Музыкальный приворот. По ту сторону отражения - Анна Джейн

– Наука тебе будет вместо мужа, – захохотал дядя и спросил: – Я тут еще одну комедийку нашел. Кто будет смотреть?

– Пошли, Катрина, посмотришь с нами, а поучишь завтра. Учеба не волк, тебя не съест. И не убежит – только ты можешь от нее убежать, – согласился Томас, и я все же отправилась с ними к телевизору.

О зачетной неделе, Кее и прочих думать мне не хотелось. Разве что немного об Антоше.

Нет, все-таки о Кее хотелось, а он, гад, даже не звонил и не писал. Это меня печалило, но я понимала, что это лучше, чем, если бы он ходил за мной, приставал – и это все перед носом Ниночки. Пусть лучше он со своим ущемленным и болезненным самолюбием оставит меня в покое. Алина лучше ему подходит, чем я. Они красивая пара… Страстная. Я же видела, как они друг на друга смотрят.

Если мысли о Кее заставляли меня переживать, то ранним утром меня порадовал Антоша, чудик и по совместительству человек, рядом с которым я чувствовала себя уютно. Как он и обещал, курьер принес мне фотографии, положенные в большой бледно-розовый конверт и романтично перевязанные тонкой оранжевой ленточкой, а вместе с ними две красивые коробки. Одна из них, круглая, солнечного золотого цвета, оказалась набита неизвестными мне необыкновенно вкусными конфетами, обернутыми в фольгу. Все надписи на коробке были на французском, кажется, языке. Во второй коробке, тяжелой и весящей килограмма два, не меньше, обитой нежно-фиолетовым бархатом, гордо возлежала цветочная композиция, выполненная в виде сердца из множества роз и крупных белых цветов.

Увидев это чудо, я даже рот рукой прикрыла – от удивления. Как же красиво. Действительно, это волшебно. Вот Кей до такого не додумался бы.

Леша, вместе со мной успевший засунуть свой любопытный нос в подарки от Антона, присвистнул, вертя в руках коробки.

– Ты все же стала Золушкой? – внимательно поглядел он на меня.

– Леш, какой Золушкой? Пошли лучше чай с конфетами пить? – я сказала так специально – не хотела, чтобы беспринципный дядя увидел конверт и вырвал его у меня из рук, чтобы посмотреть, что там такое.

– Слушай, по тебе прямо можно книгу писать: «Золушка – жена Рокфеллера», – ухмыльнулся родственник, доставая аккуратно одну из конфет – тоже в фольге золотого цвета и внимательно рассматривая ее.

– Да ну?

– Ну да. Катька, это кто прислал? – почему-то понюхал коробку с конфетами дядя.

– Антон, – пожала я плечами.

– Так вот кто наш личный Рокфеллер! – обрадовался тут же Алексей. – Слушай, ни в коем случае его не бросай, о’кей? Делай все, что он скажет, хвали его и делай комплименты, бегай вокруг него на голове и обязательно приглашай его к нам в гости как можно чаще, ясно?

– Чего? Почему? – не поняла я.

– Паренек, который своей девочке может прислать такой шоколад и такие цветочки – находка! – с восторгом заявил дядя. – Да он богатый малый: как раз тот зять, который нужен нашей творческой семье… Теперь мне совсем не жалко инвестировать тебя в него.

С этими словами он пошел на кухню, где аккуратно принялся разворачивать каждую конфету. Фольгу он осторожно клал отдельно.

– Ты чего? – внимательно следила я за действиями свихнувшегося дяди.

– Катя, ты знаешь, что это за конфетки?

– Какая разница?

– Это «Дефали», племяшка моя неразумная! Одна из самых известных марок шоколада, швейцарская! – всегда был в курсе всего модного и дорогостоящего Леша. – Мало того что у них шоколад изготовлен из бобов самого высокого качества, так это еще один из самых дорогих шоколадов мира. Да за фунт, наверное, долларов пятьсот – шестьсот отдать нужно! А знаешь почему? А потому что вся фольга, в которую конфетки завернуты – золотая! Двадцатичетырехкаратная золотая фольга, сечешь фишку? Да ее вручную наносят!

– Антон обеспеченный мальчик, – не знала я о том, что шоколадная обертка может быть такой драгоценной. Тропинин что, с ума сошел, дарить такие подарки?

– Хорошо, что он обеспеченный. Аж от сердца отлегло. И цветочки он тебе дорогие прислал. Надо же, ухажер какой, – фыркнул Леша. – Он что, перед тобой провинился?

– Нет, мы не ссорились. И прекрати встревать в мою личную жизнь, – возмутилась я.

– Да не в ссорах дело, дорогуша, – не расслышал вторую часть моего предложения наглый Алексей. – Некоторые мужчины, знаешь ли, подарками пытаются сгладить свою вину… Да что я тут перед тобой распинаюсь, я же опаздываю! Смотри, Катька, я спрячу наше золото – не трогай его. И конфеты ешь быстрее, чтобы тебе больше досталось. Какой у нас удачный одногруппник…

С этими словами он, умудрившись забрать добрую треть шоколадок, убежал, оставив меня в недоумении.

Телефон Антона был недоступен, и поблагодарить его я не смогла.

И стала рассматривать фото. Вот они – двадцать красивых фотографий, черно-белых и цветных, в самых разных ракурсах, где счастливая я была снята в тот самый день, когда мы вдвоем беспечно гуляли, а потом пошли к нему домой. А где-то у меня есть фото с Кеем, где мы вместе сидим под солнцем.

Эй, второе я, кого же я люблю из близнецов?

Прикинь, если у них еще и третий брательник есть, а? Ахахаха. Но на самом деле я не знаю, кого.

Я не знаю.

А потом началась зачетная неделя – время серьезнейшей активации мозга любого среднестатистического и не очень студента, прокуковавшего весь семестр и работающего живым и наглядным воплощением известной шутливой поговорки: «от сессии до сессии живут студенты весело». Честно сказать, я жила не то чтобы совсем уж весело, но и не парилась с учебой, как некоторые мои однокурсники. Без скромности скажу, что я плыла по учебному течению небольшой лодочкой (не хочется уж говорить, бревном), подталкиваемая изредка лайнером по имени «Ниночка», и не тонула. А теперь впереди замаячил самый настоящий бурный водопад «Сессия», который нужно было или как-нибудь переплыть или рыбкой пойти ко дну. Сможешь преодолеть его – и впереди у тебя еще тысяча спокойных километров речной глади, а следующий водопад совсем не скоро.

Из-за своей, как бы это глупо ни звучало, второй и третьей (Антон и Кей… Кей и Антон) любви, которую я все никак не решалась объединить в одно чувство, Катрина Томасовна почти не готовилась ни к семинарам, ни к коллоквиумам, ни к самим зачетам. Не говоря уж о тройке ужасных экзаменов, которые ожидали меня на следующей неделе. Ах да, еще ведь нужно было дописать до конца курсовую работу, которую я мурыжила с самого начала семестра. Хорошо еще, что с ней меня никто не подгонял. Мой научный руководитель, только в прошлом году закончивший аспирантуру, отличался милым разгильдяйством, непосредственным характером и либеральными взглядами на обучение и совершенно не подгонял курсовиков: то есть меня, Нинку и еще двух девочек – ту самую парочку, от которых Нинка узнала о чудодейственной Альбине. Лишь в прошлую среду он прозрачно намекнул, что было бы хорошо, если бы мы написали работы в течение двух недель. Именно из-за этого намека все воскресенье я и просидела за компьютером, усердно переделывая и видоизменяя одну из списанных курсовых работ, взятых мной на кафедре.

Благо из домашних никто не мешал: Томас свалил к дорогим его авангардному сердцу друзьям-байкерам, Леша уехал по своим каким-то модным делам, прочитав мне лекцию между делом о том, что я даже Золушкой современной быть не могу – из красавицы, видите ли, я вновь превратилась в то же самое «аморфное», как он выразился, существо. Нелли убежала на встречу со своей аниме-тусовкой, а брат тихо сидел в комнате и не играл, как обычно, в игры и не придумывал программы. Наверное, общался со своей подружкой из Владивостока. Интересно, они рок обсуждают или дошкольное воспитание детей?

Но, несмотря на то, что родственники мне не мешали, это действо успешно осуществляла моя голова – она постоянно вспоминала то Кея, то Антона, и это здорово мешало работе. С красными из-за компьютера глазами я едва не написала в выводе: «Эти практические данные мы получили в ходе сравнительного анализа Антона и Кея». Хорошо еще, что я вовремя углядела эту замечательную фразу и исправила ее. Представляю, что бы подумал мой педагог, если бы ему удалось ее прочитать.

Кстати, кроме меня самой иногда мешали и некоторые окружающие.

Вечером мне позвонила Нинка, чтобы обстоятельно рассказать, как она всю ночь издевалась над Келлой.

– Била ты его, что ли? – мрачно осведомилась я, печатая одним пальцем.

– Ага, кнутом, несчастное Рыло колошматила, – тут же отозвалась подруга. Кстати, вчера мы с ней успели немного поговорить. Журавль все порывалась узнать, в порядке ли я. И тем вечером, протерзав меня вопросами, нормально ли я доехала, как посмела напиться без ее, личного Нинкиного согласия, а также «клюнул ли на тебя Мистер Фотограф?», она услышала в ответ от меня смущенное: «Ты знаешь, я очень плохо помню, что было».

– Алкоголичка. Даже Рыло удивился, увидев тебя, – заявила тогда Журавль, одновременно разговаривая со мной, гремя чем-то на кухне и крича на брата.