Компрессия - Сергей Малицкий

– Ты где?

Она явно готовилась закипеть от бешенства. Кидди неожиданно стало смешно, смех на него накатил холодный и злой, он нахлобучил на голову нелепый головной убор и едва удержался, чтобы не расхохотаться.

– Послушай, никак не могу отвыкнуть от униформы. Сейчас такое носят! Оденься я так восемь лет назад – за мной ходили бы зеваки!

– Ты где? – повторила она нервно.

– Не вижу названия улицы. Бреду пешком со стороны медицинской академии в сторону центрального парка.

– Мог бы спросить у кого-нибудь или справиться у опекуна. Виделся с Брюстером?

Она явно пыталась утихомирить собственную турбулентность. Кидди коснулся чиппером кассы и вышел на улицу. Все-таки старый город изменился, и изменился не только видом наполняющих его людей. Что же в нем не так?

– Да, поговорили. Посидели в кафе. Я могу попросить тебя об одолжении?

Она затаила дыхание.

– Мне нужно получить информацию о сканировании Михи. У Брюстера был пожар в лаборатории, данные могли сохраниться только в управлении опекунства. Ты, как… прямая наследница, имеешь право их потребовать.

– Зачем тебе они?

– Мне нужно знать.

– Ничего не получится.

Она сказала эти слова не спокойно, а устало.

– Почему же? Ты уже пробовала?

– Да, я получала файлы по просьбе Стиая. Он сказал, что они ему нужны для заключения. Спроси у него о результатах.

– Не хочу. – Кидди почувствовал, что ребристый комок ползет к горлу. – Попроси еще раз.

– Не получится!

А Моника изменилась! Злость, недовольство вмиг обратились усталостью и обидой и тут же снова сменились злостью, раньше она неизменно приходила к слезам.

– Не получится! Я пыталась получить файлы второй раз, опекун отказал мне. Сказал, что файлы уже выданы, воспользуйтесь теми копиями, что получены раньше, они не изменились. Или ты хочешь, чтобы я начала процесс против управления опекунства?

– Зачем тебе были нужны файлы второй раз?

– Рокки просил!

– Когда?

– Примерно через месяц после того, как Миха умер.

– Ты говорила об этом Стиаю?

– Нет, Рокки просил никому не говорить.

– Но ведь Стиай наверняка просил сообщать ему о Рокки.

Она помолчала, потом выдохнула:

– Я обещала обоим, но кого-то должна была обмануть. Рокки мне обманывать не захотелось.

– Как он связывался с тобой?

– Бросал линию.

– У него нет чиппера! – отчеканил Кидди. – У него уже полгода нет чиппера, но мне нужно его найти! Как он связывался с тобой?

– Откуда я знаю как? Он бросал мне линию.

Она вновь начала говорить медленно, с трудом сдерживая истерику. Кидди почувствовал прикосновение и обернулся. За спиной замер механический рикша. Сенсор автомата выжидающе поблескивал, на дисплее бежала строка «Поездки по старой части города в полной тишине по минимальной цене с легким ветерком».

– Он бросил мне линию, – повторила она чуть громче.

– Он ничего не просил передать мне? – спросил Кидди.

– Нет! – Она вновь закипала.

– Хорошо.

Кидди забрался в кресло, коснулся дисплея и выбрал из стандартного набора «Ближайшая парковка» и «Медленно». Количество никак не хотело переходить в качество. Третий день на Земле заворачивал его уже в третий слой впечатлений и информации, но ясности, почему разговорник голосом Михи обвинил его в убийстве, чего боится Брюстер и почему исчез Рокки, который никогда не гнулся, не прибавлялось. Впрочем, Брюстер всегда был готов отступить, а исчезновение Рокки можно было бы истолковать по-разному. А может быть, пошло оно все к черту? Не лучше ли вернуться к нечаянному домику, окунуться в бассейн и в который раз напомнить самому себе, каково оно на вкус – удивительное тело Моники Даблин?

– Ты слышишь меня?

Она все еще была на линии.

– Слышу. У меня к тебе будет просьба. Это важно для меня. Очень важно. Я все равно буду искать Рокки, помоги мне. Попроси у опекуна список своих контактов за тот месяц, выясни, как Рокки связывался с тобой. Поняла?

– Поняла. – Ее голос стал почти безжизненным.

– И еще, – он постарался говорить мягче. – Ничего не сообщай Стиаю. Я, возможно, появлюсь в доме только завтра. Надо к отцу заглянуть, я ведь виделся с ним минут пять – десять, не больше. Дождись меня. Хорошо?

Она сказала короткое «да» и тут же сбросила линию, словно боялась, что найденный им тон исчезнет, развеется без следа. Рикша бодро пополз по старомодной брусчатке между кажущимися тяжелыми и уставшими домами, хотя они были бы крошечными на фоне жилых монстров. Кидди мягко колыхался вместе со старомодным автоматом на неровностях улицы и вспоминал, как еще на первом курсе академии показывал Михе город. Они решили устроить гонки на рикшах, пригнали двух из них к границам старого города, но двигаться дальше, туда, где властвовали купе, автоматы отказались. Миха провозился с неуступчивыми машинами час, но ничего сделать не смог. Отключаемых автопилотов они не имели. Пнув с досады гладкие шины, друзья поплелись к ближайшей парковке. Где-то далеко вверху змеилась полоса голубого неба, вокруг темнели стены цокольного хозяйства городских гигантов, а под ногами лежало пыльное дорожное покрытие и шуршал мусор.

– Нет, – сказал Миха. – Мне здесь не нравится. Идем как по дну пропасти. Даже спустившись сюда на лифте, будешь чувствовать себя так, словно вывалился из окна. Не хочу. У меня маленький домик в полусотне километров от космопорта, так я там себя не только муравьем, как здесь, не чувствую, но даже кажусь себе на ладонь выше!

Тогда Кидди только посмеивался над приятелем. В его системе ценностей среда обитания была далеко не на первом месте. Тогда Кидди самым главным казался успех и победа, пусть даже победа над самим собой. Главное – не стать подобием собственного отца. Подобием отца он, кажется, не стал. Вот только успехов уже не хочется. Не хочется, несмотря на то, что никаких успехов так и не случилось. Не считать же успехом этот домик с бассейном после восьми лет заточения на обратной стороне Луны?

– Стой!

Кидди спрыгнул с рикши, который с почти натуральной обидой заскрипел колесами, разворачиваясь и выискивая новых клиентов. На ступенях древнего, украшенного колоннами и металлическим литьем здания в окружении двух десятков зевак сидели трое музыкантов. Их сочетание – скрипка, аккордеон и флейта – показалось бы Кидди странным, если бы еще более странной не была тишина, сопровождающая движение пальцев и разлет мехов. Вот только не музыканты заинтересовали Кидди и не их беззвучная музыка, а женщина, стоящая на ступенях. Он готов был поклясться в том, что это Сиф. Ровно до того момента, как она обернулась на прикосновение и он увидел чужое лицо. Смутно знакомое, но чужое. Лицо, пропитанное болью. И голос оказался смутно знакомым, но чужим.