Случайный папа (СИ) - Ручей Наталья

Открываю глаза и настолько не верю увиденному, что слезы начинают катиться одна за другой, мешая мне рассмотреть то, что происходит в квартире. И лишь по смазанным теням я понимаю, что это Лука…

На полу распластан Степан, а Лука наносит удары по его туше, выбивая новые стоны и жалкие оправдания:

– Я просто хотел занять у нее… просто занять…

Лука и не думает прекращать. Смахнув слезы бумажным платочком – как хорошо, что у меня их в квартире с запасом, – я пытаюсь успокоиться и заодно все же увидеть его.

 Злой, сосредоточенный, грудная клетка ходуном ходит, опаляя поверженного тяжелым дыханием и пугая до чертиков. Кровь, стоны, которые доносятся с пола, занесенный для очередного удара кулак…

Возможно, это не самый удачный момент, не самое лучшее время, но сердце считает иначе.

– Я люблю тебя…

Кулак замирает в воздухе.

Лука медленно оборачивается.

– Повтори, – не просит – требует он и тут же меня стимулирует: – Сколько мне еще раз врезать ему, чтобы ты повторила?

– Отпусти его, пусть катится к черту.

Лука так и делает. Поднимает Степана за шкирку, тащит к двери, и, прежде чем она захлопнется, я слышу приглушенный голос, потом какой-то звук, похожий на падение, – скорее всего, после внушения ношу он отпустил. А потом он заходит на кухню.

– Молчишь? Поторопился я его отпустить?

Он делает шаг в сторону коридора, но я успеваю схватить его за руку. Может, он и не собирался никуда уходить, но я не готова так рисковать. Не готова побыть еще минуту без него, без его взгляда, без его запаха, без которых дышать невозможно. Без его рук, которые бережно меня обнимают, когда я пытаюсь им надышаться. И без стука его сердца, в которое я выдыхаю признание:

– Люблю тебя… сильно...

И через мгновенье – люблю его еще сильнее, чем раньше, когда слышу его длинный выдох, как будто он скинул с себя что-то очень тяжелое, и новый приказ:

– Больше от меня ни на шаг.

Глава 45

Лука

Нельзя ругать беременных женщин.

Беременных женщин ругать нельзя.

Нельзя. Они сильно расстраиваются и могут заплакать.

Точно нельзя. И сам это знаю, и наставления Льва с Пашкой помню. Но как же трудно сдержаться. Тем более если беременная женщина тебе дорога.

Пытаюсь сосредоточиться на дыхании и выбросить из мыслей то, что увидел. Дрожащая, побледневшая, обнимающая живот – не лицо, и рука мудака, которая нависает над ней.

Пытаюсь вытравить из памяти ее крик, а главное – тишину, пока я от двери несся к кухне.

Сжимаю ее плечи, вдыхаю запах ее волос, убеждаю себя, что все обошлось, она в безопасности, а внутри до сих пор все кипит.

Нельзя ругать беременных женщин – повторяю в десятый раз и только после этого говорю:

– У тебя в двери есть глазок. Хороший метод, чтобы отсеивать, кого впускать, а кого нет.

Ее ладони скользят по моей рубашке, как будто она пытается разгладить ее. Знаю: на самом деле хочет меня успокоить. Помогает, но слабо. И даже то, как она доверчиво прижимается ко мне, не сбивает настрой открыть дверь и все-таки придушить того отморозка.

– Он вошел следом за мной, – поясняет. – Я не приглашала его.

– Что это за хрен? Ты вообще его знаешь?

– Знала, – вздыхает. – Это было моей ошибкой. Мы когда-то встречались, он меня бросил.

– Решил все исправить?

– Не все. Решил, что деньги, которые я собирала, ему нужнее, чем мне, – она выдерживает паузу, явно не особо желая обсуждать эту тему. – Половины, которую он взял в прошлый раз, ему показалось мало.

Дыхание. Самоконтроль. Снова дыхание.

– Сколько он взял?

Наверное, мой голос звучит подозрительно мягко, потому что она качает головой и отказывается мне признаваться.

– Неважно. Главное, что его больше нет.

Ну, я бы так не сказал. Хорошо, пусть молчит. Узнаю от него самого.

– Как его хоть зовут?

Наташа поднимает голову, всматривается в мои глаза. Безмятежно ей улыбаюсь. Нельзя пугать беременных женщин, и лучше ей не знать, какие у меня планы на ее ошибку из прошлого.

– Просто чтобы знать, как зовут придурка, который тебя упустил.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Нащупав мою ладонь, поднимает ее вверх, скользит по костяшкам пальцами.

– Хватит, Лука, – просит меня. – Не хочу, чтобы у тебя из-за него были неприятности. Он этого не стоит.

Он – нет. А ты – да. Но беременным женщинам волноваться нельзя, поэтому я держу эти слова при себе.

– Ты здесь… – Качает головой, будто не в силах в это поверить. – Кстати, почему ты здесь? Мы же договаривались увидеться через пару часов.

– Ни о чем мы не договаривались. Это ты предложила. И спросила, как мне твое предложение. Мне оно не понравилось, просто я не стал тебе говорить.

Смеется.

И наконец расслабляется – я чувствую это, потому что не перестаю ее обнимать. И потому, что просто чувствую ее. Даже когда она далеко – проверено за неделю, пока ее не было.

Смех – это хорошо.

Пусть смеется, потому что ее слезы – это невыносимо.

– Как ты? – спрашиваю, когда ее смех затихает. – Он сделал что-нибудь…

Даже трудно договорить, и хорошо, что она избавляет от этого.

– Нет. Только напугал очень сильно. – Ее рука опускается на живот, на губах расцветает улыбка. – Ты успел.

Я кладу свою руку поверх ее, а потом смещаю в сторону и прислушиваюсь. Тихо. Не потревожили. И правда успел. Облегченно выдыхаю.

– Хорошо, что опаздывать в действительно важных мероприятиях не стало традицией. Хватит и одного раза, правда?

Наташа поднимает взгляд на меня и не прячется, даже когда ее щеки слегка розовеют. Да, она понимает намек.

Хочется прикасаться к ней. Хочется ее обнимать. Хочется целовать ее всю. Хочется всё. Но лучше не здесь. Пожила одна – хватит. А если начну, мы тут надолго застрянем.

– Собирайся. Возьми только все самое нужное.

– Я только что вернулась – и опять уезжаю?

– Нет. Просто переезжаешь. Ко мне.

Смотрит так недоверчиво, что приходится ей напомнить:

– Ты обещала, что больше от меня ни на шаг.

Это действует. Она уходит в комнату, возвращается быстро с маленьким пакетом в руках.

– Тебя хорошо брать в поход, – шучу, видя, что она волнуется, и подталкиваю к двери, пока не одумалась.

Правда, допускаю оплошность. Даю ей время обуться, причесаться, посмотреть на свое отражение. Поэтому в себя она приходит раньше, чем мы выезжаем из города. Осматривается, бросает в мою сторону взгляд, начинает ерзать на сиденье.

– Ты знаешь, я подумала…

– Плохое начало.

– Давай не поедем к тебе домой? – предлагает она. – Ну… как-нибудь в другой раз, хорошо? Я морально подготовлюсь, настроюсь…

С беременными женщинами спорить нельзя. Себе выйдет дороже. Да и в конце концов когда-то это должно было начаться. Гормоны, перепады настроения. Мне и так долго везло. А где жить – мне без разницы.

– Как скажешь.

Разворачиваю машину. Облегченно вздохнув, Наташа вновь затихает. А в какой-то момент начинает присматриваться к дороге и понимает, что мы хоть и свернули, но не туда, куда хотела она.

– Куда мы едем?

– Ко мне ты не хочешь – поедем к отцу. У него дом большой, – добавляю, прежде чем она придумает аргументы, чтобы поспорить. – Мы ему не будем мешать. Только порадуем.

Глаза огромные: растерянность, волнение, какие-то опасения. Накручивает себя. И напрасно.

– Еще раз напомнить? – предлагаю, взглянув на нее. – Ни на шаг от меня. Так что я никуда не уеду. Мы просто выбираем место, где тебе будет это делать комфортней.

Кусает губы. Не хочет признаваться, а вот я начинаю догадываться, что за страхи водят нас по дороге. Ничего, это тоже пройдет.

– Лука…

Ее ладонь ложится мне на бедро. Очень рискованно, кстати: она буквально напрашивается и все ускоряет. Выдержка у меня не железная.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Я вспомнила, что не взяла с собой кое-что важное. И забыла тебе кое-что подарить. Давай лучше вернемся ко мне?

По большому счету, милая, ты не взяла ничего. Но я, конечно, молчу. К ней так к ней. Какое-то время поживем в ее зоне комфорта. Пока не поймет, что моя гораздо удобней.