Иван Ефремов. Книга 3. Таис Афинская - Иван Антонович Ефремов

— Нет еще! У нас не женятся раньше двадцати пяти лет. До войны я не мог, а теперь не знаю, когда попаду домой. Может быть, совсем не попаду…

— Все в руках богов, но мне думается, они должны быть милостивы к тебе. От тебя пойдут хорошие дети!

Воин покраснел как мальчик.

— Но я не хочу накликать беду… — спохватилась афинянка. — Бывают завистливы боги… Поедем?

Салмаах и Боанергос понеслись во весь опор, как только выбрались из песков. Чтобы хорошенько размять лошадей, Таис повернула по дороге на север и, проехав около парасанга, поднялась на перевал в поперечную долину притока Евфрата. Корявые раскидистые дубы окружили замшелый портик с четырьмя колоннами, приютивший статую Иштар Кутитум из гладко полированного серого камня. Зелено-золотистые хризолитовые глаза блестели в тени. Слегка скуластое скифское лицо, обрамленное опускающимися на плечи подстриженными волосами, хранило презрительное выражение.

В глубине портика, за статуей, узкий проход вел в маленькую келью, хорошо освещенную широкими проемами под крышей. В нише восточной стены, над почерневшим деревянным алтарем, была вделана плитка обожженной глины с очень выпуклыми скульптурными изображениями. Обнаженная богиня стояла, тесно сомкнув оканчивавшиеся когтистыми совиными лапами ноги и подняв на уровень лица руки с обращенными вперед ладонями. В левой руке отчетливо изваян был узел веревки. За спиной изображения совиные крылья спускались до половины бедер, следы оперения виднелись над щиколотками.

Богиня стояла на спине льва, позади которого возлежал еще один, головой в другую сторону, а по сторонам нижние углы плитки занимали огромные совы, значительно больше львов.

По нижнему краю чешуйчатые выступы символически означали горный кряж. Все изваяние было раскрашено в яркие цвета: красный — для тела богини, черный — для львиных грив. В оперении ее крыльев и сов чередовались черные и красные перья.

В энтазисе выпрямленного струной тела богини, ее грозных спутниках, ужасных лапах и крыльях для Таис промелькнуло что-то пугающее, сразу же исчезнувшее в восхищении телесной красотой ее. Стройные сильные ноги, очень высокие полусферические груди, подобные которым Таис видела лишь на критских или позднеэллинских изваяниях. Узкий стан и крутые бедра — все было слито в гармонический образ, полный чувственной силы. Богиня была обольстительней Ашторет-Иштар, агрессивной в женской власти над зверями и людьми, грознее Реи-Кибелы, таинственнее Артемис и Афродиты.

Таис низко поклонилась древнему изваянию, пообещала принести ей цветов и ретировалась быстрее, чем следовало бы.

Позднее, когда афинянка расспросила главную жрицу о странной крылатой богине, она узнала, что при храмах Матери Богов во времена древних царей Месопотамии, около полутора тысяч лет тому назад, существовали отдельные святилища Иштар-Кутитум, которой поклонялись вместе с царицей ночей, богиней Лилит, которая всего лишь одно из обличий Великой Матери: Лилит — богиня служения мужской любви, и веревка в ее руке — символ этой обязанности.

Таис вспомнила рассказ Геродота о вавилонских обычаях служения Великой Богине, когда лучшие женщины города отправлялись в храмы Ашторет, чтобы там отдаваться чужеземцам. В знак своего служения они обвязывали толстую веревку вокруг головы.

Наверное, Иштар-Кутитум дала начало сирийской и финикийской богине Коттито, почитавшейся владычицей безумной страсти.

Но при первой встрече Лилит не показалась ей благожелательной. Стараясь отогнать вещее чувство недоброго, Таис погнала иноходца бешеной рысью вниз в сосновую рощу. Наслаждаясь быстротой, теплым ветром и свежестью выкупанного тела, Таис подъехала к храму Великой Матери, отдала поводья Ликофону и поблагодарила воина. С того момента, как они выбрались из озера Прибывающей Луны, как прозвала его Таис, тессалиец хранил молчание, словно под заклятием.

Финикиянка полностью очнулась от одурения. Она сказала, что явилась посланница верховной жрицы и оставила бронзовый диск. Как только госпожа отдохнет, то пусть ударит в него. Посланная придет снова и поведет в храм. Гетера поморщилась. Ей вовсе не хотелось идти в обиталище могучей богини. Она предчувствовала новые испытания.

Прекрасная, ясная и шаловливая радость богов и людей, Афродита отличалась от грозной, необоримой Матери Богов, не противостоя ей, но и не соглашаясь. Одна была глубью плодоносящей Земли, а другая — как полет ветра на облаках…

Таис обедала по обыкновению вместе с рабыней. Финикиянка, любившая поесть, почти не притронулась к пище. Молчаливая, с опущенными глазами, она уложила гетеру и принялась массировать ей утомленные скачкой ноги. Таис исподтишка присматривалась к рабыне и наконец спросила:

— Что с тобой, За-Ашт? Со вчерашнего вечера ты сама не своя. Или много выпила отравы?

Финикиянка вдруг бросилась на пол и, крепко сжимая колени хозяйки, страстно прошептала:

— Отпусти меня в храм, госпожа. Они говорят, что после года испытаний я сделаюсь жрицей — служить Ашторет-Кибеле, как они.

Удивленная Таис села.

— Называли ли жрицы испытания? Может быть, они таковы, что ты не захочешь даже думать о храме? Наверное, тебя заставят служить Кибеле с низшей ступени, отдаваться каждому пришельцу…

— Мне все равно! Я ничего не боюсь! Только бы остаться здесь и служить той, власть которой я испытала вчера и чьей силе покорилась!

Афинянка пристально рассматривала свою рабыню, прежде язвительную, злую и скептическую, а теперь вспыхнувшую пламенем и верой, как в четырнадцать лет. Может быть, мойра — судьба — финикиянки привела ее для служения в храме? Если она нашла здесь себя, это все равно что встреча с любовью. В таких случаях Таис никогда не препятствовала, теряя красивых рабынь и вновь находя их, с радостью готовых служить гетере, молва об открытой душе которой разошлась шире, чем она думала. Таис заколебалась. Она всегда была осторожной при решении судьбы своих людей. Кроме того, сейчас За-Ашт у нее одна. Можно ли будет здесь, в уединенном храмовом городке, найти замену За-Ашт? И Таис покачала головой, не отказывая и не соглашаясь.

— Подожди. Сначала я узнаю, как поступят с тобой, потом поищу, кем заменить тебя.

— Ты не отказываешь, о, благодарю тебя, госпожа! — финикиянка вскочила, возбужденная.

— Не спеши радоваться! Еще ничего не решено, — предостерегла Таис, но не охладила финикиянку, которая принялась растирать ее с удвоенной энергией.

— Скажи, За-Ашт, — задумчиво спросила, переворачиваясь на спину, Таис, — неужели не видишь ты иного пути в жизни, кроме служения Матери Богов? Ты умна и хороша собой, а что судьба сделала тебя рабыней, это может измениться… в храме же рабство худшее, ибо безгранична власть Кибелы.

— Ты не знаешь, госпожа, как ревнивы финикийцы, сирийцы и другие здешние народы! Мы — женщины — не любим красоты в других женщинах, а Великая Мать уравнивает всех в своей руке.

— Мне кажется, и ей служат по-разному? — возразила Таис. — Правильно ли я поняла? Ты совсем не любишь меня?

— Да,