Шпион, пришедший с холода. Война в Зазеркалье (сборник) - Джон ле Карре

– Понятия не имею. Но отель я найду, не сомневайтесь, – заявил Эвери с оттенком нетерпения в голосе.

– Рядом с входной дверью там есть киоск, торгующий прессой и открытками. А вход в гостиницу только один. – Он говорил так, словно речь шла о соседнем доме в Лондоне. – И еще они продают цветы. Думаю, как только вы получите пленку, вам лучше будет направиться туда. Попросите цветочника послать дюжину роз для миссис Эвери в отель «Империал» в Торки. Хотя и пяти штук будет достаточно. Мы же не хотим попусту транжирить деньги, верно? А цветы в тех краях стоят дорого. Вы будете путешествовать под своей подлинной фамилией?

– Да.

– На это есть особая причина? Я не хочу совать нос в ваши дела, – поспешно добавил он, – но у нашего брата жизнь такая короткая… Не поймите меня неправильно, я имею в виду, до того как ваша принадлежность к спецслужбам становится известной противнику.

– Насколько я понял, чтобы получить фальшивый паспорт, требуется время. А министерство иностранных дел… – Ему не следовало влезать в эти подробности. Надо было сказать, что это уже не его ума дело.

– Прошу прощения. – Смайли нахмурился, словно злился сам на себя за бестактность. – Вы всегда могли обратиться к нам. Речь о паспорте. – Тут он стал сама любезность. – Итак, отправьте цветы. Когда будете выходить из отеля, сверьте свои часы с часами в вестибюле. Ровно через полчаса возвращайтесь к входу. Водитель такси вас узнает и откроет дверь машины. Садитесь, поезжайте и передайте ему пленку. И конечно же, не забудьте заплатить. Строго по счетчику. Напоминаю потому, что сам знаю, как легко забываются подобные мелочи. Так какого рода тренировка вам все-таки предстоит?

– А если мне не удастся получить пленку?

– В таком случае не предпринимайте ничего. К отелю даже не приближайтесь. И вообще тогда не стоит ехать в Хельсинки. Просто забудьте обо всем.

Эвери невольно подумал, насколько четкие он дает инструкции.

– Когда вы изучали немецкий, вам случайно не доводилось заниматься литературой семнадцатого века? – вдруг с надеждой спросил Смайли, когда Эвери уже поднялся, чтобы идти. – Грифиусом, Лоэнштейном – поэтами их поколения?

– Это было выделено в спецкурс. Боюсь, что не доводилось.

– Спецкурс? – пробормотал Смайли. – Глупейшее название. То есть они считали их второстепенными. Но все равно – спецкурс совершенно неуместное слово.

Когда они уже подошли к двери, он спросил:

– У вас есть портфель или что-нибудь в этом роде?

– Да.

– Когда получите пленку, положите ее в карман, – посоветовал Смайли, – а чемодан держите в руке. За вами, возможно, будут следить, и соглядатаи обычно не сводят глаз с портфелей. Это получается как-то непроизвольно, уверяю вас. И если вы где-то оставите портфель, они перестанут следовать за вами и полностью сосредоточатся на нем. Впрочем, не думаю, что финны дойдут до этого. У них просто нет опыта. Если, конечно, вы всего лишь выполняете тренировочное задание. Но не стоит особенно волноваться. Не надо уделять слишком много внимания такого рода мелочам, как и слишком доверять технике.

Он проводил Эвери до выхода из здания, а потом своей грузноватой походкой направился по коридору в сторону приемной Шефа.

Эвери поднимался по лестнице к своей квартире, гадая, какой будет реакция Сэры. Теперь он уже жалел, что не позвонил с работы, потому что не любил заставать ее в кухне, в то время как по всему полу в гостиной валялись игрушки Энтони. Его появление дома без предупреждения никогда ни к чему хорошему не приводило. Она пугалась так, словно ожидала услышать, что он совершил нечто совершенно ужасное.

Своего ключа у него не было: Сэра почти никогда не уходила. Друзей или подруг, насколько он знал, она не завела, и потому ее не зазывали в кафе поболтать и выпить чашку кофе, а ходить по магазинам одной ей не нравилось. Казалось, она вообще не умела развлекать себя чем-либо самостоятельно.

Он нажал на кнопку звонка, услышал, как Энтони зовет мамочку, и стал дожидаться звука ее шагов. Кухня располагалась в самом конце коридора, но на этот раз она вышла из спальни, ступая мягко, будто шла босиком.

Сэра открыла дверь, даже не взглянув на него. Одета она была в ночную рубашку, поверх которой накинула теплую кофту.

– Боже, как долго тебя не было, – сказала она, повернулась и не слишком уверенной походкой вернулась в спальню. – Что-то случилось? – спросила она, оглянувшись. – Кого-то еще убили?

– Что с тобой, Сэра? Ты нездорова?

Вокруг них с громкими криками бегал Энтони, довольный тем, что папа вернулся домой рано. Сэра снова улеглась в постель.

– Я уже позвонила врачу. Сама не понимаю, что случилось, – сказала она так, словно недомогание не касалось ее лично.

– У тебя температура?

Рядом с кроватью она поставила кувшин с холодной водой и положила махровую салфетку из ванной. Он намочил ее, выжал и пристроил жене на лоб.

– Придется тебе управляться самому, – сказала она. – Боюсь, это не так интересно, как играть в шпионов. Ты так и не спросишь, что у меня болит?

– Когда приедет доктор?

– У него до двенадцати хирургическая операция. Наверное, он будет здесь вскоре после этого.

Эвери отправился в кухню. Энтони поплелся за ним. Стол еще не был убран после завтрака. Он позвонил матери жены в Рейгейт и попросил ее срочно приехать к дочери.

Только ближе к часу дня появился наконец врач.

– Жар, – констатировал он. – Какая-то инфекция бродит в организме.

Эвери опасался, что жена расплачется, когда он сообщит о необходимости поехать за границу, но она лишь выслушала его, немного подумала и предложила самому собрать вещи в дорогу.

– Это важно? – вдруг спросила она.

– Конечно. Крайне важно.

– Для кого?

– Для тебя, для меня. Для всех нас, наверное.

– А для Леклерка?

– Я же сказал – для всех.

Он пообещал Энтони непременно привезти подарок.

– А куда ты едешь? – спросил сын.

– Я лечу на самолете.

– Куда?

Он хотел сказать, что это большой секрет, но вспомнил дочку Тейлора и промолчал.

Поцеловав Сэру на прощание, он вынес чемодан в прихожую и поставил на половик. Дверь была снабжена двумя замками, чтобы Сэра чувствовала себя в безопасности, и сейчас следовало запереть их оба. Он услышал, как она спросила из спальни:

– Это опасно?

– Не знаю. Могу только сказать, что дело серьезное.

– Неужели ты так твердо в этом уверен?

Он откликнулся почти в отчаянии:

– Послушай, а почему я не могу быть в этом уверен? Разве ты не понимаешь, что это не праздный вопрос. Я имею дело с фактами. Почему ты всегда во мне сомневаешься? Неужели тебе так трудно хотя бы раз в жизни признать, что я выполняю важную работу?

Он вернулся в спальню, продолжая рассуждать на ходу. Сэра держала перед собой книгу в мягкой обложке и делала вид, что читает.

– Мы все должны найти свое место в жизни, обозначить круг своего существования. И потому не надо спрашивать меня все время: «Ты уверен? Ты уверен?» Это как если бы ты начала спрашивать, уверен ли я, что нам следовало заводить ребенка, уверен ли я, что мы не ошиблись, когда поженились. В этом просто нет смысла.

– Бедный Джон, – сказала она, опуская книгу и внимательно разглядывая его. – Лояльность без веры. Тяжело же тебе приходится.

Она произнесла это совершенно ровным тоном, словно была экспертом, сумевшим определить социальное зло, от которого он страдал. Вот почему еще один прощальный поцелуй показался ему сейчас таким неуместным.

Холдейн дождался, когда все выйдут из кабинета. Он, как всегда, явился последним и так же последним удалится.

– За что ты так со мной? – спросил Леклерк. Он говорил голосом актера, уставшего от сцены. На всем столе для совещаний рядом с пустыми чашками и полными пепельницами лежали развернутые карты и фотографии.

Холдейн не ответил.

– Что и кому ты пытаешься доказать, Адриан?

– Расскажи еще раз про человека, которого ты собираешься туда заслать.

Леклерк подошел к раковине и налил себе чашку воды из-под крана.

– Тебе не понравилась идея с Эвери? Скажи честно.

– Он слишком молод. А мне вообще не нравится твой культ молодости.

– У меня в горле пересохло от говорильни. Попей водички. Будет полезно для твоего горла.

– Сколько лет Гортону? – Холдейн взял чашку, отхлебнул из нее и поставил на стол.

– Пятьдесят.

– Нет, он старше. Он нашего с тобой возраста. А точнее, был нашего возраста еще на войне.

– Да, такие детали забываются. Ему, должно быть, лет пятьдесят пять или пятьдесят шесть.

– Он в штате? – настойчиво продолжал расспрашивать Холдейн.

Леклерк покачал головой.