Карнакки – охотник за привидениями - Уильям Ходжсон

Хитроумный Хуал Миггет! Он придумал этот остроумнейший способ, придававший его тайнику полностью убедительный облик. Видите ли, если взять мумию и острым ножом очень тщательно разрезать бинты сбоку от головы до ног ее, иногда удается отделить бурые древние повязки от самой мумии в виде двух половин, передней и задней; сделавшиеся жесткими от возраста и употребленных некогда бальзамических средств, они в полной точности останутся повторять очертания мумии, которую так долго охватывали собой.

Мудрый Хуал Миггет! Он отделил повязки от, так сказать, прежнего владельца в виде двух продольных половин, а потом, уничтожив, по его словам, мумию, уложил своего сына в нижнюю половину кокона, так что для постороннего взгляда в футляре мумии почивал ее прежний обладатель, завернутый в бинты, остававшиеся неприкосновенными несчетные и канувшие в вечность века. Для дыхания он предусмотрел несколько потайных щелей, проделав таковые же в самом футляре и внешнем ящике.

Можно не удивляться тому, что дотошные китайцы так и не наткнулись на его ухоронку, когда обыскивали лавку!

Подняв повторяющую очертания тела крышку из бурых бинтов, я заглянул внутрь. Под ней лежал нездорового вида китаец, пребывавший в глубочайшем дурмане и одновременно в чрезвычайно немытом состоянии. Оболочка из бинтов была длинной, куда более длинной, чем тело молодого китайца, и в ногах его под причудливой мешковиной было пристроено вырезанное из великолепного янтаря старинное изображение безымянного бога Куха, алчущего крови.

На самом деле чудовище это имени не имеет и его заменяет только некий гортанный и терзающий ухо звук. Потому оно и известно под именем Безымянного бога. В звуковом запасе ни одного народа Земли не найдется подлинного эквивалента этому гортанному звуку, служащего именем воплощению самого страшного из желаний — изначальной кровожадности, являющей собой разновидность алчности, отмиравшей столетие за столетием под воздействием Кодекса сдержанности, чаще именуемого религией.

Как я уже сказал, ни в одном языке не существует знака или письменного эквивалента тому гортанному звуку, которым именуется сие воистину жуткое обожествление самого чудовищного из примитивных желаний, и потому его приблизительное фонетическое соответствие Кух стало тем именем, которым пользуются западные авторы, занимающиеся страшным знанием, касающимся воплощения всего, что стоит за всяким низменным устремлением человека.

И вот перед моими глазами предстало великолепное изображение кровавого монстра, вырезанное из огромного куска желтого янтаря во всех мерзких подробностях своего злодейского облика, воспроизведенных с удивительным, потрясающим и жутким мастерством.

Торопливо опустив все крышки на место, я поспешил выбраться из-за прилавка, так как во внутренней комнате явно зашевелился чудовищного роста китаец. По сему поводу я возобновил изучение бронзового идола Козлобога; и, поворачивая его туда и сюда, отметил, что ручка двери внутренней комнаты медленно поворачивается. Потом дверь медленно отворилась, и в лавку просунулась арбузная башка рослого китайца, немедленно начавшего осматривать помещение. Он смотрел вокруг себя как большое животное; уродливая голова его и плоское некрасивое лицо поворачивались из стороны в сторону… примерно так по моим наблюдениям крутит головой опасный бык, прежде чем броситься рогами вперед.

Внешность этого человека явно напоминала мне о чем-то; и вдруг до меня дошло, что лицо его неприятным и неестественным образом походило на того божка, что приютился в ногах устроившегося в футляре мумии человека. И именно в этот самый момент я осознал всю природу, форму и качество того опасного дела, в которое сунул свой западный нос.

— Ах ты, гнусный лжец, Хуал Миггет! — сказал я себе самому. — Гнусный и прогнивший лжец, заманивший меня в эту историю!

Озарение было мгновенным; однако с того самого мгновения, когда я обнаружил неестественное волнение среди китайцев (ставшее для меня очевидным благодаря количеству и разнообразию типов, следивших за домом), мне было очевидно, что обеспокоило их не просто непочтительное прикосновение к чьей-то там, пусть и высокопоставленной косичке.

Именно это подозрение и заставило меня обследовать ящик с мумией в тот момент, когда Хуал Миггет отправился за китайскими одеждами своего сына. Именно этот божок, носивший имя Безымянного, был истинной причиной всего волнения; я удивился тому, что не понял этого сразу, но теперь все стало ясным; братство Безымянных и Безымянный бог! Вполне понятно, в честь кого братство получило свое имя! И вырезанный из желтого янтаря идол Куха, вне сомнения, принадлежал к числу самых ценных вещей, находившихся во владении братства.

Так что оскорбление, нанесенное косичке президента, было всего лишь умелой, но наглой ложью (ах, ты, лживый Хуал Миггет!). Младший Миггет явным образом не обнаруживал стремления покушаться на творения цирюльника, как уверял его отец. Сильной стороной его дарования, бесспорно, являлось воровство — предпочтительно ценных и редких изображений богов. Весьма смешанное происхождение, конечно же, лишало его того суеверного страха, который присущ в подобных вопросах китайцам!

И меня вовлекли в эту историю в качестве современного и подарочного издания доброй феи. Ну-ну! Я теперь мог представить себе причину, заставлявшую мистера Хуала Миггета-старшего так стремиться переправить свой футляр для мумии со всем содержимым за границу. Но если завтра я спасу его сына, божок, вне сомнения, не останется с нами. А, на мой взгляд, он действительно заслуживал любых хлопот!

В этот самый момент, к моему великому облегчению, переросший допустимые нормы член братства исчез столь же бесшумно, как и появился. Я попытался, было, представить себе, какие жуткие вещи мог бы рассказать этот тип о сокровенных обрядах братства; и пока размышлял об этом, Хуал Миггет вернулся.

Я принял от него два одеяния и забавную маленькую шапочку и кивнул в сторону внутренней двери.

— Монсеньор верховный палач братства только что засовывал в лавку свою уродливую образину, — сказал я Хуалу.

Тот побледнел и посмотрел на меня, как на какого-то сверхчеловека. Должно быть, мой выстрел попал в самое яблочко.

— Не знаю, о чем ты думаешь, связываясь с людьми подобного рода, — сказал я ему. После этого я уложил сделанные из весьма тонкого материала одеяния в свои внутренние карманы, а шапочку сложил несколько раз и заткнул под пояс; поскольку не намеревался выходить из лавки со свертком, достаточно большим для того, чтобы наблюдатели могли заподозрить меня в том, что я уношу их чудовищного божка в другое место. Если бы такая мысль пришла в голову любому из них, меня ожидали бы крупные неприятности еще до того, как я перейду на ту сторону улицы!