Помни обо мне - Софья Подольская

после того, как я отказалась раскрыть, как и у кого рассчитываю получить эти сведения. Я сомневалась и до сих пор сомневаюсь, что Толстый Йенсор, теневой хозяин Кериниса, оценит мою откровенность. Дарьен спорил. Долго, упорно, а потом просто поцеловал и убийственно серьезным голосом заявил, что никуда одну не отпустит. Даже если ему придется ехать в столицу в карете.

Романтическое по меркам всех певцов любви путешествие испортили две вещи: кислое, как тевменские вина, лицо Эльги, которое, правда, прояснилось, стоило мне пообещать, что, вернувшись, я приступлю к обязанностям камеристки, и внезапное присутствие короля. Слухи не врали, Его Величество Хильдерик действительно любит брата. И если утром, когда Дарьен ставил короля в известие о нашей наметившейся авантюре, меня удивило то, как быстро тот согласился с моим планом, и то, как мало его интересовали детали, сейчас многое стало понятно. И, собираясь с мыслями, я сделала вид, что крайне заинтересована видом из окна, хоть тот и состоял преимущественно из алой спины королевского гвардейца и гнедого крупа его коня.

— Больше никаких секретов, брат, — раздался спокойный голос, — адельфи Аделаида, а в последние годы Алана, неоднократно оказывали мне услуги весьма деликатного свойства. До настоящего момента об этом знали лишь я и ныне покойные адельфи Аделаида, вдовствующая баронесса Фелин, и Фабьен. Граф Маршаль, — эта ремарка, очевидно, предназначалась мне. — Он высоко отзывался о ваших умениях, Алана.

И скажи Его Величество, что воды Полулунного превратились в вино, а на камнях Цитадели расцвели розы, я не была бы так удивлена. Наставница не любила столицу. Не столько город, хотя и город тоже, сколько Цитадель и тех, чьим домом она была. Что заставило ее пойти на сделку с короной?!

— Осмелюсь спросить, Ваше Величество, — я помедлила, тщательно подбирая слова, — каковы условия этого соглашения?

Я смотрела на эту слишком светлую, с легким розоватым оттенком, кожу, на которой выделялся более темный мазок тонких губ. И глаза. Все еще синие, если смотреть на них в погожий день, но далеко не такие яркие, как у Дарьена и Эльги. Белые ресницы. И, конечно, волосы. По-королевски длинные волосы цвета шлифованной кости. И все же, несмотря на странную почти нечеловеческую внешность, передо мной сидел человек.

— Вы просите меня раскрыть условия контракта?

Его Величество говорил бесстрастно и выражение его лица почти не менялось. Но я пойму, если он солжет.

— Да, Ваше Величество. Думаю, я, как исполнитель, имею право знать.

— Действительно, — решение он принял мгновенно. — Условия просты. Интересующие меня сведения и, иногда, бумаги, в обмен на отсутствие у короны претензий к адельфи Аделаиде и ее спутнику. А с вашим появлением, и к ученице.

Значит, правда.

— И, — я прищурилась, стараясь не пропустить даже малейшего движения белых ресниц, — Ваше Величество ждет, что я продолжу это… сотрудничество?

— Нет, — голос Дарьена разрезал дрожащее перетянутой струной напряжение. Он сжал мою руку и чуть подался вперед, привлекая к себе внимание короля. — Нет, брат. Играть ею я не позволю.

Странно, но мне отчего-то стало тесно в груди, словно невидимая рука потянула за льняные ленты повязок, и губы дрогнули, и глаза…

Я стиснула зубы, чтобы прогнать это странное, неправильное, опасное чувство, а оно разрасталось во мне, выстреливало солнечными побегами, заполняло пустоту, о которой я давно позабыла. И согревало. Не опаляло страстью, как просыпавшиеся от поцелуев огненные змеи, но дарило тепло и спокойствие, как большой очаг в главном зале Чаячьего крыла или вино с пряностями, которое мы пили зимними вечерами в Сан-Мишель.

— Мне кажется, — голос Его Величества вернул моим мыслям столь необходимую в настоящий момент ясность, — пока это… сотрудничество было весьма плодотворным. Для всех. Поэтому я не совсем понимаю твое негодование.

Они смотрели друг на друга несколько вдохов, после чего Дарьен откинулся на голубой шелк обивки с узором из переплетающихся морских змеев, и решительно сказал:

— Никакого шантажа.

— Видишь ли, брат, — король встретился со мной взглядом, — когда интересы исполнителя и заказчика совпадают, в этом нет нужды.

Ты пожалеешь, если с ним что-то случится, — прочла я в его глазах.

И кивнула, соглашаясь.

Карету с королевским гербом пропустили невозбранно. Блеснули бронзовые пластины на створках Благословенных ворот, и вот уже копыта белых, точно вересковый цвет, упряжных застучали по цветущим улицам предместья Сан-Сюр. Отличное местечко с благопристойными постоялыми дворами, чистенькими храмами, на папертях которых просили милостыню такие же чистенькие нищие, и особняками, утопавшими в садах и майской зелени, — в Старом городе для таких домов попросту не было места. Местный квартальный не только содержал крепкую дружину, но и ежемесячно заносил Толстому Йенсору щедрую мзду, а потому ночами щедро освещенные проспекты и улицы Сан-Сюр были не опаснее монастырской галереи.

Охотничьи же угодья подданных короля теней начинались за границей предместья, на многолюдной в этот час площади Справедливости, которую мы, впрочем, миновали невозможно быстро. Кому взбредет в голову вешаться, выпрашивая подачку, на карету, сопровождаемую десятком королевских гвардейцев? Горожане теснились, срывали шляпы, кланялись и возвращались к своим делам. Скупить подешевле привядшие за день овощи, обсудить последние новости, похвастаться нарядом, поглазеть на висельников, наконец. Жители Кериниса — все, даже то, что обитали в ветхих домишках предместья Бертен — были преисполнены чувства собственной значимости. Словно близость Цитадели делала их всех неизмеримо выше остальных.

Мы миновали обитель святой Юнонии и примыкавший к ней приют Благочестивых жен, курируемый знатнейшими из адельфи столицы. Я слышала, лучше было загреметь в общую камеру Шатли, чем за украшенные лепниной белые стены. Проехали Старые ворота, что когда-то звались новыми, улицау Крепостного рва и следом за ней еще несколько, названий которых я не знала. Простительно, в конце концов, с момента последней переписи, улиц в Керинисе насчитывалось не менее пяти сотен.

У ограды обители святого Ива карета остановилась.

— Алана, — взгляд Его Величества был спокоен. Почти. Спорю на жемчуга наставницы, он предпочел бы отправить в бой лишь меня, а Дарьена запереть в Цитадели. — Надеюсь, скоро увидеть вас при дворе.

— Непременно, Ваше Величество.

В конце концов, на его месте, я поступила бы так же.

Король кивнул и стукнул в дверцу, которую немедленно открыли.

Не прощаясь и не оборачиваясь, я спрыгнула на истертые камни мостовой, отошла к монастырской стене и успела надеть шляпу и подаренные Эльгой перчатки, когда из экипажа появился Дарьен. Хлопнула дверца, дрогнули золотые кисти занавесок и спустя несколько ударов сердца на узкой улочке не было ни кареты, ни верховых. Только я и Дарьен.

Он забросил на плечо дорожную сумку, поморщившись, водрузил на голову шляпу, украшенную