О звере и фейри - Келси Киклайтер

навредил им, я убью его. Он замечает, как я смотрю на лезвие. – Не волнуйся. Заклинания, не дающие ему нанести смертельный урон, разрушены. – Затем он обращается к Гейджу: – Обещаю, все будет сделано чисто.

Гейдж рычит.

– Мы оба знаем, что ты не справишься со мной даже в свой лучший день.

Рукоять меча Гейджа горит в моей ладони.

– Может быть, – соглашается Келлан. – Но мы оба знаем, что сегодня не твой лучший день, а это главное, не так ли? – Он направляет клинок на рану, которую уже успел получить Гейдж. – Кстати. – Он широко взмахивает рукой, и волна магии отбрасывает меня назад через поляну. Я врезаюсь в дерево, и моя голова ударяется об ствол. Глухой стук и звон меча Гейджа, отлетевшего от меня и ударившегося о землю, – все, что я услышала, когда поляна на мгновение померкла.

Нет. Я не могу потерять сознание. Усилием воли мне удается приоткрыть тяжелые веки, и я поднимаюсь на ноги. Гейдж парирует удары голыми руками, хотя его тени пытаются служить ему неким щитом. Я никогда не видела подобного выражения лица у Келлана, – решимость, горе и ярость одновременно. Они же лучшие друзья. Как он мог так поступить?

Гейдж принимает удар по левой стороне ребра. Удар сильный, и Гейдж оседает на колени. Я вздрагиваю и нащупываю меч там, куда он упал, наполовину погребенный под листьями. Когда моя рука касается земли, магия этого места тянется вверх, чтобы приласкать мою собственную. Это наводит меня на мысль.

Держа в руке меч Гейджа, я достаю нож с пояса. Как можно увереннее преодолеваю расстояние, пока не оказываюсь достаточно близко, и отправляю нож в полет. Лезвие вонзается в бедро Келлана с чавкающим звуком. Звуком, который уже знаком мне. Он вскрикивает и поворачивается ко мне с настолько нелепым выражением предательства на лице, что мне хочется рассмеяться.

Я на самом деле смеюсь.

– Что ты вообще планировал делать? Убить нас обоих?

Он криво усмехается.

– Нет, если бы ты согласилась.

Я выпускаю еще один нож, за которым следует поток магии. Оба попадают ему в грудь, и он спотыкается. Лезвие проскакивает мимо сердца. Я чертыхаюсь и возвращаю его себе. Келлан прижимает руку к ране, чтобы приостановить кровь.

– По крайней мере, один из нас умрет сегодня ночью, – говорит он, перекрикивая мой вопящий ветер. – Это не обязательно должна быть ты.

Но ведь это может быть и он. Я смотрю на Гейджа. Понимает ли он это?

Келлан пользуется минутным отвлечением, чтобы преодолеть расстояние между нами и полоснуть ножом, извлеченным из ножен на его бедре, по моей руке. Рана жжет, но она поверхностная. Даже сейчас, с кровоточащей раной на его бедре, он не воспринимает меня всерьез. Моя ярость резко возрастает и выплескивается наружу с ослепительным, оглушительным грохотом.

Вспышка рассеивается, и Келлан тяжело опадает на колени. Мои чары взывают к дереву позади нас, и оно откликается. Корни вырываются из-под земли и удерживают его за запястья: и в этот момент мы оба знаем, что ему конец. Может, моя магия и кажется грубым помощником, но весьма эффективным. И мы находимся на земле Неблагих. Он усмехается, все еще не верит, что последствия настигли его. За покушение на наши жизни. Меня охватывает гнев.

Я поворачиваюсь и направляюсь к Гейджу, который ждет в том же положении, что и Келлан. Я не игнорирую такое сходство. И хотя он видит, что я иду к нему с клинком в руке, клянусь, гордость вспыхивает на его лице. Он приподнимает голову чуть выше, пока его рука прикрывает рану на боку.

Он склоняет голову, когда я шепчу его имя. Наклоняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза.

– Чего требует третье испытание? – Я крепче сжимаю рукоять. – Конкретно, – добавляю и смотрю на него, находясь на одном с ним уровне. Его глаза сужаются, а затем перемещаются между мной и Келланом.

– Кровь, – отвечает он, понимая меня тем невысказанным способом, который мы создали вместе. – Кровь претендента. – Я закрываю глаза, кивнув, и поднимаю меч. А затем поворачиваюсь к третьему претенденту на трон Неблагого Двора. – Мы могли бы все исправить, – шепчу я, выплескивая последние крохи горя этими сдавленными словами. Мы могли бы. Но он не оставил мне выбора.

Келлан, к его чести, быстро соображает, когда я возвращаюсь к нему. Он сопротивляется корням, пытаясь руками вырвать их. И наконец начинает паниковать.

– Ты не можешь. Ты не сделаешь этого! – кричит Келлан.

Возмущение вырывается из меня первобытным порывом, которого хватает, чтобы укрепить решимость в моих венах.

– Я создана для чудовищ. Во мне сама тьма, и она взывает ко мне по имени! – Я поднимаю клинок, и он ощущается как продолжение меня. Тьма проникает в меня, как будто своими словами я освобождаю ее. Использую ее мощь, позволяю управлять собой на одно лишь мгновение, необходимое для того, чтобы пронзить клинком грудь Келлана, и он валится на землю. Я склоняюсь к нему, убирая золотистый локон за ухо. – Ты не можешь указывать королеве.

Его дыхание вырывается из груди прерывисто, с хрипом. Я не хочу смотреть на него, но, возможно, это мое наказание. На его бледном лице разные эмоции сменяют друг друга – неверие, отчаяние и что-то похожее на страх. Фейри не созданы, чтобы умирать.

– Моя сестра не простит тебе этого, – обещает Келлан.

Я изучаю его, наблюдаю, как солнечный свет покидает эти летние глаза.

– Нет. Думаю, нет. – Это единственное утешение, которое я могу дать ему. Он вздрагивает, и на смену всему, чем он когда-либо был, приходит безмолвие. Я извлекаю меч и бросаю его на землю. Всхлип пугает меня, и тошнота подступает к горлу. Пусть на земле и лежит мертвый Келлан, но я чувствую, как вместе с ним умирает часть меня.

Кровавая лужа напитывает почву. Корни в мгновение ока отпускают его запястья и вновь исчезают под землей.

Гейдж прочищает горло позади меня. Я поворачиваюсь, проследив за его взглядом.

Дерево принимает пролитую мною кровь, и, похоже, у него есть подношение и для меня.

С ветки свисает венец из ограненных кристаллов. У основания они карминовые, а на кончиках переливаются черным – таким же мрачным и сверкающим, как сама ночь. Тонкая цепочка черных виноградных лоз связывает их вместе.

Я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему, и меня поражает приятное тепло.

– Каждому правителю новая корона, – сообщает мне Гейдж, вращая в руках свой золотой венец. – Не думал, что он так износился, – бормочет он. Он уже собирается выбросить его, но я жестом останавливаю.

– Не надо. Ты заслужил его. Используй его как пресс-папье на своем заваленном столе. – Шутка звучит неудачно, даже для моих ушей.

Он кивает, пристально глядя на землю.

– Ты же понимаешь, что это приведет к войне. – Он встречает мой взгляд и сверкает кривой