Тайны тысячелетий - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Сулейман не был в походе или на охоте, он жил во дворце Топканы. В отличие от Версаля времен Людовика XIV, ранние оттоманские дворцы были вполне комфортабельны. Монументальные здания сооружались для Бога. Мехмед Завоеватель построил Топканы в виде трех основных дворов, разделенных воротами. Султан обычно пребывал в личных покоях; его визири, судьи и начальники вели дела империи в совете, диване, который находился под куполом и был обрамлен низким широким портиком, видимо, призванные напоминать шатер кочевников. Диван собирался 4 дня в неделю, визири сидели на возвышении, покрытом подушками (отсюда и название — диван). Султан мог слушать заседания, оставаясь незамеченным, за занавесками.
С площадкой для тренировок элитного войска, школой для официальных лиц, студией для художников, конюшней для лошадей, притягивающий, как магнит, всех просителей, Топканы был похож на улей, город внутри города. Десять больших кухонь кормили 3000 его жителей, а в дни дивана — до 8000 человек. Типичный рецепт того времени начинался, как правило, словами: «Взять 500 ягнят…»
Церемония приема посла была подчинена идее прославления величия и мощи Оттоманов. Головы предателей встречали его с имперских ворот. У средних ворот, украшенных двумя башенками, прямо над двором, которых предназначался для простой публики, должны были собираться все приближенные, кроме самого султана. Миновав палаты, где заседала исполнительная власть, посланец входил в сверкающий портик.
Великий визирь встречал его и в особых случаях провожал через ряды 2 тысяч согнувшихся в поклоне официальных лиц, мимо груд серебряных монет, предназначенных к выплате шеренге рослых, крепких янычар. Перед воинами ставили котелки с рисом и бараниной, посла потчевали сотней, или что-то около этого, блюд, в основном вареных и жареных. Расспрашивая посла о его миссии, великий визирь опускал вопросы, могущие вызвать гнев султана.
А теперь о священных внутренних секретах двора. Побывавшие во дворце чужеземцы так говорили о молчании: «Это молчание самой смерти». Посол надевал, идя на прием, затканное золотом платье, а его королевские подарки тщательно проверялись. К восточным монархам нельзя приблизиться без даров — это в Европе хорошо усвоили. У входа в тронный зал два служителя держали посла за руки и ни на одну минуту не позволяли ему отойти. Они провожали его через комнату, толкали вниз, чтобы он целовал ноги султана, затем поднимали, чтобы он мог сообщить свое послание. Суровый султан, в церемониальном одеянии, украшенном тяжелой шелковой парчой, жестком от золотого и серебряного шитья, бесстрастно слушал его, сидя на своем, выложенном драгоценными камнями троне.
Сулейман мог прокомментировать что-то или кивком головы указать на окончание аудиенции. Посла выводили из помещения таким образом, чтобы он ни разу не повернулся к султану спиной. Ответ он получал позднее, часто слишком поздно, через главного визиря.
Посланник мог пристально изучить черты лица Сулеймана И потому нам известно, как он выглядел, как действовал. Но ничего не знаем о его мыслях, о Сулеймане как о человеке.
Дневники походов? Написанные от третьего лица, они не содержат никаких эмоций. Вот выдержка из его первого похода: «7 июля пришли новости о захвате Шабака; сотни голов солдат гарнизона, которые не смогли, подобно остальным, уйти, переплыв реку, были принесены в лагерь султана. 8 июля эти головы были насажены на пики по всему его пути». А вот о третьем походе: «Император, сидя на золотом троне, принимает почтение визирей и беев; наблюдает за казнью 2 тысяч пленников; идет проливной дождь».
Редки проблески человечности. На Родосе, встретившись лицом к лицу с великим предводителем рыцарей, он утешает его после поражения, отмечает, как он благородно защищался, затем обращается к Ибрагиму: «Не без сожаления я изгоняю этого храброго человека из его дома в таком возрасте».
Его письма, направленные другим монархам, надменны: «Я, Султан из Султанов, Правитель всех Правителей, раздающий короны монархам здесь, на земле…» Так глава ислама отвечал «самому христианскому» королю Франции, пленнику священного римского императора. Сулейман выслушивает просьбы Франциска о «помощи… у подножия моего трона, спасающего мир».
Интересует Сулеймана и Мартин Лютер. Сколько ему лет? Сорок восемь? «Я бы хотел, чтобы он был моложе; он бы нашел во мне великодушного защитника». Услышав это, знаменитый теолог-реформатор возьмется за ручку еще одной кружки пива и загогочет: «Да сохранит меня Господь от такого прекрасного защитника!»
Лаконичность в дневниках, высокопарность в письмах, скрытность в своем дворце…
— Как нам узнать, каков он, истинный Сулейман? — спросил я доктора Бернарда Льюиса, профессора из Принстона.
— Это невозможно. Никто не мог близко подойти к истинному монарху Нового Востока, человеку тайн. Он был окружен стеной тайн, которую и нам не преодолеть.
Он был набожен, консультировался с теологами при принятии ответственных решений, бывал справедливым, например, возвратил в Египет часть налога, полученного в результате чрезмерного усердия сборщиков податей, — все только для того, чтобы не оставить безнаказанной коррупцию и своеволие.
Он управлял всем и всеми, но сам находился на ежедневном содержании — ему подавали два кошелька, один с золотом, другой с серебром. То, что у него оставалось в конце дня, он делил между своими пажами. Будучи сам искусен в ремеслах, он был щедрым покровителем искусств.
Но прежде всего он был захватчиком — султаном гази, который добивался успеха, лично возглавляя свою армию. Вот, что он написал Франциску I: «Днем и ночью Наша лошадь под седлом и сабля с Нами».
Несмотря на то, что оттоманская империя почти постоянно была в состоянии войны, ее пестрое население получало свои выгоды от мира. В ней росло население, расширялась сеть дорог и караван-сараев, развивалась торговля, расцветали ремесла. Повышалось благосостояние всего государства. Точные записи гарантировали балканским крестьянам безопасность их владений.
Зачарованные европейские лидеры искали секреты такого успеха. «Имеете ли вы в виду, что сын пастуха может стать великим визирем?» — ахнул венецианский сенат, состоящий только из патрициев, когда посол описывал общество, где каждый гордился тем, что называл себя рабом султана. Общество рабов, в котором рабы были господами? Самые высокие лица являются низкорожденными? Мощь ислама поддерживается людьми крещеными и воспитанными в христианстве? Невероятно!
Но то была правда. Восемь великих визирей Сулеймана были простыми христианами, привезенными в Турцию в качестве рабов. То же самое относилось к высшим гражданским начальникам и янычарам. Но улема, стражи шариата, или священного закона, судьи и учителя были сыновьями турецких отцов, воспитанных на Коране.