Дикая весна - Монс Каллентофт

– Но Юсефина Марлоу может организовать все так, чтобы братья не получили доступа к деньгам в случае ее смерти. Она может отписать большую часть наследства кому-нибудь другому.

– Ты только что ее видел, – вздыхает Малин. – Она не способна на такие сложные интриги. Что бы она там ни написала в завещании у адвоката Стольстена, я уверена, что она даже не подумала о том, что произойдет с наследством, если девочек уже не будет. Кажется, она даже не хочет осознавать их смерть.

В машине становится тихо, слышен лишь монотонный гул мотора.

В темноте, где-то рядом с ними, притаились братья Куртзоны – мысль о том, что они сделали: уничтожили целую семью, чтобы добраться до состояния отца…

– Может быть, Юхан Якобсон нашел что-нибудь еще по поводу братьев? – говорит Малин. – Я сейчас позвоню ему.

– Он сам позвонит завтра, – отвечает Зак. – Дай ему отдохнуть. Не все такие маниакальные типы, как ты.

– Я – маниакальный тип? Что ты имеешь в виду?

Зак ухмыляется, и в темноте салона машины его рот кажется клоунским – с дружелюбной, но чуть опасной улыбкой.

Они едут дальше по Хурншгатан, и когда проезжают «Народный кебаб», Малин вспоминает, как могла ехать с маленькой Туве через полгорода, чтобы поесть именно там – обильный и вкусный ужин за разумную цену. Подумать только, что эта забегаловка до сих пор существует!

– Стало быть, тот мужчина, которого мы видели на видеозаписи возле банка, может быть одним из братьев Куртзон? – спрашивает Зак.

– Может быть, – отвечает Малин. – Или они могли кого-нибудь нанять. Деньги-то у них есть, хоть они и хотят получить во много раз больше.

– Но кто пойдет на такое? Убивать детей и их родителей ради денег? Кого можно нанять для убийства детей? Я не знаю в этой стране ни одного урода, который согласился бы на такое.

– Деньги, – произносит Малин. – Деньги, Зак! Сам знаешь – всегда находятся люди, готовые на все ради денег. А их отец науськивал на них в детстве варана. Что еще он мог с ними сделать, чтобы вырастить их идеальными бизнесменами? Кто знает, какими людьми они в результате стали?

– Такими, которые убивают детей? Я не хочу в это верить, Малин.

Взгляд Зака меняется. Становится жестким и холодным. Он давит на газ.

«Убить своих собственных племянниц? – думает Малин. – Возможно ли такое?»

Ей тоже не хочется в это верить, однако она знает, что это может быть так. И что следствие подводит ее сейчас к бескрайней и бездонной пропасти.

– Я понимаю, почему Юсефина Марлоу отдала своих девочек, – слышит она голос Зака.

Малин кивает.

– Я бы тоже не допустила, чтобы дети росли в такой атмосфере, которая царила в квартире Юсефа Куртзона.

– Да уж, это точно. Но ты уверена, что он не знал о девочках? Он, со всей его властью и влиянием?

– Мне почему-то кажется, что не знал, – отвечает Малин.

Они находят свободное место на парковке у отеля. Прежде чем выходят из машины, Малин говорит:

– Завтра нам предстоит побеседовать с адвокатом Юсефины Марлоу. С этим самым Стольстеном. Сейчас уже слишком поздно. Но если окажется, что братья знали о ее детях и что она завещала все девочкам, – тогда мы на верном пути. Я убеждена.

Зак кивает.

– Follow the money. Always follow the money[16].

Часы показывают половину второго, когда Малин залезает в постель в своем номере.

Скомканная одежда валяется на полу, она разделась догола. Сняла трусы, чтобы те не пачкались, – завтра придется вывернуть их наизнанку, переодеться не во что.

Убить собственных племянниц.

Руки у Малин трясутся. С какими монстрами им предстоит иметь дело?

Она закрывает глаза, и тут же накатывает сон – как черная дыра с оранжевым пылающим центром, из которого одно за другим возникают лица, и каждое несет свой рассказ.

Первой появляется Туве. Она шепчет:

– Я уезжаю, мамочка, но я не брошу тебя.

Папа. Он улыбается.

«Но я не могу ответить ему улыбкой».

Потом появляется Петер Хамсе в своем белом халате, и Малин ощущает спазм внизу живота, но вскоре он исчезает, а с ним и вся гамма чувств.

Даниэль Хёгфельдт. Янне.

Они приходят вместе. Машут ей рукой на прощание, и она собирается было побежать за ними, но не может, не хочет, чувствуя – настал момент отпустить их; борьба за то, чтобы поддерживать любовь и страсть, осталась позади.

Мама.

Ее лицо – как неподвижная маска. «Горевала ли я?» – думает Малин.

Карим Акбар, Свен Шёман, Юхан Якобсон, Вальдемар Экенберг, Зак, Бёрье Сверд, Карин Юханнисон. Они проходят парадом мимо, улыбаются ей, гладят мимоходом по щеке, желают ей добра – и ей хочется удержать это чувство.

Счастье Карима с его новой отвратительной женщиной.

Желание Карин завести ребенка, такое очевидное в каждом ее жесте. Внезапно вспыхивающее, но все время присутствующее, неожиданное для нее самой.

Самое лучшее из всех желаний – но тут Малин видит лицо Марии Мюрваль. Ее глаза полны тоски. И Малин видит внутри Марии живого человека, который по собственной воле запирал за собой одну дверь за другой, пока не осталась единственная белая комната, полностью свободная от злобы и страха, а потому в ней нет места ни воспоминаниям, ни чувствам.

«Я проберусь в эту комнату, – думает Малин. – Я возьму тебя за руку, Мария, и выведу наружу».

Потом она видит девочек-близняшек, их лица на фотографиях в квартире в Экхольмене. Сначала они улыбаются, но потом начинают кричать, и в тени их криков проступают лица Ханны Вигерё и Юсефины Марлоу, и они тоже что-то кричат Малин, но она не может разобрать слов.

«Я сплю? Может быть».

Затем еще два лица.

Двое мужчин с четко очерченными подбородками и почти идентичными прямыми носами, с ухоженными, зачесанными назад волосами. Одно лицо чуть круглее, но оба с острыми чертами. Их синие глаза смотрят испуганно, но сурово, они полны страстей и алчности, и Малин тщетно ищет в их взглядах хоть каплю тепла.

«Вы братья Куртзон, не так ли?»

Но они не отвечают, не произносят ни слова и снова исчезают в темноте, а затем появляется лицо еще одного мужчины, перекошенное гримасой отчаяния.

– Я делаю то, что ты сделала ради Туве, – говорит он.

– Ты любишь? – спрашивает она.

– Ты спасла Туве, – произносит мужчина. – Когда ей грозила смертельная опасность. Так и я спасаю своих детей.

И он исчезает.

«Теперь я одна?

Нет.

Но я сплю. Правда, я сплю и вижу сон?

Я в другой комнате, где повис запах смерти – но и упрямой жизни.

Здесь я не одна.

Я вижу двух маленьких детей.

Я вижу их, но не знаю, где они. Они зовут меня. Хотят, чтоб я спасла их.

Я должна спасти их.

И сейчас они кричат. Они кричат от страха, и я хочу бежать к ним, но где же вы?

Где вы, дети?»

Черная вода бьется о тростник в темноте.

Малин уплывает куда-то глубоко в свой сон, беря с собой двух брошенных детей, пытаясь утешить их, обещая, что все уладится, и во сне дети превращаются в ее собственного брата, в сон о сне, в котором люди в конце концов находят покой среди сияющей, всеобъемлющей белизны.

Кто сделал так, чтобы мы умерли?

Неужели нас убила страсть к деньгам? Желание стать как отец, достойно выглядеть в его глазах или просто стремление к власти, которая приходит с богатством, – той власти, которая позволяет тебе владеть любым, заставить любого делать все что угодно?

Или это было желание получить власть над человеческой жизнью? Над детской жизнью? Над образом самого себя, своей судьбы?

Или ты пустилась по ложному следу, Малин?

И разгадка таится совсем в другом месте?

Сейчас ты спишь.

Но не спи слишком долго.

Те, другие дети, запертые, те, которые не умерли, – они все еще ждут спасения. Так мы умерли ради них? Ты должна спасти их, не так ли?

Часы тикают, время истекает, но ты еще этого не знаешь, Малин.

Глава 49

Часы показывают начало десятого. Адвокат Йёрген Стольстен стоит позади своего стола красного дерева, повернувшись спиной к Малин и Заку. Он ослабил узел на своем розовом галстуке и теперь смотрит на площадь Уденплан, где синие городские автобусы останавливаются у входа в метро, а люди входят и выходят из тех же сетевых магазинов, какие есть и в каждом провинциальном городке, открытых по воскресеньям в угоду коммерции.

Рано утром ей позвонил Юхан Якобсон. Рассказал все, что ему удалось выяснить про братьев Куртзон и их мать, и Малин почувствовала, как мурашки побежали по коже, когда она услышала рассказ Юхана об одиночестве Хенри и Леопольда, об их ускользающих, но вместе с тем довольно отчетливых личностных качествах; как обоих братьев с самого раннего детства воспитывали идеальными алчными машинами, лишенными стремления к любви.

Малин и Зак ждут, стоя перед Йёргеном Стольстеном.

Они дозвонились ему домой, и адвокат согласился встретиться с ними, несмотря на воскресный день. Даже не спросил, по какому они делу, но в его голосе Малин уловила страх.