сжимавшие плечо мужчины с такой силой, что слова Шетта об оторванной конечности не казались чем-то таким уж невозможным, и тут же разжала руку. Удовлетворенно вздохнув, мужчина растер онемевшее от таких "объятий" плечо и устало улыбнулся:

— Да, однажды он будет прекрасным королем. Но нужно будет как-нибудь на досуге научить его потише обращаться к своему божеству, а то ведь так его и лишиться можно…

— Ты же понимаешь, он сейчас просто слишком переполнен эмоциями, — сочувственная улыбка растянула прелестные губки Тэй, и Шетт с трудом заставил себя отвести от них взгляд.

— А ты, кажется, ужасно этому рада? — поддел подругу почти полностью пришедший в себя мужчина, и получил в ответ виноватую улыбку:

— Рада. Хотя я и лишилась одной из своих тэй'ни…

— Погоди переживать, милая. Досмотри представление до конца, — и они снова устремили взгляды на ровную прозрачную стену, показывавшую то, чего они оба ждали столько веков.

С Цветком происходило что-то странное. Никогда он еще не вел себя во время церемонии так необычно… И это изменение цвета… Но вот наконец заволновалось поле дочерних бутонов, и каждый из маленьких цветов начал понемногу раскрываться. Тонкие красно-черные лепестки медленно, словно нехотя отходили друг от друга, открывая глазу ярко-голубую сердцевину… Что?!

Я даже моргнул несколько раз, пытаясь удостовериться в том, что я вижу то, что вижу. Но бирюза внутренней поверхности тысяч лепестков никуда не делась. Мало того, в самой сердцевине каждого цветка — там, где ему и положено быть, — покоился аккуратный кристалл, напоминавший прозрачностью и цветом голубой горный хрусталь. С другой стороны, ничего удивительного — эти кристаллы всегда были темно-красные, словно высочайшего качества рубины, — но что если их цвет просто-напросто зависит от цвета напоившей их крови?

Зрелище было фееричное — прямо перед нами расстилалось бесконечное живое море голубых цветов, большинство из которых уже полностью распустилось. Краем глаза я заметил, как вздрогнула, словно от холода, стоявшая рядом Леа, и в который раз подивился ее выдержке и самообладанию. Много лет назад, когда на месте ее сына стоял горячо любимый муж и мой сводный брат Коррел — даже тогда она смогла удержаться от проявления эмоций, как и положено настоящей королеве. А то, что потом она не одну ночь прорыдала на моих руках — это не в счет. Вот и сейчас она снова блестяще держит себя в руках — едва не потеряла сына из-за этой его идиотской страсти к девчонке, но ее чувства видны только самым близким людям по едва заметным движениям глаз и губ…

Тем временем сотни закутанных в черное фигур одновременно пришли в движение и торопливыми, но идеально выверенными движениями начали собирать голубые кристаллы. Бережно протянутые руки осторожно собирали искрящиеся синевой кристаллы, а опустевший цветок тут же съеживался, опадал и рассыпался мелкой пылью, чтобы спустя год снова появиться на том же месте. Ни один из этих кристаллов не должен пропасть, разбиться или просто потеряться — иначе мы получим очередного вейр'инка. Ведь цветов, а значит, и кристаллов, вырастало каждый год ровно столько, сколько вейров в этот день жило в Вейране… Но этого не случалось уже много сотен лет, и вряд ли нечто подобное произойдет сегодня.