Сын помещика 3 - Никита Васильевич Семин

в его кабинет. Пока шли, он успел отдать приказ вытянуть мою яхту на берег, чтобы можно было начать ей корпус очищать. Попутно еще и распорядился позвать корабельного мастера.

— Савва Глебович у нас над всеми рабочими, осуществляющими ремонт, главенствует, — делился со мной Зубов. — Ему и карты в руки.

Вскоре прибыл тот самый Савва Глебович. Коренастый мужик чуть старше сорока, с шикарными усами и руками-лопатами. Лицо обветренное, а на лоб чуб свисает. Выслушав Владимира Михайловича, он покряхтел и выдал свой прогноз по ремонту:

— Видал я ту яхту. Еще дивился — кто ее до такого непотребства довел, а вона оно как получается. Что сказать — палубные доски там под замену. Паруса почитай что и нет. Как и якоря. Обшивка требует очистки, — загибал он пальцы. — Да и рубку я бы поменял. За все вместе… — тут он пожевал губами, мысленно подсчитывая стоимость работ. — Рублей пятьсот, не меньше, — развел он наконец руками.

Тут уже кряхтеть пришлось мне. За свои картины я получил пятьсот рублей серебром, и это без учета «платы» от Канарейкина. Ассигнациями это будет около двух тысяч. И вот сейчас мне предлагают четверть от этой суммы выложить ради ремонта не особо-то, если честно признаться, и нужного мне судна! Аж жаба душить начала.

Вообще я хотел с этих денег оплатить строительство мастерской. И в целом для этого должно было хватить даже трети от всей заработанной мной суммы. Может и меньше. Кирпич да еще с учетом скидки нам недорого встанет. Рублей в двести, думаю, уложимся. С оплатой артели сложнее — не знаю я их расценок. На всякий случай заложу на это дело пятьсот рублей. Итого — семьсот для постройки мастерской, без учета покупки инструментов для нее. Накинем сто для «амортизации», и вот уже трети от полученной за картины суммы как не бывало. Но все равно у меня деньги остаются не только, чтобы яхту отремонтировать, но и сверху — на непредвиденные расходы. Поэтому скрепя сердце я дал добро на ремонт.

— Сколько времени он займет? — спросил я напоследок.

— Если часть людей от работы над баржой Дорофеева оторвать… — стал размышлять вслух Савва Глебович, поглядывая на Владимира Михайловича. Тот еле заметно кивнул, разрешая это дело. — Тогда дня за три управимся. Материал есть, яхта небольшая — главное, чтобы дожди не пошли. Край — в четыре дня уложимся.

После этих слов я повеселел. Похоже, мне все же получится вернуться домой на яхте, как я и подумал в первый момент, как о ней услышал. Что такое — подождать три дня? Тьфу! Пролетят, и не замечу. Вон, и Владимир Михайлович мой настрой понял.

— У нас подождешь окончания работ? — спросил он меня с понимающей улыбкой.

— Если вы не против.

— Живи, сколько потребуется, — оправдал мои надежды мужчина.

Внеся сразу всю сумму за ремонт, я поехал в усадьбу Зубовых. И там «обрадовал» Митрофана с Пелагеей, что мы на короткое время расстаемся.

— Ты сейчас в поместье будешь нужнее, — сказал я конюху, — а тебя я пока взять с собой не могу. Вернусь на яхте, но сам я ей управлять не умею. Потребуется людей нанимать, а сама она небольшая. Да и суеверные моряки, будут косо смотреть на тебя в пути. Вот выучусь парус ставить, пока от Дубовки до нашего дома будем идти, тогда уже и покатаемся.

Девушка хоть и расстроилась, но и просить ее взять с собой не стала. А уж тем более спорить. Поэтому через час после нашего возвращения из порта укатила вместе с Митрофаном домой.

— И чем мне заняться? — спросил я в воздух, лежа на кровати в выделенной комнате.

Без Пелагеи стало как-то скучно. Я не только привязался к девушке, но ведь с ней у меня было и конкретное занятие — обучать ее грамоте. Да и было у нас и более приятное времяпрепровождение. Сейчас же… одиноким себя почувствовал.

— Нет, так дело не пойдет, — решительно встал я с кровати.

Впереди еще три дня ожидания, если не займу себя чем-то, то точно со скуки сдохну. Я там игре на гитаре учился? Надо узнать, есть ли у Зубовых инструмент и кто играть умеет. У меня Люда мелодию ждет к своему стихотворению — нельзя же подводить сестренку! И я отправился на поиски — для начала слуг, а потом и гитары.

Глава 20

25 — 26 июля 1859 года

Пелагея возвращалась в поместье с двоякими чувствами. С одной стороны она была рада, ведь возвращается в родные земли. Как бы там ни было, а поместье стало ей домом. Но с другой — рядом с ней не было ее господина. Зная не любовь его родителей к себе, девушка опасалась, как бы чего снова не вышло, пока Романа Сергеевича не будет.

Их уже встречали. На пороге стояла вся семья Винокуровых. Вот только когда они подъехали, лица барина и барыни сменили выражение с радостного ожидания на хмурость и недоумение. Пелагея вся сжалась, сидя в пролетке, моля бога, чтобы на нее не обратился их взор. И тот словно ее услышал.

— А где Роман? — первым задал вопрос Митрофану Сергей Александрович.

— Молодой господин остался в усадьбе господ Зубовых. Просил передать, что вернется через три дня. Хочет вам сюрприз устроить, поэтому приказал не говорить, с чем это связано.

— Вот как, — нахмурил брови барин. — Ладно, распрягай пролетку и ко мне подходи. Расскажешь, как в целом съездили. И откуда у тебя такое лицо расписное.

Конюх понурился. Не удивительно, что его синяки были замечены. После этого баре ушли в дом, и Пелагея облегчено выдохнула. Не придется ей самой ответ перед господами держать.

Уже с более хорошим настроением она прошла в комнату, где жила с Марфой и Евдокией, разложить свои вещи, взятые в дорогу. А как только с этим справилась, пошла на кухню. Время вечернее, пора поесть, пока баре