Третье Тысячелетие - С Златаров

Чтобы представить себе, каких вершин может достичь такая свобода в конце третьего тысячелетия, попробуем рассмотреть несколько аспектов важнейшего компонента, из которого составлено любое человеческое общество, — отдельный индивид.

Я глубоко убежден, что наука найдет средства для продолжения человеческой жизни на практически бесконечные сроки. Когда созидательные биологические силы будут исследованы до самых своих первооснов, когда они встанут на службу науке, не останется проблем обновления и омоложения любой системы в человеческом теле, вплоть до замены целого организма. Бессмертие поставит, однако, новые проблемы перед индивидом, главнейшим из которых будет интеллектуально-эмоциональное пресыщение личности, ее душевных сил.

Человек будущего станет жить не только дольше, но и несравнимо интенсивнее. Душевные его силы вырастут многократно и все же… останутся ограниченными. После определенного периода (сотен или, может быть, тысяч лет) неминуемо и для него наступит пресыщение, а вслед за ним и желание покоя, смерти. В этом смысле можно сказать, что все наши далекие потомки самолично будут решать вопрос, настал или нет срок прекращать свое существование. И эта свобода, естественно, породят новые формы ответственности перед друзьями, перед близкими, когда надобно решаться уйти из жизни без их согласия или вопреки ему.

Вероятно, будет существовать и некий промежуточный этап «полусмерти», некое своеобразное анабиозное ожидание, «временное отстранение от жизни».

Другая проблема, решением которой займется человек конца третьего тысячелетия, — создание индивида, его «рождение». Сегодня (хотя это и довольно странно, если призадуматься) никто нам не задает важнейшего из всех, сколько-нибудь важного для нас вопроса: хотим ли мы вообще явиться в сей мир, дабы жить в нем? Это принудительный дар, полученный каждым из нас от родителей, обычно не обремененных конкретными перспективами. Вот и сегодня все 4 миллиарда жителей Земли отнюдь не добровольно избрали тот образ жизни, который они вынуждены иметь, ту личность, которой их «одарили», ту социальную среду, те конкретные возможности, что мы именуем талантом, знанием, должностью, судьбой.

И вообще, будет ли этично согласно нормам общества третьего тысячелетия предоставлять решение такого вопроса, как создание новой личности, всего двум людям — родителям, сколь бы они ни были возвышенны в интеллектуальном и моральном отношении? Без участия самого заинтересованного!

Но как может быть опрошен человек, который еще не родился, который не существует?

Спустя тысячу лет для науки и техники вряд ли представит трудность создать искусственную модель (электронно-кибернетическую, биологическую или какую-либо еще более совершенную) будущей личности, модель, соответствующую проектируемой генетической структуре, начиненную полнейшей, подробнейшей информацией о том мире, где мы живем, и его возможностях. Проблемы идентичности между моделью и проектируемым человеком — не более чем вопрос технологии, и потому он разрешим. А как отнесутся люди к созданию опытного образца человека, прототипа, чьим единственным предназначением будет ответ на вопрос: может ли быть создан новый конкретный индивид? — после чего опытный образец подлежит… уничтожению! Однако оставим эту проблему людям будущего. Как можем оценить ее во всех тонкостях мы, которые даже еще не сумели создать мыслящих и чувствующих роботов, мы, для кого само понятие «машина» ассоциируется с представлениями грубого, мертвого металла и элементарных электрических сетей?

Главный социально-этический феномен, укоренившийся в нас за десятки миллионов лет (связь: родители — дети), распадется, потеряет смысл еще в первые века следующего тысячелетия. Заботы о надзоре и воспитании новых поколений возьмет на себя общество. Естественно, что столь ответственная задача будет решаться специализированными органами, а не останется предметом неквалифицированных, любительских забот родителей. Но эта древнейшая связь, в основе которой лежит продолжение вида, поблекнет и как эмоциональная категория. С усовершенствованием личности все больше станут исчезать эгоизм, культ «моего», включая и «мой ребенок». А с другой стороны, «чужое» будет все более становиться «своим». Человек третьего тысячелетия будет любить всех детей как своих, подобно тому как всех своих собратьев по миру он будет любить как самого себя. Сегодня это, возможно, звучит несколько странно, невероятно., но это одна из самых маленьких странностей, самых маленьких невероятностей в диковинном мире будущего.

Когда древнейшая проблема «отцов и детей» отомрет, на ее месте возникнет много иных. К примеру, проблема множественности личности. Для нас понятие «личность» есть синоним индивидуальности — она может быть серой, убогой и все же уникальной, хотя бы по отпечаткам пальцев. А когда генотехника начнет создавать людей согласно заданной программе, не останется препятствий, чтобы реализовать личность в количествах больших, чем один экземпляр. Каковы же будут взаимоотношения между этими своеобразными «двойниками», каково будет их отношение к остальным, каким останется индивидуальное самосознание? Будут ли они ощущать себя «серийной продукцией» или их ансамбли породят некую новую, более высокую, коллективную индивидуальность?

И другая разновидность социальной связи также потерпит коренные изменения. На заре истории еще примитивнейшие общественные формации (даже на уровне стада) были образованы как иерархические структуры, в которых одни индивиды властвовали над другими, используя все доступные им формы насилия. Третье тысячелетие замечательно будет тем, что ликвидирует и это социальное явление. Человек перестанет проявлять власть над подобными себе, поскольку он полностью овладеет природой и никакая другая власть ему не будет уже нужна.

Бессчетное множество проблем ставит перед нами грядущее тысячелетие, но еще об одной нельзя не упомянуть: новая социально-этическая связь — человек и мыслящий робот. Термин «машина» здесь не употреблен не потому, что он звучит грубо, опрощенно, металлически, но и потому, что, вероятно, совершеннейшими помощниками человека станут биороботы. Гомо футурус будет любить эти странные творения своих рук сильней, чем любит ныне собак, будет испытывать к ним чувства, какие он испытывает к своим собратьям. Особенно выделит он своей любовью тех, кто будет обладать эмоциями и самосознанием.

Впрочем, и эту проблему оставим решать людям будущего. Поскольку и автору и читателю ясно, что нынче никто из нас не в состоянии предугадать, что станется с миром через тысячу лет, а все сказанное до сих пор было не более чем попыткой методами научной фантастики ощутить аромат тех плодов, которые (усилиями научно-технической революции) взрастут на диковинном древе следующего тысячелетия.