Производство пространства - Анри Лефевр

Греческий Полис с его акрополем и агорой родился из синойкизма (объединения поселений) на возвышенности. В ясном свете. Всегда недалеко от моря с его богатствами. Неведомое, далекое, опасное, но досягаемое будят любопытство, воображение и мысль в их неразрывном единстве.

В риторике позднейших эпох все, что в Греции и в других местах было результатом объединения и определенной практики, превратилось в загадку и чудо. Греческий город не изгоняет подземные силы; он возносится над ними и преодолевает их. А иногда – улавливает (как Элевсин). Пространство репрезентации и репрезентация пространства для граждан-горожан не совпадают, но гармонично сочетаются и согласуются[116]. Мировой порядок и порядок города, дома, три его уровня или части – пространство физическое, пространство политическое (город и его территория) и пространство урбанистическое (внутренность поселения) – обретают единство. Не простое, однородное единство, но единство композиции и пропорций, предполагающее различия и иерархию. Знание и власть, социальная теория и социальная практика обретают общее измерение. То же относится и к времени, к ежедневным и праздничным ритмам, отвечающим устройству пространства, домашнему очагу, очагу общественному (булевтерию на агоре, открытому месту, предназначенному для собраний граждан, политическому центру), к храмам и стадионам.

Все общества, существовавшие в истории, преуменьшали значение женщин и ограничивали влияние женского начала. У греков оно сводится к плодородию поля, которым владеет и которое обрабатывает супруг; оно локализовано в доме – вокруг жертвенника, очага, омфала, круглого, замкнутого, фиксированного пространства; вокруг печи, последней приметы сумрачной бездны. Социальный статус претерпевает те же ограничения, что и статус символический и практический, и оба этих взаимосвязанных аспекта проявляются в спациальности (в пространственной практике).

Следовательно, подземный мир не исчезает. Дневной свет, Зевс и разум победили темные (хтонические) силы. Потерпевшие поражение Титаны ворочаются в глубинах инфернального мира. Страна мертвых полна теней, испивших из Леты. Греческому гению удалось локализовать, определить подземный мир, дать ему имя, подчинить его поверхности, горе, где пасется скот, пахотному полю, морю, которое бороздят форштевни кораблей, перевозящих богатства. Гений греков не господствует над ним, не присваивает себе, как в Риме, но держит его на расстоянии, отводит ему особое место (Дельфы, празднества вакханок). Смысл этих образов заключен не в литературе: напротив, ритуалы и мифологические произведения (от Гесиода до Платона) выражают в образах и символах то, что происходит в социальном пространстве. Рациональная концептуализация возникла у греков позже, когда их цивилизация (вместе с философией) уже клонилась к закату.

IV. 5

Аналогичный путь прошли многие общества; откуда же берутся различия между ними? Как получилось, что в разных обществах мужское начало и его господство получили разный статус, по-разному проявлялись и оформлялись? Греция и Италия, сложившиеся под влиянием Афин и Рима, пришли в итоге к совершенно непохожим обществам: одно произвело и передало миру Логос (логику и знание), а другое – Право.

Способен ли психоанализ дать ответ на все эти вроде привычные для него вопросы? Эдипова схема, треугольник, позволяет выстроить лишь весьма механистичное и унифицирующее причинно-следственное объяснение. «Эдипов треугольник» можно обнаружить везде и всюду. Треугольная структура должна стать основой толкования; но если она остается неизменной, то каким образом порождает столь различные следствия?

В нашей книге вопрос ставится иначе: мы рассматриваем социальную практику как продолжение тела в процессе генезиса пространства во времени, а следовательно, в истории, которая также понимается как результат производства.

Следует ли в рамках этой истории отделять мужское начало от вирильности? Рим – царство мужских добродетелей и ценностей, ценностей воина и администратора. Удел Греции – вирильность: та, что постоянно бросает вызов врагам и состязается с друзьями, та, чей смысл и цель – достижение, победа, либо силой, либо хитростью; та, что превыше всего жаждет отличиться, но падает духом из-за мелких забот и своим непостоянством запутывает дело, когда требуется принять долгосрочное решение. Подобная вирильность, возведенная на космический уровень (боги), сохраняет отличительные черты мелких соперничающих групп.

Что касается вирильности и состязательности, то греки различали два применения эристики и агонистики: хорошее и дурное. При дурном применении борьба предполагает уничтожение соперника; при хорошем – возвеличение соперника и стремление его превзойти[117]. Дике, справедливость, разделяет эти аспекты испытания и недоверия, а Гибрис, гордыня, смешивает. Если применительно к Риму и римлянам следует разграничивать первоначальную intuitus и конечный habitus, то в отношении греков это разграничение не работает.

Порождающий образ греческого пространства – это пространство уже полностью сформированное и заселенное по справедливости; это удачное расположение очагов в каждом доме и в полисе: на тщательно выбранной, удобной возвышенности, освещенной солнцем, возле обильного источника. Греческий город с его пространственной и социальной иерархией включает в строго определенное пространство демы, аристократические роды, селения, группы ремесленников и торговцев, создавая из них единое целое – Полис. Это пространство является одновременно средством и целью, познанием и действием, природным и политическим; его населяют люди и монументы, собранные воедино центром: агорой. Храм, высящийся на вершине акрополя, завершает собой спацио-темпоральное пространство. Храм ничего не отображает. «Он просто стоит в долине, изрезанной оврагами и ущельями». Он располагает и объединяет вокруг себя и божества единство отношений, в котором происходят рождения и смерти, несчастья и благополучие, победы и поражения (Хайдеггер[118]). В нем нет ни чистой декоративности, ни чистой функциональности. Пространство, обтесанные камни, геометрическая форма и порядок всей громады неразделимы. Балки и плиты, опоры и колонны задают организацию пространства и распределение массы. Отсюда – необходимость ордеров и их важность. Колонны (дорические, ионические, коринфские) создают ордера, которые являются одновременно и частью общей конструкции, и частью декора. Здесь обретает место сам светозарный космос, подобный красивой шевелюре над благородным челом, не ведающий границы между добрым и прекрасным.

Различие было произведено. Не как таковое – осмысленное, представленное в виде репрезентации. Оно стало частью знания, цепочки высказываний, эпистемологического поля, связанного (или нет) с ядром знания, только в позднейший период, и то косвенно. Осознанное различие всегда редуцировано, уже потому, что оба его члена сравниваются в рамках одной мысли, одного интеллектуального акта. Даже когда этот акт предшествует действию, а практическое действие его реализует, различие оказывается привнесено.

Различие между Космосом и Миром порождается в ходе процесса, именуемого «историческим», причем каждый из двух рассматриваемых членов не ведает о другом или отрицает его. По прошествии значительного времени можно утверждать, что некий образ или понятие пространства обусловлены либо сверху, либо снизу – либо пропастью, либо вершиной, – и делать упор на то или иное направление, ту или иную ориентацию. Безусловно. Но каждый из образов, входящих в оппозицию, сложился сам по себе, а не в противовес другому, ради различия. Различие возникает стихийно: именно в этом состоит разница между различием произведенным и различием привнесенным, как правило редуцированным.

IV. 6

Каково же бытование абсолютного пространства? Фиктивное или реальное?

В такой формулировке ответ на вопрос невозможен. Подобная альтернатива приводит к бесконечному колебанию между двумя предложенными терминами. Фиктивно? Конечно! Как может «абсолютное» пространство обладать конкретным существованием? Реально? Конечно! Разве религиозное пространство в Греции или Риме не обладало политической «реальностью»?

Абсолютное пространство имеет лишь ментальное, а следовательно, «фиктивное» существование. Но оно имеет и существование социальное, обладает особой и мощной «реальностью». «Ментальное» «реализуется» в последовательности «социальных» действий, поскольку в Храме, Городе, монументах, дворцах вымысел превращается в реальность. Предложенная постановка вопроса не учитывает или отвергает существование таких произведений, одним своим присутствием преступающих и даже преодолевающих рамки позднейших стандартных категорий – оппозиции «реального» и «фиктивного». Фиктивен или реален храм со всем своим окружением? Реалист видит в нем только камни; метафизик – локус, посвященный божеству. Нет ли в нем чего-то иного?