Демон - Марк Олден

В это утро Пенни охранял Флер Очоа. Или, можно сказать, занимался бэби-ситтингом. Его работа: ходить повсюду за бэби, пока она делает последние покупки для карнавального приема. Он пытался спихнуть это дело на кого-нибудь из президентских телохранителей, но Флер не пожелала. Ей хотелось, чтобы рядом был Эдуардо, и если бы пришлось обратиться к отцу за решением этого вопроса, она бы обратилась. Девушку никогда не учили отказывать себе в чем бы то ни было.

Пенни прислонился к дверце «Кадиллака», оглядывая пасео. Выглядела она вполне празднично. Флажки, плакаты, яркие огни. И музыка кругом. Чертовски шумно. И людно. Народу чересчур много, это осложняет телохранителю работу. Карнавал или не карнавал, а лапать президентскую дочку нельзя.

Пенни подумал — как же я ее протащу через эту толпу туда и обратно? Она должна держаться рядом с ним, это ясно. С ними есть еще двое президентских телохранителей. Третьему Пенни приказал остаться у «Кадиллака». Кто-то должен стеречь его от автомобильных воров. Да и поцарапать машину могут.

Проклятый Ники Макс. Ему следовало быть сейчас здесь, с Пенни, но он как раз пошел к врачу из-за сильнейшего поноса. Пенни предупреждал его, что нельзя пить неочищенную воду и сырое молоко, есть сырые овощи, и до сих пор Ники слушался. Но вот в первый день карнавала, первый день, будь он проклят, Ники купил ромовый пунш в выдолбленном кокосе у уличного продавца, сразу выпил и теперь не слезал с горшка.

Хуже того, Ники забыл принять ежедневную таблетку доксиклина — это лучшая профилактика желудочных расстройств в тропических зонах. И теперь Ники говорил, что у него, может быть, гепатит, жаловался на какую-то сыпь в паху, боялся, принесет что-нибудь своей жене в Таиланде. Пенни сказал — у тебя могут быть вошки или триппер от местной шлюхи, но уж не гепатит. Ники все равно отправился к врачу.

Пенни помог Флер Очоа выйти из «Кадиллака», протянутую ей руку она чуть сжала и держала дольше необходимого. Немного флиртушка, наша маленькая Флер. Она улыбнулась ему, помахивая длинными ресницами, и проговорила:

— Грасиас, ми Эдуардо. — Потом медленно подняла руки, развязала голубую ленту, скреплявшую волосы, и движением головы раскинула их по плечам — небольшое представление лично для него. Смотреть смотри, напомнил себе Пенни, но не трогай.

На ней была длинная шелковая рубашка, малиновая, с горными хрусталиками, перехваченная в талии золотой цепью. Белые джинсы узкие, совсем облегающие, с застежками на щиколотках, туфли с пурпурными каблуками-стилетами. Золотые украшения на ней висели слишком массивные, а пахло от Флер корицей. Бюст великоват, на его вкус, но определенно женщина очень привлекательная.

Флер взяла его под руку, сообщила, какой он сегодня красивый, особенно с таким загаром, и пригласила на вечеринку к ведущему в Сан-Августине актеру, дом его стоял на красивом утесе. Пенни может даже прихватить с собой высокую блондинку из британского посольства, ту, с которой его видят последнее время — как ее зовут? Соня, ответил Пенни, зная, что ей это имя известно, а приведет он ее на вечеринку или нет, Флер безразлично.

Флер проговорила на испанском:

— Можете пойти туда со мной. В качестве моего телохранителя, разумеется. И Соню возьмите, конечно. Прекрасный будет вечер. Танцы, шампанское. В полночь скачки на лошадях по краю утеса. Всадникам завяжут глаза. Прикольно получится.

Пенни ответил, что подумает, более вежливый отказ у него сразу не получился. Она провела пальчиком с голубым ногтем по его бицепсу, надувая губки.

— Мой отец, он бы хотел, чтоб вы за мной приглядывали, когда его нет, я точно знаю. — Пенни усмехнулся — точно этого знать нельзя, и подумал: многие ли мужчины отказались от того, что Флер как будто предлагает? «Как будто» потому, что в намерениях столь своенравной девушки никогда нельзя быть уверенным. Может, она просто дразнила и ничего больше. Если и трахается с кем-нибудь, слухи до Пенни такие еще не доходили.

А куда же делся президент на эти четыре веселые и дикие дня? Он в Испании, покупает племенных быков для одного из трех своих ранчо. Карнавал его уже не привлекает. Вернется через три дня, когда все здесь утихнет.

Пенни высвободил свою руку из руки Флер и сделал знак Хулио и Пако держаться поближе. Он пойдет первый, Флер сразу за ним, а они будут замыкать. У Пенни предполагался сегодня свободный день и он хотел провести его в горах с Соней. Скрыться от жары и шума, побыть вдвоем. Ну конечно.

Пенни взял Флер за руку, это показалось ему разумнее всего, и стал пробираться вперед, оглянувшись один раз, на месте ли Хулио и Пако. На месте. Пасео, тихая обычно улочка, напоминала сейчас сумасшедший дом. Тут слонялись люди в клоунских костюмах, кафтанах, узеньких набедренных повязках, одежде американских ковбоев, в чем угодно, и маски всевозможные. Музыка — гитары, бонго, стальные барабаны, конга. И кассетные магнитофоны, из которых изливались танцевальные ритмы или печальнейшие болеро, очень романтичные. Не говоря уже о Ван Халене, Мадонне… В целом грохот ужасающий.

Пенни заметил потенциальный источник осложнений. Он приближался слева. Пьяный парень, бородатый, тощий, косметика, зеленая губная помада и светлый парик до плеч. Желтая майка, пах едва прикрыт кожей со стекляшками. Откровенный педик. Разумеется, он узнал Флер Очоа. Выкрикнул ее имя и бросился к ней, протягивая руки. Готовый целоваться. Пенни отшвырнул его толчком — основание ладони в подбородок — и потащил хихикающую Флер Очоа дальше. Нет, забавного здесь он ничего не находил.

Как и следовало ожидать, Флер его задачу не облегчала. Она захотела прежде всего зайти в «Кариоку». Это был самый новый и шикарный в Мерседе ювелирный магазин. Она с гордостью сообщила Пенни, что хозяин сегодня не собирался открывать, но для нее «Кариока» с радостью откроется и хозяин сам обслужит дочь любимого президента. Пробираться на «Кадиллаке» по многолюдным улицам было чертовски трудно, но пробить себе путь сквозь толпу на пасео оказалось еще труднее. Пенни крепко держал без конца трещавшую Флер и не останавливался. Останавливаться нельзя было ни в коем случае, сколько бы раз девушку ни окликали по имени и ни предлагали сигарету с марихуаной или приглашали выпить агуардиенте — это крепкий прозрачный напиток из сахарного тростника и лакрицы.

Флер Очоа сказала Пенни, что «Кариока» находится у конца пасео, в двух кварталах от порта. Когда они приближались к магазину, он почуял запах гниющих водорослей, рыбы, дизельного топлива от судовых двигателей, в небе появились маленькие, белые морские чайки. В квартале от магазина толпа начала редеть. Меньше танцующих, меньше пьяных. Уже не на каждом шагу тебе тычут в лицо шкуру с вином и требуют, чтобы ты выпил по случаю карнавала. Тем не менее Пенни не позволял себе расслабиться. Вдруг какой-нибудь дурак попробует сорвать блузку с Флер Очоа — в стиле праздничных забав, сами понимаете.

Пенни оглянулся через плечо, увидел, что она улыбается, и улыбнулся в ответ, потому что это ничего не стоило. Под ярким фасадом Флер была, вероятно, всего лишь испуганным ребенком, едва начинающим понимать, что жизнь мрачна и жестока. Она сжимала руку Пенни обеими своими, казалась Флер такой молодой, такой уязвимой… Ее глаза говорили, что она ему доверяет, и Пенни подумал — может, даже хорошо, что сегодня здесь я. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, и в это мгновение они услышали крик женщины.

Пенни повернул голову. Женщина была чрезвычайно взволнована. Молодая индейская женщина, круглолицая и полная, яркая как неон в кафтане с бусами и головном уборе из голубых и белых перьев. Она показывала на что-то у своих ног. По направлению своего движения Пенни как раз должен был пройти мимо нее. Пройти, не обращая особого внимания.

Но тут он увидел, что лежащая на земле вещь шевелится. Увидел, что это маленький мальчик. Рубашка спереди мокрая, темная. Кровь. Хлещет из ужасной раны живота. Мальчик судорожно извивался среди пустых банок от пива, старых газет и объедков пищи, на нем была баскетбольная майка «Феникс Сан», белая с ярко-оранжевым солнцем. Точно такую же Пенни подарил…

Пенни бросился к мальчику, их глаза встретились, мальчик протянул окровавленную руку и позвал его по имени. Это был Томас, сын Алисии, и он умирал. О Флер Очоа Пенни сразу же забыл.

Пенни опустился на колени рядом с Томасом. Гнев. Такого гнева Пенни давно не испытывал. Очень давно. Одной рукой он приподнял голову мальчика от мостовой, другой отвел его худенькие ручки от раны.

Рана страшная. Широкая. И глубокая — видны розовато-серые внутренности. Томас прошептал имя Пенни. Потом имя своей матери. Уцепился за руку Пенни маленькими ручонками, липкими от крови. Больно, сказал Томас, потом глаза его подернулись пленкой и он умер. Пенни закрыл глаза, готовый убить кого-нибудь за мальчика, тут же открыл, а когда вспомнил о Флер Очоа, было поздно.