Азбука любви - Юджиния Райли

– Я пришла сюда сегодня, чтобы сказать: настало время вам самим позаботиться о своей жизни.

Ответом ей стало гробовое молчание. Она храбро продолжила:

– Рабовладение - это несправедливое общественное устройство, и поскольку мой отец этого не понимает, я хочу поощрить вас самим заняться разрешением этой проблемы.

Никто из рабов не издал ни звука.

– Вы - люди, но у вас нет никаких прав, - страстно продолжала Мисси. - Вы живете, исполняя приказания, а в своей жизни ничего решать не можете. Ваши дети не учатся ни читать, ни писать, вам запрещено покидать плантацию или хотя бы вступать в брак без согласия моего отца Я считаю, что вы достаточно долго мирились со столь вопиющей несправедливостью и давно уже пора положить этому конец.

Теперь слушатели стали боязливо и смущенно переглядываться.

– А что же вы предлагаете, мисс? - внезапно раздался голос пожилого негра с серебристо-седыми волосами.

– Я предлагаю вам протестовать против этой бесчеловечной системы. Устраивайте стачки и демонстрации.

– Демонстрации? - переспросил седой негр, а его соплеменники изумленно зароптали.

– Да. Откажитесь работать и возьмите плакаты, вот такие, как я нарисовала. - Она кивнула Дульси, которая нерешительно подняла вверх один из плакатов. - Вот, - торжествующе закончила Мисси, - вы все должны сделать такие же.

– Но как же мы можем сделать плакаты, мисс, - терпеливо спросил седовласый, - если у нас почти никто не умеет ни читать, ни писать? Ведь мы даже не понимаем, что на нем написано.

– Ах, простите, - пробормотала Мисси, чувствуя себя полной идиоткой. - Вот здесь, - она указала на плакат, который держала Дульси, - написано: «Свободу рабам!» А здесь, - она подняла второй плакат, - здесь написано: «Закабаление людей - зло».

Собравшиеся в ужасе зашептались, а пожилой негр спросил:

– Мисс, вы понимаете, что всех нас выпорют или посадят за решетку за подстрекательство к мятежу?

Побледнев до корней волос, Мисси торопливо опустила плакат.

– Ой, мне и в голову не пришло…

– Мисси, что здесь происходит? - послышался разгневанный мужской голос.

Подневольные слушатели в ужасе обернулись. В сарай ворвался Джон Монтгомери с мертвенно-бледным лицом

– Чем это ты занимаешься, дочь? - в ярости прошептал он, переводя ошеломленный взгляд с плакатов на рабов и снова устремляя его на Мисси.

Мисси выпрямилась и с вызовом посмотрела на отца.

– Я рассказываю этим людям об их человеческих правах.

– Каких правах?

– А это уж мое дело! - заявила она. - Благодаря тебе у них нет никаких прав, и я считаю, что настало время им потребовать у тебя то, что им причитается!

Стиснув зубы, Джон повернулся к собравшимся.

– Айзек, - с удивительной мягкостью обратился он к пожилому негру, - я прошу прощения у тебя и у всех остальных за необдуманный поступок моей дочери Можете идти.

Перешептываясь и качая головами, рабы поднялись с пола и послушно вышли из сарая. Джон повернулся к Дульси:

– Ты тоже можешь идти, спасибо.

– Да, сэр. - И, торопливо положив плакат на стол, Дульси выскочила за дверь.

Выждав еще какое-то время, Джон погрозил Мисси пальцем:

– Молодая леди, я только что оказался свидетелем самой ужасающей, изменнической… Проклятие! Пора бы тебе уже знать свое место!

– Не заводись насчет моего места, па!- Мисси огорченно вздохнула - И потом, я прекрасно понимаю, что сваляла дурака.

– Вот как? - Кажется, впервые Джон растерялся. Но он быстро взял себя в руки и спросил: - А ты понимаешь, что безрассудно играла жизнями этих людей, подстрекая их к мятежу?

– Да! А ты можешь не кривя душой утверждать, что не играешь безрассудно их жизнями каждый день?

Джон угрожающе прорычал:

– Ну, я…

– Говоря по правде, я с радостью перейду к сути проблемы, - И она храбро выпалила, уперев руки в бока: - Да, я поступила как полная идиотка! Я решила, что рабы способны сами изменить положение вещей! А оказалось, что не могут. И все потому, что ты превратил их в совершенно беспомощных людей! Ты настоящий злодей!

– Вот как? Значит, я злодей? - воскликнул Джон, схватившись за сердце - Я уже говорил тебе, что хорошо обращаюсь с рабами…

– Да? А скажи-ка, что это за старик, который говорил за всех остальных?

В глазах Джона мелькнула горечь.

– Как кто? Это Айзек.

– Он говорил так правильно, - продолжала Мисси. - Он получил какое-то образование? Как это вышло?

Джон вздохнул и бросил на дочь нерешительный взгляд.

– Говоря по правде, мы с Айзеком вместе росли, В детстве мы вместе играли, и учитель научил нас обоих читать и писать. В конце концов наши дороги, конечно, разошлись…

– А теперь ты - хозяин, а он - раб? - воскликнула Мисси. - Разве ты не понимаешь, что это неправильно?

Джон тяжело вздохнул.

– А разве правильно с твоей стороны заставлять этих людей желать того, чего никогда не будет?

– Если не будет, так это полностью твоя вина, па. Ты не должен держать их в кабале.

– В чем дело? - в отчаянии вскричал он. - Раньше тебя это совершенно не интересовало…

– Теперь я стала другим человеком, - заявила Мисси. - И тебе придется принять меня целиком - даже те стороны моего характера, которые тебе не нравятся и с которыми ты не в силах примириться.

Джон снял шляпу и пригладил редеющие седые волосы.

– Дорогая, использование рабского труда - такова экономическая система у нас на Юге…

– От этого она не становится более приемлемой. К тому же… - И Мисси закончила срывающимся голосом: - Если ты будешь и в дальнейшем держать на плантации рабов, я перестану быть твоей дочерью.

Что?! - закричал он; лицо его мгновенно посерело. - Но это невозможно!

– Я говорю серьезно, отец. Либо ты изменишь положение вещей, либо лишишься дочери.

Сунув ему в руки плакат, она бросилась вон из сарая.

С озадаченным видом Джон проводил ее взглядом, затем перевел его на плакат. Прочтя призыв «Покончим с рабством сегодня», он ахнул.

А Мисси, выскочив из каретного сарая, бросилась к дубу и прислонилась к его грубой коре. Она вся дрожала, из глаз ее вот-вот польются слезы. Что с ней происходит? Всего лишь несколько недель назад ее интересовала только собственная персона. А теперь ее волнует буквально все - и Дульси, и новые подруги, и родители, и Фабиан, ее беспокоит устройство этого нового мира, где она оказалась.

Фабиан… о Боже, что он с ней сотворил! Он сделал ее уязвимой, заставил раскрыть свое сердце для забот и нужд окружающих. Вот только что она обрушилась на отца - пусть правда и на ее стороне, ей как-то не по себе. Ведь она причинила ему боль и заставила его смутиться. Конечно, он не виноват в существующем положении вещей, ведь он не знает ничего другого; но она считает, что ее священный долг - просветить его, чтобы он поступил правильно.