Революция грядет: борьба за свободу на Ближнем Востоке - Валид Фарес

Как и предсказывали независимые эксперты, президентские выборы в Иране закончились победой Махмуда Ахмадинежада, «истинного сына» «Стражей Исламской Революции», причем с огромным отрывом от остальных кандидатов. Для тех, кто был знаком с хомейнистской политикой, этот итог был вполне предсказуем с самого начала. Результат просто не мог противоречить принципам, на которых строится Исламская Республика. Никто ни на секунду не сомневался, что верховный руководитель Али Хаменеи имеет полный контроль над процессом выборов.

Как рассказывают многие специалисты по внутреннему устройству иранского госаппарата, выборы «нового» президента «республики» содержат множество защитных механизмов, которые гарантируют, что «избранный» лидер страны соответствует хомейнистской идеологии, системе в целом и долгосрочным целям религиозных лидеров страны. Во-первых, до выборов отсеиваются кандидаты, не разделяющие исламистские взгляды. Органы, регулирующие выборы, находятся в руках аятолл. Даже речи не идет о многопартийности. Голосующим приходится выбирать между теми, кого заранее одобрил режим. То есть демократией здесь не пахнет уже на самом первом этапе. Граждане выбирают из маленькой кучки тщательно отобранных кандидатов, которые, в свою очередь, могут обсуждать лишь то, что дозволено. Короче говоря, иранские выборы – это фарс, шумное красочное представление, но ничего более. Тем не менее международное сообщество, особенно на Западе, видело «разных» кандидатов (среди которых один ему казался «умереннее» другого), а также толпы людей на избирательных участках.

С появлением многопартийности в соседних странах иранская молодежь, женщины, профсоюзы, интеллигенция и многие другие все активнее борются за демократию. Они видят, как в Афганистане после падения «Талибана» женщины избираются во властные органы. Как в многонациональном Ираке после свержения Саддама Хусейна появляется добрая сотня политических партий. Как в Ливане «кедровая» революция побеждает на выборах иранскую протеже «Хезболлу». Эти перемены были настоящим озарением для простых иранцев, привыкших жить под гнетом мулл. Они жаждали свободных обсуждений и честности в выборном процессе, и правящей элите Ирана становилось все труднее справляться с ними. Даже Кувейт и Пакистан понемногу двигаются в сторону демократии. «Если не дать им хотя бы глоток свободы, они взорвутся», – рассудили основатели иранского режима, глядя на свой народ. К тому же вопрос национальных меньшинств в Иране к тому времени был уже на грани пожара: арабы в Хузестане, белужди на востоке, азербайджанцы на северо-западе и курды все активнее выступают за обретение автономии.

Поэтому режим и организовал шоу с президентскими «выборами». Отчасти для того, чтобы отвлечь народное внимание от настоящих этнических бунтов, разгорающихся во многих точках республики. По горькой иронии судьбы, главной целью президентских выборов в Иране было не стимулирование, а замедление демократии. Как может настоящая внутренняя оппозиция, чьих лидеров убивают, преследуют, изгоняют, пытают и бросают за решетку, заявлять об отсутствии свободы, если миллионы иранцев «приняли участие» в выборах? Чтобы перекрыть путь к реальной демократии и истинным переменам, власть задобрила иранцев фальшивыми выборами. Но на этот раз у оппозиционных сил появилась беспрецедентная возможность заявить о себе.

13 июня 2009 г. море мужчин, женщин и молодежи наводнило центральные улицы Тегерана и начало растекаться по другим городам. Как сказал Амир Тахери, иранский писатель в изгнании, «студенты, женщины, рабочие и представители национальных меньшинств стали сердцем сопротивления хомейнизму»31. Технически продвинутая молодежь «запустила» революцию на онлайн-порталы YouTube и Twitter. Впервые с 1979 года благодаря Интернету мир смог увидеть, как бьется сердце иранского народа в борьбе за демократию. Когда я увидел старшеклассников – ребят и девушек, поющих и скандирующих лозунги, я убедился, что после этого восстания уже нет пути назад32. Неделю за неделей «зеленая» революция заполоняла улицы и снова исчезала. Ответные репрессии, разумеется, не прекращались, и она обретала все новых и новых «мучеников».

22 июня боевики «Басидж» убили студентку Неду Султани, и революционная молодежь вспыхнула с новой силой. Рассказ ее друга звучал очень сильно и трогательно: «Я понял, что не могу отговорить ее идти туда… она думала только об одном – о демократии и свободе для всех иранцев»33. Когда власти позвали для усмирения людей отряды боевиков из соседних стран, демонстранты преисполнились еще большей решимостью. Бойцы из «Хезболлы» ездили по Тегерану на тех же мотоциклах, которые они использовали при подавления бейрутской «кедровой» революции.

Профессор Бахман Бактиари, директор Ближневосточного центра Университета штата Юты, описал людскую решимость довести начатое до конца:

«Последние акции протеста покачнули иранское руководство и ввергли его в худший политический кризис за всю историю. Стало очевидно, что хомейнистский режим столкнулся не просто с усилением партийной борьбы внутри иранской политической системы. Он скрестил мечи с исключительно мощным и широким оппозиционным движением. Хотя Мир-Хосейн Мусави и другие лидеры-реформаторы (бывший президент Махаммад Хатами и Мехди Карруби, второй кандидат в президенты) остаются символами оппозиции и их отказ утихомирить население весьма раздражает власти, однако если их схватят и казнят – это не положит конец волнениям. Радикально настроенные хомейнисты и «стражи революции» изо всех сил пытаются подавить народное недовольство. Они начали вторую «культурную революцию» в университетах и пытаются пересмотреть всю систему образования. Власти таже собираются открыть 6000 баз для юных участников отрядов «Басидж» в начальных школах, предоставив им «учителей по политической тренировке» и лояльных священников. Был даже создан новый полицейский департамент для преследования инакомыслящих в Интернете, а «Стражи Исламской Революции» планируют открыть новостное агентство с печатными, фото– и телеотделами34».

Удивительная смена курса бывших сторонников режима, таких как Мусави и Карруби, открывала реальные возможности для революционеров35. В нескольких радиоинтервью я сравнил этих лидеров с Михаилом Горбачевым и Борисом Ельциным, которые спровоцировали развал Советского Союза.

Так или иначе, схватка началась и закончится лишь с падением одного из противников. Хешмат Табарзади, лидер Иранского демократического фронта, сообщил: «Боевики из «Басиджей», одетые в гражданскую одежду, нападали на студентов и других людей. На площади Энгелаб я видел, как они ударили в спину женщину около 30 лет так сильно, что она буквально отлетела в сторону. На улице Годс, возле Тегеранского университета, я видел другую молодую женщину, которую молодчик из «Басиджа» бил головой об машину. При этом они кричали: «Шлюха!» и другие, еще более мерзкие оскорбления». Однако это лишь прибавляло движению решимости. Более 50 университетов по всей стране, частные и государственные, объединились в этот исторический момент сопротивления тирании»36.

Противостояние между джихадистским режимом и восставшими делит страну на два мира – мир угнетателей и мир угнетенных. Активист Араш Собхи, находясь в Тегеране, в самом центре «зеленой» революции, писал: «Главари исламистской верхушки с Сейедом Али Хаменеи во главе должны хорошо понимать, что их жизнь и жизнь всего этого чудовищного режима приближается к закату»37.

Действительно, когда из сердец революционеров уходит страх, их движение уже на пути к победе.

Америка отступается от «зеленой» революции

По мере того как в Иране разворачивались демонстрации, в Вашингтоне наступал момент истины. Будь главой Белого дома Рональд Рейган или Джордж Буш-младший, можно было бы почти не сомневаться в их реакции – при разработке стратегий и выстраивании международных отношений американские демократические ценности стояли бы превыше всего. Но я знал, что президент Барак Обама поступит иначе. В своей каирской речи в 2009 г. он пообещал «уважать» арабский и мусульманский мир, что на деле означало уважать неприкосновенность их авторитарных режимов, в полном согласии с новоявленными защитниками средневосточных диктатур. Поэтому попытка свернуть с курса на поддержку демократических преобразований была неизбежной. Я ожидал, какие же слова выберет американский президент, который до этого уже признал, что позволит региону катиться прямо в лапы диктаторов.

В первые несколько дней царило молчание, возможно, в расчете на то, что аятоллы быстро отвоюют улицы городов и вмешательство Америки будет необязательно. Но протесты продолжались, давление на Белый дом росло. Французский президент Николя Саркози осудил «зверскую» реакцию иранского правительства по отношению к демонстрантам, протестующим против сомнительных выборов. «Германия – на стороне иранского народа, который хочет реализовать свои права на свободу самовыражения и свободу собраний», – заявила канцлер Ангела Меркель. Чехия как страна, председательствовавшая в то время в Европейском союзе, попросила своих соседей рассмотреть возможность созыва глав иранских эмигрантских миссий в Европе, чтобы выразить им «глубокое отвращение» к агрессии, развернувшейся в стране после выборов. Многие члены конгресса США и Европейского союза заявили в прессе, что осуждают иранский режим.