Сладостная ярость - Кэтрин Харт

Судья что-то буркнул и криво усмехнулся:

— Наверное, я должен быть благодарен судьбе за то, что она попала в меня только книжкой.

— Совершенно верно, сэр, — согласился Трэвис, улыбаясь в ответ.

С этого момента все пошло как по маслу, хотя на выслушивание нескольких свидетелей ушло довольно много времени. Даже Трэвис давал показания, поклявшись при этом на Библии. Когда судья Эндрюс приступил к допросу Сэм, задавая ей вопросы о ее детстве и ее участии в грабежах в банде Даунинга, она отвечала правдиво тихим дрожащим голосом.

Но когда вопросы судьи стали касаться ее отца и братьев, Сэм категорически отказалась отвечать на них. Она бесстрашно заявила ему, что никогда не станет помогать тем, кто хочет изловить их. Со смешанным чувством гордости и тревоги Трэвис слушал ее дерзкие слова:

— Речь идет о моей семье, судья, и независимо от того, что они натворили, я все равно люблю их и остаюсь им верна. И можете не угрожать мне, я все равно не предам их. Я не сделаю этого — иначе я не смогу жить в ладу с самой собой. Я дала слово, что никогда не буду участвовать в их противозаконных действиях, но я не стану помогать вам повести их на виселицу.

— А вы не слишком помогаете следствию, знаете ли, — сказал Эндрюс.

Сэм молча кивнула и вздернула подбородок.

Сэм и судья долго и напряженно смотрели друг на друга, и никто из них не хотел уступать, в то время как Трэвис и все их друзья наблюдали за ними, затаив дыхание. В конце концов судья Эндрюс кивнул головой:

— Хорошо, молодая женщина. Мне жаль, что вы не желаете рассказать нам больше, но мне понятны чувства, которые вами двигают. Более того, я уважаю вашу верность своей семье.

Но сейчас вы поклялись в верности своему супругу. Он и ваши друзья убеждали меня в том, что вы перевоспитались, хотя и не совсем раскаялись в своих прошлых деяниях. Поэтому, а также принимая во внимание ваш юный возраст, когда вы вступили на путь преступлений, я намерен передать вас на попечение вашего супруга. Вы свободны, можете идти.

При этих словах весь зал, где проходило судебное заседание, взорвался радостными криками. Слезы счастья заструились по лицу Сэм, когда она бросилась в объятия Трэвиса. Пришлось затратить некоторое время, чтобы восстановить порядок и продолжать рассмотрение других дел.

Через два дня Сэм принимала судью Эндрюса у себя дома. Это был его последний вечер в городе, и они с Трэвисом, повинуясь одному и тому же движению души, пригласили его к себе на обед, чтобы как-то выразить ему свою благодарность за его гуманное решение. Вместе с Элси Сэм расставляла на столе дымящиеся блюда, и только они собрались сесть за стол, как в дверь кто-то постучал.

Нахмурившись, Сэм спросила недовольно:

— Кто бы это мог быть? Трэвис, неужели ты пригласил еще кого-то на обед и забыл сказать мне об этом?

— Да нет, — поднялся он из-за стола, — но я пойду посмотрю.

Но она удержала его:

— Посиди здесь и поговори с судьей Эндрюсом. Я открою дверь.

Войдя в холл, Сэм на минуту задержалась у зеркала, поправляя выбившуюся прядь волос. Потом она спокойно открыла дверь и оказалась лицом к лицу со своим младшим братом.

— Хэнк!

ГЛАВА 23

— Хэнк! Как ты здесь очутился? Что ты здесь делаешь? — громко воскликнула Сэм. Она так удивилась, что даже не понизила голос. И спохватилась только тогда, когда услышала шаги Трэвиса, направляющегося в холл.

— Сэм, что происходит?

Вот он уже рядом с ней, поддерживает ее за талию своей большой рукой, словно догадывается, что она вот-вот упадет от изумления. Он так и впился пронзительными глазами в молодого человека, стоящего на крыльце. Парень кого-то смутно напоминал ему, хотя Трэвис и не мог сказать, что в нем было знакомо ему, может быть, выражение глаз или гордо выдвинутый вперед подбородок. Вдруг Трэвиса осенило. Подняв бровь, он протянул:

— По-моему, это еще один из твоих братьев, Сэм? Под его пронизывающим насквозь взглядом Хэнк нервно переминался с ноги на ногу.

— Начальник Кинкейд, — сказал он, прочистив горло. — Я брат Сэмми, Хэнк. Я пришел сдаваться вам, но сначала мне нужно сказать одно слово сестре, если вы не против.

Трэвис ожидал чего угодно, но отнюдь не такого поворота событий. Целую минуту он изучал глазами Хэнка. Потом, мотнув головой, он сделал знак ему войти:

— Не стой в дверях, Хэнк.

Когда Хэнк переступил порог, Сэм сбросила свое оцепенение:

— Хэнк! Что случилось? — Вдруг из ее груди вырвался стон и она вся поникла. — О Господи, Хэнк! Надо же так случиться, что ты появился у нас в самое неподходящее время. Сейчас за нашим столом сидит сам судья. И чего тебя дернуло стучаться в парадную дверь? — Она жадно всматривалась в его лицо, отмечая усталость, обострившую его черты, бледность, проступающую под загаром.

— Мне ничего не оставалось делать, Сэмми, — сказал он, как бы оправдываясь. Его взгляд уклонился от нее и устремился на Трэвиса. Легкая гримаса исказила его лицо, когда он отстегнул свой пояс с кобурой и передал его Трэвису. — Вот, возьмите.

Принимая оружие, Трэвис кивнул в сторону гостиной и смежной с ней столовой:

— Все равно рано или поздно тебе придется познакомиться с судьей Эндрюсом. Так что это можно сделать и сейчас.

— Мне… э… нужно сперва поговорить с Сэмми, начальник, — запинаясь, сказал Хэнк, медленно входя в гостиную. Еще раз его усталый взгляд остановился на Сэм. — И лучше это не откладывать.

Ледяной холодок пробежал по спине Сэм, и впервые она сообразила, что Хэнк не просто сильно устал. Глубокая печаль отражалась в его темных глазах. Она машинально нащупала руку Трэвиса, догадавшись, что Хэнк принес плохие вести.

— Что случилось, Хэнк? — пробормотала Сэм, подавляя желание заткнуть себе уши, чтобы не слышать ответа.

Хэнк перевел взгляд с нее на Трэвиса, как бы предупреждая их обоих, потом задержался на своей сестре.

— Папаша умер, Сэмми. Мы схоронили его четыре дня тому назад.

На минуту она замерла, будто ее охватило холодом, и затаила дыхание. Но когда боль пронзила ее, из глубины души вырвался резкий вопль. Трэвис едва успел подхватить ее, — ноги Сэм подкосились.

— Не-е-ет! Не-ет! — Слезы хлынули из ее глаз ручьем и потекли по ее искаженному страданием лицу, а руки сжались в кулаки и забарабанили в грудь Трэвиса в неистовом протесте. — Нет! Он не мог умереть! Трэвис, Хэнк соврал мне? Отец не умер!

Она не помнила, как на ее крики в холл ворвалась Элси, как Трэвис подвел ее к дивану и осторожно усадил, как рядом топтался Хэнк, тоже с глазами полными слез. Не видела она и того, как судья Эндрюс встал в дверях и с любопытством наблюдал всю эту сцену. Она слышала только громкие удары своего сердца, а в ушах стояли жуткие слова Хэнка и повторялись страшным эхом.