Последние часы в Париже - Рут Дрюар

о доме в Мюнхене. Сам же он потерял всякое чувство дома. Его мысли были только о Лиз. Там, где она, и будет его дом. В самом деле, может, дом – это вообще не место, а люди, с которыми хочется быть.

Грузовик остановился возле фермерского коттеджа, прервав ход его мыслей. Ганс и Себастьян выпрыгнули из кузова и направились прямиком к коровнику, где всегда начинали свой рабочий день.

– Себастьян! Ганс! – окликнул их мистер Джонс. – На пару слов, пожалуйста!

На пару слов? Себастьян пробыл в Англии уже достаточно долго, чтобы понимать, что «пара слов» подразумевает гораздо большее их количество, да еще и выволочку. Они двинулись обратно к коттеджу.

– Доброе утро, Себастьян, Ганс. – Голос мистера Джонса был бодрым и жизнерадостным. – Проходите. Мы хотим вас кое о чем спросить.

Ганс приподнял бровь. Их никогда раньше не приглашали в дом. Это было запрещено.

Должно быть, он заметил их колебание, потому что поспешил добавить:

– Все в порядке. Только что сняли запрет на братание, как раз к Рождеству. Заходите. Моя жена варит пиво.

Ганс улыбнулся.

– Спасибо, мистер Джонс.

Они последовали за ним через заднюю дверь на кухню. Внутри было светло и тепло, и они почувствовали запах пекущегося хлеба. Миссис Джонс надевала «чайную бабу» на пузатый заварочный чайник.

– Хотите по чашечке чая перед работой? – Она улыбнулась.

– Спасибо, – пробормотали они хором.

– Ребята. – Мистер Джонс выставил две кружки. – Мы бы хотели пригласить вас на рождественский ужин. Каждой семье в деревне разрешено пригласить по два гостя из лагеря, и мы хотим, чтобы вы пришли к нам. – Он выжидающе посмотрел на них.

– Спасибо, сэр, – быстро сказал Ганс.

– Да, спасибо, сэр, – добавил Себастьян. – Это очень любезно с вашей стороны.

– Нет, правда. Вы мне очень помогаете. Без вас я бы не справился с урожаем. Я ценю вашу усердную работу.

– Для нас это будет честью. – Ганс расстарался со своим английским. Себастьян почувствовал прилив гордости за друга, зная, что Гансу язык давался намного труднее, чем ему. Как билингве, Себастьяну, видимо, лешче давалось изучение третьего языка.

Мистер Джонс улыбнулся.

– Тогда решено. Допивайте и приступим к дойке.

Когда Себастьян и Ганс вернулись в лагерь тем вечером, им рассказали, что весь день жители деревни шли непрерывным потоком, приглашая военнопленных провести Рождество с ними и их семьями. Это было очень великодушно с их стороны, но не то, чего хотел Себастьян. Он мечтал вырваться на свободу, чтобы найти Элиз.

Ганс предложил сделать семье подарок. Некоторые заключенные мастерили красивые резные изделия из старых досок. Кто-то даже сделал детскую лошадку-качалку, но ни Себастьян, ни Ганс не владели такими навыками. Гансу пришла в голову идея купить что-нибудь у одного из умельцев, но Себастьян хотел сохранить свои деньги.

– Да ладно, давай вместе что-то придумаем, – настаивал он.

Ганс пребывал в раздумьях, но потом его глаза загорелись.

– Рамка для картины. Это легко; нам просто нужно найти прямые куски дерева, или сами их нарежем. Пойдем посмотрим, что у них есть в мастерской.

Когда они добрались туда, там уже кипела бурная деятельность, мужчины толпились в ожидании своей очереди воспользоваться пилой или токарным станком. Возле угловой стены были свалены забракованные доски. Ганс быстро обшарил кучу и наткнулся на погнутую и битую деревянную раму.

– Идеально! – Он протянул ее Себастьяну, чтобы тот оценил.

– Да, из нее вполне можно сделать две. – Себастьян одобрительно кивнул.

Утром двадцать пятого декабря они оказались в очереди в лагерные душевые; каждый хотел выглядеть чистым и подтянутым на своем первом социальном мероприятии в Англии. В полдень заключенные вышли с территории все вместе, направляясь по двое к домам своих хозяев. Себастьян задумался, как следует приветствовать англичан – возможно, простым рукопожатием; чутье подсказывало, что целовать женщин в щеку, как это принято во Франции, здесь было бы неуместно, и, конечно, не хотелось произвести с самого начала плохое впечатление.

Он толкнул низкую калитку, и они прошли по короткой садовой дорожке, но прежде чем успели постучать в дверь, ее открыл мистер Джонс, уже протягивая руку в знак приветствия.

– Здравствуйте, ребята. Входите. Прошу.

Себастьян преподнес бутылку домашнего вина из бузины, купленную в лагерном магазине, и завернутые в бумагу рамки для фотографий.

– Счастливого Рождества.

Мистер Джонс взял бутылку.

– Спасибо. Очень признателен.

Появилась миссис Джонс, вытирая руки о фартук, прежде чем принять подарок.

– О, вам не следовало так беспокоиться!

Она провела их в гостиную. Шеренга из трех дочерей с любопытством разглядывала их, и казалось, что они окружены какой-то непроницаемой стеной, но все-таки улыбались. Себастьян видел дочерей Джонсов разве что издалека и чувствовал себя неловко в их присутствии, как будто раньше они существовали только в его воображении. Он огляделся вокруг, думая о том, насколько здесь все по-другому, не как в немецком доме. Буфет заставлен семейными фотографиями в рамках и маленькими фарфоровыми безделушками, а со стен свисали ленты, унизанные рождественскими открытками. Не было никакой рождественской елки, только две свечи на каминной полке рядом с веточкой остролиста. Через всю комнату от камина до карниза тянулась пестрая бумажная гирлянда. Это выглядело по-детски и в то же время уютно, пробуждая в Себастьяне тоску по семье, по дому и болезненную грусть по Элиз.

– Присаживайтесь. – Мистер Джонс откупорил бутылку, а Ганс и Себастьян устроились на диване. – Счастливого Рождества. – Он вручил всем по бокалу вина.

– Счастливого Рождества. – Они подняли бокалы, и Себастьян заметил, что взгляд Ганса прикован к старшей дочери. Ему хотелось подтолкнуть друга локтем, сказать, чтобы не пялился так уж откровенно.

– Извините, мне нужно пойти проверить, как там с ужином. – Миссис Джонс вышла из комнаты.

Атмосфера сгустилась от недосказанности. Но потом они поговорили о погоде и кормежке в лагере. Из кухни доносились запахи готовящейся еды, не очень аппетитные, какие-то резкие и кисловатые, как подогретый уксус.

Мистер Джонс обратился к своим гостям:

– Надо было завести несколько индеек для фермы. Но в этом году их было не достать ни за любовь, ни за деньги!

– Все в порядке. – Себастьяну стало жаль его. – Для нас большая честь быть здесь.

Когда миссис Джонс позвала их в столовую, мистер Джонс занял место во главе стола и рассадил остальных.

Миссис Джонс принесла извинения:

– Сожалею, что не могу устроить вам настоящий рождественский ужин. Но все по карточкам. Я смогла достать только рубец.

– Это замечательно. – Ганс широко улыбнулся. – Выглядит восхитительно.

– Мы хотели угостить вас домашней едой, прежде чем вы уедете. – Мистер Джонс принялся за рубец. – Думаю, ждать вам осталось недолго.

Мистер Джонс был