Грани будущего - Степан Александрович Мазур

Ленка вернулась только к обеду. Алиса успела покормить завхоза с пацаном уже дважды. При температуре есть приходилось через силу, Зема впихивал в себя ложку за ложкой, чтобы скорее вернуться в строй. Щеку щипало, пачкался как ребенок, не в силах держать нормально ложку. Руки дрожали.

«Надо в строй. Нельзя группу одну надолго оставлять. Капитанша одна за всеми не уследит, хоть и вышла из депрессии. Если же в каждом сидит такой потенциальный маньяк, как в Вики в галюнах, то нужен постоянный контроль», — думал Зема, но был пока бесполезен.

Смирнова присела рядом. Глаза уставшие, улыбка бледная. Набегалась за день.

— Набрали мы дров. Листвяка. Долго будет гореть. Алферов говорит, что температуру хорошую даст. Всех пилить и рубить заставил. На руках вон мозоли от пил и топоров, — капитанша показала ладошки. На бледной коже действительно выступили волдыри. Скоро превратятся в желтые наросты. — Но по большей части пилить придется в самом вагоне. Пию нужен помощник, — продолжила снайпер-дровосечка.

— Я думал об этом. Поставь Столбова с Добрыней. А Пию в напарники — Салавата и Демона.

— Добрыня плохо себя чувствует, блюет весь день. В лазарете отлеживается. Не похоже, что косит. Ольха к нему не подпускает.

— Тогда Столбова с Пием и Демона с Салаватом. Пусть посменно пашут. По четыре часа. Кто там еще мощный на ногах остался? Сформируй третью группу. Алферова туда запихни, к примеру.

— Я посмотрю…

Первые распиленные и разрубленные дрова были заброшены в печь. Поезд дернулся и потихоньку стал набирать обороты. Хвала всем силам земным и небесным — тяги от дров хватило. Отцеплять вагоны не пришлось. Потерю антирадиационной камеры Зема бы себе не простил.

Но поезд останавливался каждый десяток километров, простаивал. Не успевали пилить и рубить достаточно. Как же быстро таяли бревна в ненасытной печи!

Так непонятно и прошел день, а за ночь глаза не сомкнулись. Напала бессонница.

Зема ощущал, что жизнь тяжела. Пацан стонал рядом. Ленка периодически свисала с верхней полки, но лишь бессильно смотрела вниз в темноту и вздыхала, не зная, чем помочь. Обезболивающие давно кончились. Ольха, так же ворочающаяся наверху, сделала все, что могла. Дальше пацан должен был бороться сам. Все зависело только от него.

Лежать Земе стало как-то не по себе. Не из-за самочувствия. Проклятый мозг подкинул новую идею, и теперь на плечи давило ощущение, что все вагоны снаружи пропитаны радиацией после Уссурийска. Постоянно казалось, что она должна проникнуть через металл. Пусть внутренние счетчики-радиометры состава оставались каменно спокойны, а внешние обманчиво похрустывали, ловя излучение только от наружной поверхности металла, чисто психологически хотелось сильного ливня. Или огня. Он тоже вроде очищает. Проскочить бы через какой-нибудь пожар или водопад. Только лихо, с ветерком, чтобы ничего не повредилось.

Сон не шел. Жалобно стонал рядом пацан. Терпение таяло.

«Терпи, Зема, терпи», — только и оставалось повторять себе.

Мучение продолжалось двое суток, пока парень не открыл глаза. Лена назвала его Андреем. Своего имени он не помнил, как и жизни. Существование для него словно началось с чистого листа с того момента, когда открыл глаза. Амнезия. Не помнил даже, что вставал и бродил по вагонам.

— При травмах головы и не такое случается, — пожала плечами Ольха.

Все вопросы к пацану отпали сами собой. Он просто стал новым членом команды. Тихим, послушным, неприметным, всем по нраву, так как других детей больше не было. Даже про татуировку забыли.

Зема, восстанавливаясь, только отмечал, как поразительно быстро пацан стал набирать силы.

* * *

Ольха возникла в дверях купе мрачная, поникшая. Вошла без стука, сразу села напротив, перехватив взгляд завхоза. Смирнова была на дежурстве, Андрейка нагуливал аппетит, бродя по свободным вагонам, так что в купе Зема был один. Валялся, пытаясь собраться с мыслями, после беглой зарядки. Силы возвращались не так быстро, как хотелось бы. Бессилен был и костюм «Саламандра».

— Ну чего случилось, медицина? — Зема приподнялся. Подспудное ощущение чего-то холодного, неприятного сжало изнутри. Натянутая через боль в щеке улыбка пропала сама собой.

Ольха опустила голову в ладони, буркнула приглушенно:

— Добрыня облучился.

— В смысле? Как облучился? Где?!

Самонареченный доктор медицины подняла взгляд:

— Наверное, его костюм порвало еще в Уссурийске. Гвоздем, арматуриной… да чем угодно. Какая-нибудь небольшая дырочка в районе ноги — и все, пиши пропало. Костюмы теперь уже не проверить. Может, вовсе бракованный попался.

— Ты чего мелешь? Радиационная безопасность — это едва ли не единственная отрасль в России до войны, к которой относились серьезно еще после Чернобыля. Брак невозможен по определению!

Ольха отклонилась, прислонившись спиной к стенке.

— Может, и так, а может, пока костюмы химзащиты валялись на складах, мышь прогрызла. Маленькая такая подлая мышь. — Она замолчала, ожидая реакции.

Зема промолчал.

— Говорю же, что при том уровне радиации в Уссурийске, что вы описывали, хватало и дырки размером с монету, чтобы отправить человека на тот свет. Да что человека? Стадо слонов. Не все такие радиационно устойчивые, как убитый Таранов.

Значит, вскоре экспедиция потеряет еще одного человека.

— Мрачное дело. А как Ряжин?

— Очнулся. Учится обходиться без руки.

— Что Бессмертных?

— Тоже приходит в себя. Кабурова ему костыль строгает. Скоро доделает.

— Еще облученные есть помимо Добрыни?

— Возможно, но конкретно досталось только Добрыне. Остальные — узнаем со временем. Пока отмечают только немного увеличенные щитовидки. Раздала йодные таблетки.

— Не говори никому.

— Знать, что смерть близко, — не лучшая из новостей. Одно осознание, что в твоем внешне здоровом теле уже происходят дестабилизирующие процессы, — сильный стресс. Стресс и страх. А от него бунт и паника по всему составу. Я не дура, Зем.

Ольха привстала, но тут же снова присела, продолжив шепотом:

— Вот знаю, что у Добрыни рак, но ничего не могу поделать. Симптомы у него, вообще-то, начали проявляться почти сразу. Облученный рабочий не вылезал из сортира, а когда приполз ко мне среди ночи, ткани уже начали отмирать. Сейчас в относительно изолированном лазарете лежит просто заживо гниющее тело. И что я могу ему предложить? Нет даже обезболивающего. Дала спирта. Больше никак не могу облегчить его муки. Я долбаный доктор лишь по названию! — Ольха придвинулась, в бессильной злости зажимая кулаки. — Я прошу тебя, Зема, надо как-то облегчить его муки. Он сначала стонал, потом кричал, перебудив под утро весь вагон. Сейчас же эти мольбы об убийстве слушать невозможно. Прояви гуманизм, шеф. Я сама готова нажать на курок. Народ притих по купе и молча слушает. Но я не могу — команда твоя. СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ — ИЛИ Я САМА!

Зема вздохнул и потянулся к рюкзаку под столиком. Там лежал старый