Сборник статей и интервью 2004-05гг. (v1.1) - Борис Кагарлицкий

Резолюцию никто не отменял, она - часть действующего международного права. Просто в сегодняшней ситуации вспоминать о ней весьма неудобно. Поэтому, чем больше глупостей написано на тему терроризма, тем легче морочить всем головы. От рук «эскадронов смерти» в Центральной Америке погибли десятки тысяч человек. В одной Колумбии ими убито гораздо больше людей, чем всеми левыми партизанами вместе взятыми.

Года полтора назад американцы наконец занесли в список террористических организаций Подразделения самообороны Колумбии (АУК). Но только потому, что выяснили: АУК финансируется наркобаронами. А если бы не выяснили? АУК так бы и продолжали вырезать население целыми деревнями. Проблема слишком острая, политически окрашенная. Поэтому она естественным образом будет мистифицирована.

И поскольку любая наука, тем более политическая, а тем более у нас в стране, сильно зависит от власти, то проблема становится еще запутаннее и взрывоопаснее. Она была неплохо разработана на Западе в 1960-1980-х, но затем главными авторитетами в террорологии оказались абсолютно несерьезные, бульварные авторы вроде Уолтера Лакера или Клер Стерлинг.

Стерлинг к тому же и автор продажный, она на заказ сочинила страшную книжку о том, как весь международный терроризм - левацкий, фашистский, религиозный - направляется КГБ. Книжка давно выпущена из спецхрана - почитайте, будете долго смеяться. В результате и у нас пошел вал публикаций, формально террорологических, но на деле тоже бульварных и все только запутывающих. Еще в западной террорологии 1960-х было четко сформулировано базовое различие между понятиями «террор» и «терроризм».

Террор - насилие сильного, обычно государства, по отношению к слабому. Терроризм - насилие слабого по отношению к сильному, обычно государству, и почти всегда ответное. Но и у нас, и на Западе сознательно перестали проводить различие между понятиями «партизанская война», «вооруженная борьба против существующей власти» и «терроризм». Между тем любая война, тем более современная, гораздо страшнее любого терроризма. Все последние годы доля потерь среди мирного населения растет непропорционально быстро.

В Югославии потери армии по отношению к мирному населению составляли 1:10. Казалось, неправдоподобно много, во Второй мировой было всего 1:3. Но оценки западных специалистов по Чечне дали уже 1:20, по Афганистану - 1:26, едва ли меньше будет и в Ираке. То есть война превращается в совершенно аморальное дело, бесконечно далекое от милитаристского идеала прошлого, где одни люди с оружием в руках сражались против других в открытом бою, рискуя собственной жизнью.

Сейчас ничего подобного не стало - удары наносятся по площадям, гибнут невинные люди. Чем это лучше терроризма? В тех же 1960-х, когда террорология только зарождалась, сразу несколько авторов отметили, что к террористическим близки и такие официальные организации, как спецслужбы. Они тоже милитаризированы, непрозрачны, не отчитываются в своих действиях перед обществом и наделены правом на насилие по отношению к политическим противникам. Примеров более чем достаточно - Моссадык, Альенде, Лумумба.

В деголлевской Франции очень любили похищать противников президента - из Швейцарии, из Северной Африки. Похищение человека, иногда и иностранного гражданина, с территории чужой страны - чем это не террористический акт, совершаемый государством? Теория заговора представляет собой симптом паранойи, когда вам рассказывают, будто всю мировую историю определяет закулисная, невидимая профанам борьба между какими-нибудь силами атлантизма и евразийства, идущая со времен Древнего Шумера. Но глупо отрицать, что составной частью мировой политики является проведение спецопераций, в том числе организация заговоров против правительств других стран, как было в случае с Моссадыком. А у любой спецслужбы есть собственные интересы, в том числе интересы выживания. Наконец, напомню такие широко употреблявшиеся в XIX веке понятия, как «полицейский террор» и «судебный террор».

Сейчас сами слова забыты, но описываемый ими феномен никуда не делся, это составная часть стратегии любого государственного террора. Такая практика распространяется и по нашей стране. Наиболее нашумел Благовещенск, но потом выяснилось, что и в Тверской области еще раньше было несколько аналогичных случаев массовых расправ. Или вспомним суд над теми людьми, которых обвинили во взрыве домов в Кисловодске. Их подвели под амнистию, хотя террористы под амнистию не подпадают.

Значит, судьи понимали, что им подсунули чистую «липу», но предпочли не связываться - вынесли приговор и тут же амнистировали. Но ведь перед этим у обвиняемых уже успели выбить показания. Все это и называется полицейским террором. В отличие от автора статьи, я бы не переоценивал ни масштабы, ни эффективность инфильтрации. Мне известен только один пример, когда в третье поколение стратегического руководства «Красных бригад» был внедрен агент ЦРУ. Других примеров инфильтрации левацких групп после времен Азефа я не знаю.

А.КОНДАУРОВ: Остальные просто неизвестны. Далеко не все всплывает.

А.ТАРАСОВ: Такая крайне правая организация в США, как «милиция», чудовищно инфильтрирована правительственными агентами. И имена их всплывали не раз. Вспомните дело Тимоти Маквея, когда последовали претензии к агентуре ФБР, не предотвратившей теракт.

А.СУРИКОВ: Конечно, у нас инфильтрация имеет довольно широкие масштабы еще с советских времен. Но только раньше спецслужбы стремились контролировать потенциальных противников режима, а теперь террористами если кто и управляет, то только не наши спецслужбы. Они давно превратились в совокупность фракций, ведущих между собой жестокую внутривидовую борьбу.

Формально это - иерархические организации с четкой бюрократической вертикалью. Когда есть государство, тем более если у государства есть некая идеология, это действительно так, и подавляющее большинство сотрудников спецслужб в своей деятельности руководствуется идеологической мотивацией. Но когда государство превращается в воровское сообщество, единственная цель деятельности которого - что-нибудь украсть, его спецслужбы, формально оставаясь бюрократическими структурами, фактически превращаются в набор неуправляемых фрагментов.

Озабочены эти фрагменты преимущественно тем же, чем и вышестоящие инстанции - извлечением материальных ресурсов для себя лично. Причем самая острая борьба разворачивается между теми, кто сидит в соседних кабинетах. Я имею в виду не только объективное противоречие между теми, кто занимается аналитикой или оперативной работой, и так называемыми спецподразделениями. Например, оперативному работнику удалось завербовать агента среди террористов, и он выстраивает хитрые оперативные комбинации, ведет сложные игры. Но вдруг привозят какой-нибудь спецназ, который убивает всех подряд, включая агентуру, и вся оперативная работа идет насмарку.

Но я говорю даже о другом. Есть действующие сотрудники спецслужб, прирабатывающие коммерцией, есть их отставные сослуживцы, ушедшие в бизнес, есть бывшая или нынешняя агентура, занимающаяся все тем же. Между всеми ними возникают коммерческие отношения, которые для них намного важнее, чем приказ президента. Кто такой Путин в конце концов для майора ФСБ, сидящего в Чечне? А какой-нибудь местный деятель, подозреваемый в терроризме, для этого майора - коммерческий партнер.

А.КОНДАУРОВ: Еще вопрос, кто кого в такой ситуации инфильтрует.

А.СУРИКОВ: Не менее существенно, что никакого идейного стержня у наших спецслужб давно нет, а у тех, кого называют исламскими террористами, у Шамиля Басаева, например, идейный стержень присутствует, как бы мы к нему ни относились.

Уверяю вас, когда у одного из коммерческих партнеров идейный стержень есть, а у другого - нет, реально руководить бизнесом станет тот, кто со стержнем. Это нужно иметь в виду, идет ли речь о Северном Кавказе, о Ферганской долине или о Башкирии, которая скоро станет поводом для таких же разговоров - как только там завершится передел нефтехимического комплекса.

Здесь говорилось, будто терроризм всегда служит интересам власти. На самом деле не всегда. Да, сентябрьские взрывы 1999-го, кто бы за ними ни стоял, а это, как мы понимаем, не чеченцы, сыграли на руку именно власти. Без них Путин президентом никогда не стал бы. Как политическая фигура он рожден этими взрывами. Но каким образом может послужить власти случившийся пять лет спустя Беслан? А если завтра кто-нибудь, не дай Бог, взорвет ядерную электростанцию в Балаково или в Воронеже, вы тоже станете искать за этим руку власти или комбинации политтехнологов?

Я неплохо знаю многих наших политтехнологов. Для них существует одно волшебное слово - «деньги». Зачем им этим заниматься, если проще украсть на Украине примерно треть того, что другая сторона истратила на всю «оранжевую революцию». Вот это их уровень, это эффективно.