Русская фантастика 2011 - Василий Мельник

— Моя дверь была открыта.

— Но что там? То есть вокруг?

— Ничего хорошего, — помрачнел он. — Я не знаю, где выход, если ты об этом.

— Это ведь не больница?

— Разве что в аду могут быть такие больницы…

— Но и не тюрьма? Я имею в виду… — Она огляделась по сторонам. — Слишком уж тут все загажено, даже для тюрьмы. И я выбила дверь камеры — где надзиратели, где тревога? Такое впечатление, что здесь уже много лет нет никого живого…

— Мы есть.

— Да. Слушай, надо же нам как-нибудь друг друга называть…

— Просто «Эй!» не подойдет?

— Лично я не хочу, чтобы меня звали просто «Эй!» И потом, вдруг мы найдем кого-то еще…

Или он нас найдет, мрачно подумал мужчина, но вслух ответил:

— Ну, учитывая обстоятельства, можешь называть меня Адам, — и поправил свое единственное одеяние.

— Тогда я — Ева, — легко согласилась она. — Учитывая обстоятельства. — Кажется, она только сейчас сообразила, что на ней нет даже такой одежды. Впрочем, голой под всеми этими повязками она тоже не выглядела. Смутилась ли она, под бинтами опять-таки невозможно было разглядеть.

Он вспомнил про бумажку, которую все еще держал в руке вместе с фонариком.

Слушай, тебе что-нибудь говорит фамилия Поплавска? Профессор Поплавска. Подумай.

— Нет, — покачала головой она. — А кто это?

— Тогда, может, Лебрюн? Харт? Ковалева, наконец?.. Нет, на монастырь это место уж тем более не похоже.

— Ты все-таки что-то знаешь? Кто все эти люди? Он молча протянул ей листок. Некоторое время она изучала список.

— Думаешь, мы — кто-то из этих ученых? — Она вернула ему бумагу.

— Или жертвы их опытов. Не знаю. Ничего не знаю.

— Где ты это нашел?

— Ева, в твоей ванне… случайно… нет мертвеца? — вместо ответа спросил он.

— Мертвеца? В ванне?! — Она недоумевающе вытаращилась из-под повязок, затем до нее дошло: — Хочешь сказать, в твоей есть?

 Он молча кивнул.

 — И много их тут?

— Пока я видел пятерых. Но я побывал далеко не везде.

— И все в ваннах?

— Нет.

— И как они умерли?

— Так, как нам не стоит, — буркнул Адам. Перед Глазами вновь возникло видение распятой в коридоре, ж он содрогнулся. Впрочем, Еве, судя по всему, тоже основательно досталось. — Болит? — участливо спросил кивая на ее окровавленные повязки.

— Немного. Должно быть, поранилась, когда билась  дверь. Надо же, только теперь заметила.

— А старые раны?

— Нет, видимо, все зажило. Я даже пыталась снять связки, но…

— Они не снимаются, — кивнул Адам. — Та же история.

— Я так боюсь за свое лицо, — призналась она. — Болеть-то не болит, но вдруг там, под бинтами, все изуродовано…

— Нам сейчас не о красоте думать надо, — проворчал он, подумав про себя: «Женщины!»

— Ладно, давай думать о том, как отсюда выбраться. Что ты все-таки знаешь?

Он коротко рассказал ей, что успел повидать, не слишком вдаваясь в подробности при описании трупов. Впрочем, Ева все равно поежилась — должно быть, обладала живым воображением.

— Гиперион, — произнесла она. — От этого слова веет чем-то жутким.

— Думаю, не от самого слова, а от того, что за ним скрывается. И что мы не можем вспомнить.

— Не можем или не хотим.

Он был вынужден признать, что она права. Каждый раз, когда он пытался вспомнить, со дна его души, словно потревоженный ил, поднимался страх.

— Ладно, — сказал он вслух, — пойдем наверх. На этом уровне выхода наверняка нет.

— Но ты ведь не весь его обследовал? Здесь могут быть другие выжившие. Раз мы оба очнулись здесь…

— Не хочу здесь задерживаться. — Еще недавно он колебался на сей счет, но теперь, обретя компаньона, решил, что от добра добра не ищут. — Если мы не отыщем выход, всегда сможем вернуться. А если отыщем — пошлем сюда спасателей или кого там еще.

— Может, ты и прав, — согласилась Ева. — От этого места мороз по коже. И мне совсем не хочется смотреть на мертвецов.

«Боюсь, ты их увидишь не только на этом уровне», — подумал Адам, но промолчал.

Они дошли до лестницы и, переступив через предостерегающую надпись, начали подниматься.

Дорога наверх оказалась намного короче, чем вниз. Всего два уровня. Войдя на верхний, они оказались между лифтом и еще какими-то раздвижными дверями; никакого коридора здесь не было. Некогда эти двери были, очевидно, закрыты, но кто-то раскурочил их, вбив, судя по покореженным краям, какой-то грубый клин между створками, а затем раздвинув их с помощью рычага. В первый миг Адам обрадовался, что им не придется проделывать ту же работу (тем более что свое орудие штурмовавший унес с собой), но тут же понял, что если бы их предшественник таким образом выбрался на свободу, спасатели или кто там еще из внешнего мира уже побывали бы здесь. Судя по лежавшем на всем слое пыли, взлом произошел давным-давно…

Внутри было темно, но не совсем: во мраке светились какие-то огоньки. Неужели звезды? Снаружи ночь? Адам включил фонарик и решительно шагнул вперед. Ева последовала за ним.

Но это была не ночная улица и даже не окно на таковую. Светящиеся точки и впрямь напоминали звезды, но рядом со звездами в окне обычно не имеется никаких надписей. Очевидно, это было изображение на экране… точнее, как показал скользнувший луч фонарика, на стене, одновременно игравшей роль экрана. Ниже луч выхватил из темноты приборную консоль,  протянувшуюся вдоль противоположной входу стены, а перед ней стояли два высоких кресла с подголовниками.

Задержав луч на левом кресле, Адам увидел неподвижно свесившуюся с подлокотника руку. Он уже ожидал увидеть нечто подобное.

Адам и Ева подошли ближе. В обоих креслах сидело по человеку. Слева мужчина, справа женщина. Почему-то в одном нижнем белье. Голова мужчины бессильно упала на грудь, голова женщины, напротив, была запрокинута. Тусклый луч фонаря высветил белое лицо, располосованное сверху вниз глубокими бороздами, словно следами от когтей, и пустые кровавые дыры на месте глаз. Ева невольно вскрикнула и схватилась за плечо Адама. Тот приподнял за волосы голову мужчины. Лицо этого мертвеца тоже было расцарапано, но не так жестоко. Зато рот и весь подбородок у него были в засохшей крови. Тускло блеснули зубы, но не все — некоторые из них были сломаны, один так и торчал под углом из десны.

— Что это? — брезгливо воскликнула Ева, наступив босой ногой на что-то мягкое, холодное и липкое. Адам посветил и наклонился.

— По-моему, человеческий язык, — констатировал он, глядя на пол.

— Вот гадость… отрезанный?