До новой встречи - Василий Николаевич Кукушкин

засмеялся, представив себе, как без колокола проходила побудка, — одевались ребята, наверно, в коридоре.

Потом он припомнил, как отмечали дни его рождения в маленькой деревушке на берегу Ножемы. Хорошее то было время! Утром, задолго до рассвета, мать растапливала печь, пекла ватрушку. Ох, и мастерица же на была! Положит на противень тонкий слой теста, а творогу и сметаны в полтора пальца…

Якову в такой день выдавали самую лучшую курточку, брюки, ботинки. Семейный праздник в доме Пичугиных начинался вечером. В сумерки из леса возвращался отец-лесник. Почему-то Якову ярко запомнилось, что вместе с отцом в жарко натопленную избу столбом врывался сухой морозный воздух.

Непривычно Яков чувствовал себя в свой праздничный день. В классах и мастерских шли занятия, и только он, да еще кот Снежок, известный лентяй, слонялись в училище без дела. Не будь на нем парадной формы, он отправился бы в мастерскую.

Дежурным по общежитию был Серафим Громов. Яков поболтал с ним, потом с уборщицей. Исправил обрыв в электрическом чайнике и на все это затратил меньше часа.

Большой перерыв прошел весело, но вот сигнал. И товарищи разбежались по аудиториям и мастерским, он снова остался один. В читальне две студентки Библиотечного института составляли новый каталог. Библиотекарша удивленно посмотрела на Якова в парадной форме, но ничего не сказала, выдала по его просьбе комплект журнала «Огонек».

Медленно надвигался вечер. У слесарей оказался пустой урок. Шумной ватагой ввалились они в библиотеку, выбрали книги, ушли. Снова стало тихо. В читальном зале зажгли свет, и Якову стало немножко грустно, опять вспомнилась деревня на берегу Ножемы. К этому часу там собирались родные, начиналось веселье.

В читальню вошел Вадим:

— Скучаешь?

— Какой-то день получился непонятный, — сказал Яков. — Не будничный и не праздничный…

— День только начинается, — загадочно ответил Вадим.

В тот вечер столовая выглядела нарядно, давно ремесленники не видели ее такой праздничной. Возле буфетной стойки появились подмостки для струнного оркестра. На столах, сдвинутых в виде буквы «П», вместо надоевших клеенок белели скатерти. Даже цветы, которые, к огорчению Антонины Осиповны, ребята перед началом обеда переставляли на подоконники, сейчас стояли на своих местах. Тюльпаны и бегонии в глиняных горшках, обернутых в свежую бумажную рогожку, казались только что принесенными из оранжереи.

Необычность этого ужина подчеркивало еще одно немаловажное обстоятельство. Ученики входили в столовую не строем и все в парадной форме. Оленька заплела свои непокорные волосы в тугие косы, обвила их вокруг головы и скрепила белоснежным бантом. Антон и его товарищи из струнного оркестра где-то достали целлулоидные воротнички, с непривычки терло шею, но они и вида не показывали.

Ученики тридцать четвертой токарной группы сидели за центральным столом. Между директором и мастером посадили Якова, который боялся даже подумать, что пиршество затеяно в честь его, пятнадцатилетнего паренька.

Когда все были рассажены, Максим Ильич взмахнул над головой астрой; шеф-повар, стоявший в дверях кухни со скучающим видом, мгновенно исчез, и официантки внесли глиняные кувшины хлебного кваса собственной варки, глубокие блюда с винегретом и тарелки, доверху наполненные колбасой и сыром…

Оркестр заиграл вальс. Ребята проголодались, посматривали на сыр, шпроты, но никто не дотрагивался до еды Все чего-то ждали. Николай Федорович наклонился к Вадиму, тот смущенно отмахнулся. Директор поднял руку, к этому жесту — «внимание» в училище привыкли. Умолк оркестр. Стихли разговоры. Тогда встал Вадим.

— Ребята и девчата! Мы собрались своей большой семьей, чтобы отметить день рождения нашего отличника Яши Пичугина. Пожелаем ему от всего сердца здоровья, новых успехов в классах, мастерских и исполнения девятисот девяноста девяти желаний по его выбору…

Аплодисменты гремели долго и торжественно.

Максим Ильич взобрался на эстраду, предложил:

— Прошу наполнить бокалы шампанским.

На столах не было бокалов, не было и шампанского, стояли алюминиевые кружки и стаканы, а в кувшинах пенился хлебный квас. Но что с того? Не всегда и шампанским так дружно чокаются! Не многие могли дотянуться со своими кружками и стаканами до радостно взволнованного виновника торжества, поэтому чокались со своими соседями. В большой семье шел большой праздник.

За ужином имениннику подносили подарки. Слесари вручили Якову чернильный прибор, на зеленом мраморе зеркалом светилась металлическая именная дощечка. Токари подарили логарифмическую линейку и набор резцов. Модельщики — футбольный мяч… Никогда у Якова в день рождения не было столько подарков.

Оркестр играл туш, Якова обнимали, жали руки. Какой заговор! Все училище готовилось отметить день рождения. Оказывается, обсуждали на комитете комсомола, и никто словом не обмолвился. Какие замечательные у него товарищи!

Пиршество продолжалось и после вручения даров. Оркестр заиграл застольную. Из кухни вышла необычная процессия. Впереди важно шагал шеф-повар с ножом и вилкой, за ним два поваренка катили на роликах стол, а на нем лежал железный противень с настоящей вологодской преснушкой — тонкий слой теста, творогу и сметаны в полтора пальца. Словно ее только что из русской печки вынула мать Якова.

Именинник не знал, кого и благодарить. Смутно Яков догадывался, почему это произошло. Раз как-то вечером ребята разговорились. Накануне у Алексея был день рождения. Дедушка подарил ему портфель, мать — «конструктор».

— Им-то что, — Георгий мотнул головой в сторону парка. Под этим жестом подразумевались ребята, проживающие дома — У них есть родные, как-никак справят праздник.

В ту ночь в спальне токарей до рассвета вспоминали как дома праздновали дни рождения. Яков похвастал, что если отыщется мать, то всю токарную группу он пригласит в деревню попробовать вологодской преснушки.

— Угощай, — радушно шептал Вадим, передавая имениннику вилку и нож. Ты хозяин.

Небольшое замешательство организаторов празднества вызвал отказ Якова открыть бал. Антону, ответственному за танцы, боялись сказать правду — разбушуется, не унять. Члены комсомольского комитета надеялись сами все уладить. Раскрасневшийся, смущенный стоял Яков в кругу друзей, товарищей и неуклюже оправдывался:

— Кадриль могу, пожалуй еще барыньку спляшу, а вальс пойду танцевать — засмеют.

Выручила Оленька, увела «новорожденного» в комнату за сценой, показала, как танцуют вальс. Пришлось все-таки ему открыть бал. Только он поставил условие, что будет танцевать исключительно с Оленькой.

Оркестр давно ждал команды. Антон занял дирижерское место, сердито постучал палочкой по пюпитру и объявил:

— Вальс!

В зале на одно мгновенье погасло электричество, сразу из кинобудки вырвался белый свет, а со сцены навстречу бежали лучи — ярко-красные, зеленые, голубые… Оленька положила руку Якову на плечо. В танцующую пару с балкона полетели цветные ленты, а затем Якова и Оленьку обогнали Вадим с Тамарой, потом от стен