Короля играет свита - Елена Арсеньева

Но такая непростительная беспечность! Или… нечто худшее? Думать об этом не хотелось, да и времени не было.

“Нельзя спускать с него глаз!” — решил генерал-губернатор;

Говорят, кого боги хотят погубить, того они лишают разума. Подозрительнейший из людей, Пален чуть ли не впервые в жизни не дал воли своим подозрениям. А между тем Талызин и был тем человеком, который прислал графу Кутайсову предательское послание. Теперь, находясь под неусыпным присмотром генерал-губернатора и его доверенных людей, он не мог предпринять ни единого шага, чтобы снова предупредить императора, не поставив при этом в опасность свою жизнь. И все-таки Талызин не оставлял надежды спасти Павла…

Об этих его намерениях генерал-губернатор, разумеется, не знал. Однако он знал другое: какие-то подозрения у императора все же появились — относительно именно его, Палена. Стало известно, что Павел велел тайно вызвать в Петербург ранее высланных (благодаря интригам все того же графа Петра Алексеевича!) Аракчеева и Ростопчина. Первому государь намеревался доверить пост генерал-губернатора Петербурга, а прежнего выслать. Палену удалось задержать въезд этих опасных для него и для всего заговора людей под тем предлогом, что он не получал приказа императора, разрешающего их возвращение. Аракчеев и Ростопчин были перехвачены на заставах и вновь выпровожены из города. Но Пален не переставал чувствовать смутную опасность, грозящую взлелеянному им делу, и теперь подстилал соломки везде, где только мог. Толком не зная, с чем явился сегодня в Михайловский дворец святой отец Губер, он решил умереть, а не пустить сегодня иезуита к государю! И это ему удалось.

Пален употребил все свое искусство, все хитрости, он вынимал из портфеля одно дело, один рапорт, один доклад за другим, а число их все еще казалось неиссякаемым. Император заметно терял терпение. Наконец он не выдержал и, смяв очередной доклад, воскликнул:

— Да будет ли этому конец?!

— Боюсь, что нет, — со старательно разыгранным унынием отвечал Пален. — Явился отец Губер, у которого тоже есть желание утомить ваше величество своими разговорами.

Павел, более всего опасавшийся опоздать на развод караула, который проводил каждый день с неиссякаемым удовольствием (у этого императора была душа капрала, и, быть может, в этой должности он обрел бы истинное счастье!), окончательно вышел из себя и крикнул:

— Передайте отцу Губеру, чтобы он убирался прочь со своими глупостями!

Это было сказано достаточно громко, чтобы можно было услышать в приемной. Но Губер все же ушел не прежде, чем вышел утомленный, побледневший Пален и не сообщил ему, что император никого не примет и вообще он удалился через другую дверь. Почтенный пастор может прийти завтра!

Говоря это, Пален не мог удержаться от злорадной улыбки, истинное значение которой стало понятным отцу-иезуиту только завтра.

Май 1801 года.

Духи, Духи, духи… Что это такое? Неужто всего-навсего разнообразные смеси ароматических эссенций? Французские парфюмеры, величайшие знатоки секретов всяческих косметик, подразделяют духи на разные экстракты цветочных запахов.

Берешь немного спиртовой вытяжки из фиалковой помады, ирисового масла, бергамотного масла, мускусной тинктуры [45], тинктуры амбры, горько — мин-дально — масляной тинктуры и слабой подкраски в зеленоватый цвет хлорофиллом — и получаешь легкий, горьковатый, влажный аромат Extrait de Violet te de parme. Берешь вытяжку из помады акации, кассии, жасмина, розы, нероли, а также бергамотного и цейлонского коричного масла, и еще фиалкового масла, и тинктуры розовой, ирисовой, амбры, цибета, мускуса, бензойной смолы — и можешь обонять волнующий воображение Extrait-Ess-Bouquet.

Сколько прозы. И сколько поэзии!

Впрочем, некоторые знатоки уверяют, что вдыхать аромат изысканных духов все равно, что наслаждаться изысканной музыкой, поскольку органы обоняния и слуха в чем-то схожи между собой. Различные природные ароматы действуют различно — смотря по их летучести, летучесть же подобна амплитуде звуковых колебаний, ибо, чем меньше амплитуда, тем ниже звук и тем она продолжительнее действует на ухо, и чем меньше летучесть, тем слабей аромат и тем дольше он действует на обоняние; чем больше амплитуда, тем выше звук и тем интенсивнее и кратко временней его действие, — так и в запахе сила обусловлена, можно сказать, краткостью действия.

Можно расположить все ароматические вещества по хроматической гамме, в которой гармонические аккорды будут образовывать приятные букеты. Первая октава: до — сандал, ре — фиалка, ми — акация, фа — тубероза, соль — флердоранж, ля — свежее сено, си — гвоздика.

Вторая октава: до — камфара, ре — миндаль, ми — ирис, фа — жонкиль, соль — сирень, ля — бальзамин, си — мята. И выше, выше по нотному стану: до — жасмин, ре — бергамот, ми — лимон, фа — серая амбра, соль — магнолия, ля — лаванда, си — перечная мята, а новое до — ананас. И так далее, почти до бесконечности.

Сколько поэзии. Сколько прозы!

Духи, духи, духи… Что же это такое?

Не смотрите в энциклопедиях, не узнавайте у парфюмеров! Спросите у нашего героя, и он ответит, что духи — это аромат возлюбленной женщины, когда она проходит мимо, и ты можешь ее узнать даже в темноте, даже не глядя, даже с завязанными глазами — просто потому, что сердце твое в этот миг выскакивает из груди.

— Где же она? — торопливо спросил князь Каразин, но Алексей только растерянно хлопал ресницами:

— Не видел. Не знаю. Где-то здесь.

— Тебе померещилось, Алеша.

— Нет. Она здесь. Богом клянусь!

Из-под низко нависшего черного капюшона Василий Львович стрелял глазами по сторонам: вот эта маркиза Помпадур с мушкой на тугой румяной щечке? Мавританка — сплошь накрашенная, так что, чудится, ни одной своей краски не осталось в лице? Русская красавица, унизанная жемчугами от кокошника до носков сафьянных башмачков?

Ни одна из них не может быть Ольгой Зубовой-Жеребцовой, которую Василий Львович некогда знал лично и к которой даже был слегка неравнодушен, ибо к этой ослепительной даме не мог остаться равнодушным ни один мужчина, оказавшийся рядом с ней хоть на мгновение. Она была лукава и кокетлива, как кошка. Каразин знавал ее и в пору первой молодости, и второй, и, так сказать, третьей, и она всегда умудрялась пленять взор мужской и душу.

Когда граф Дмитриев-Мамонов, взысканный всеми милостями императрицы, щедро осыпанный всеми богатствами и почестями, внезапно объявил Екатерине, что он уже полгода тайно помолвлен с княжной Щербатовой, императрица дала ему разрешение на брак, но по всему было видно, что исключительному положению графа пришел конец. Всех тогда занимал один вопрос: кто займет влиятельное место опального Мамонова? Кого всемогущая императрица отличит и выдвинет из блестящей толпы придворных красавцев?