Путь Белой маски - Гектор Шульц

– Слуг Владыки не особо любят, – нехотя ответил Эйден, посматривая по сторонам и ища постоялый двор. – Ты и сама назвала меня ночным аспидом.

– Матери Шарама говорят, что Белые маски пропитаны ядом. Их слова, их одежда, их оружие.

– Толика истины в этом утверждении есть, – скупо ответил он, сворачивая на другую улицу. Здесь народу было поменьше, но пахло едой и теплом. Эйден окликнул грязного мальчонку и, когда тот повернулся, спросил: – Эй, малец. Где здесь приличный постоялый двор?

– Через три дома, господарь, – улыбнулся мальчик. У него недоставало во рту зубов, а глаза сочились ехидцей. – «У матушки Эрдо» называется.

– Благодарю, – кивнул Эйден и метнул мальчонке монетку. Тот ловко поймал медяк и, снова улыбнувшись, помчался вверх по улице.

– Он не испугался, – хмыкнула Рамина и чуть погодя добавила. – Вы прячете лицо, господин?

– Да. Но внимательный человек все равно поймет, кто перед ним, даже если лицо скрыто. По костюму, по повадкам, или по стилету.

– Но вы прячете лицо не потому, что не хотите пугать людей, – задумчиво ответила девушка. – Вы не хотите, чтобы вас отвлекали от истинной цели.

– Верно. Для слепой ты довольно наблюдательна… А вот и хибара матушки Эрдо.

Постоялым двором оказалось небольшое, двухэтажное здание. Над входной дверью висела потускневшая металлическая табличка, на которой красной краской кто-то вывел «Еда и постель». Сбоку нашлось место для маленькой конюшни. Рядом с конюшней на трухлявом бревне дремал рослый мальчишка. У его ног лежала толстая дубинка, обитая железом.

Услышав цокот копыт, мальчишка моментально проснулся, схватил дубинку и злобно посмотрел на Эйдена. Но, увидев, как тот спешивается, а потом помогает своей спутнице, расслабился и даже сподобился на улыбку.

– Корм и воды, – бросил ему Эйден.

– Сделаем, – весело ответил он.

Войдя внутрь, Эйден потянул носом и поморщился, почувствовав запах кислой капусты, которую подавали в каждом трактире вплоть до эмпейских гор и соленого южного моря. Эту капусту сейчас жадно поглощал старик, покрытый пигментными пятнами и не обращавший на вошедших внимания. В остальном это был обычный постоялый двор, не хватавший звезд с неба.

– Добро пожаловать, – прошамкала беззубая старуха, сидящая за небольшим столиком, рядом с единственным окном, сквозь которое с трудом проникал солнечный свет, настолько грязным оно было. – Ночь – медяк. Суп и бобовая каша – медяк. Вино…

– Медяк. Годится, – перебил её Эйден и положил на стол несколько гнутых медных монет. Глаза старухи расширились и в сморщенной груди послышался птичий клекот. – Мне нужна дальняя комната. В конюшне две лошади. Для них корм и вода каждый день.

– Да, господарь, – ответила старуха, прижимая к себе монету трясущимися руками. Она охнула и, выудив из карманов мышиного цвета платья большой ключ, протянула его Эйдену. Её глаза жадно блеснули, услышав звон монет в заплечном мешке, но тут же погасли, когда Эйден развернулся бедром и стала видна рукоять стилета. – О! Слуга Владыки… Не изволь беспокоиться. Эрдо все сделает. Эрдо за всем присмотрит.

– Эта женщина, – сказала Рамина, когда Эйден пропустил её в комнату и закрыл дверь. – Она назвала вас слугой Владыки.

– Да.

– Обычно вас называют Белой маской.

– Или ночным аспидом, – буркнул Эйден. Он проверил комнату и вздохнул. – Старуха тоже служит Владыке. На её правой руке вытатуирована надпись. Выцветшая и корявая, однако заметная для тех, кто знает, что она обозначает. Это лабратэнга – язык Белых масок.

– И что за смысл сокрыт в этой надписи.

– О, очень важный. Там написано «Дешевая еда», – Эйден насладился вытянувшимся лицом Рамины и рассмеялся.

– Вы шутите?

– Нет. Но наверняка пошутил кто-то из моих братьев. Видишь ли, в империи многие верят и чтут не только Ласа, но и его брата Тоса. Темного Владыку. Многие из них носят отличительные символы. Кто-то медальоны, кто-то кольца, а кто-то делает себе татуировки. Для непосвященных это просто красивый узор. Шутка это или нет, но можно не беспокоиться, что лошадей украдут или ночью к тебе в постель заберется внучок старухи.

В дверь осторожно постучали и, после разрешения, в комнату вошел тот самый мальчишка, что посоветовал им постоялый двор. Только на этот раз он не улыбался, а с почтением и страхом смотрел на Эйдена.

– Лошади накормлены, господин. Бабушка спрашивает, когда подавать еду и нет ли у господина особых пожеланий, как у других, что останавливались тут раньше.

– Где в городе самый людный трактир? – спросил Эйден. Мальчик задумчиво хмыкнул в ответ.

– На площади, господин. «Хмельной гуляка». Купцы его очень любят. А еду…

– Еду будешь носить утром и вечером. Она, – Эйден кивнул в сторону Рамины, – много не ест, в отличие от моего коня. Если не уморишь её и лошадей голодом, за старания получишь монету, когда я вернусь. Понял?

– Понял, господин, – выпалил мальчишка и его глаза снова хитро блеснули. Не иначе готовился придумать, как выклянчить больше. Но Эйдену было плевать. Он выпроводил мальчишку из комнаты и повернулся к молчащей Рамине. Девушка слабо улыбалась, но затем её лицо неожиданно исказилось и из горла вырвался сиплый крик. Нахмурившись, Эйден подошел ближе и увидел, что кожа гастанки блестит от пота, а дыхание жаркое и прерывистое. Пальцы девушки нервно сжимали серую ткань платья.

– Кровь прольется и преданный вернется, – это не был голос Рамины. Хриплый, вибрирующий, он звучал громко и мощно. – Он хочет утопить свою ненависть в крови, но у судьбы на все другие планы. У каждой пешки своя роль, покуда не слетит она с доски на землю. Фарз падет от руки дурака, башню свергнет топор, а старый воин и шут получат прощенье. Лишь пешки в сей раз захлебнутся от крови. Нет им спасенья. Нет им спасенья…

– Загадки, – пробормотал Эйден и мотнул головой. – Сраные загадки.

– Господин! – воскликнула Рамина. Мягко, испуганно. Она задрожала и обхватила худые колени руками. – Я видела их, господин. Белая женщина, дряхлый старик, услышавший зов…

– Я тоже это слышал, но решать, кого прощать, а кого нет, мне. Два дня, – сказал он, беря с кровати свой мешок. Рамина не ответила. Лишь робко кивнула. В подернутых пленкой глазах гастанки плескался страх. Страх, что сказанное окажется ложью.

До трактира он добрался пешком, справедливо посудив, что конь будет только мешать. Если чутье не подводило, то лагерь циркачей находится неподалеку от города, нужно только выяснить, где именно. Мадам Анже частенько устраивала представления для влиятельных персон. Эйден вспомнил герцога Вотерфи и его холодную жену. Вспомнил и нахмурился, когда в мыслях снова засвистели камни, принесшие боль. «Убейте прошлое, пока оно не убило вас», сказал им