Размах крыльев ангела - Лидия Ульянова

Доктор не стал вдаваться в подробности и рассказывать, что удар был совершен оставшимся после ремонта обрезком трубы и мог бы привести к гораздо более тяжким последствиям, но пришелся по касательной. Еще больше, чем голова, пострадало плечо. Только зачем сейчас об этом рассказывать? Да и хлеб это был не его, не врачебный. Это следователь раскопал.

– Да что его грабить? У него же нет ничего! – возмутилась Маша.

– Но, тем не менее, мобильный телефон у него забрали. А многие больные, кстати, деньги при себе носят, в палате боятся оставлять. И бывает, большие суммы при себе держат.

– Да не было у него никаких больших сумм, и телефон у него старенький.

– Но это же на нем не написано. У нас, знаете, обыкновенная бюджетная больница, к нам поступают разные больные, не все благополучные. Бывает, наркоманы лежат, алкоголики, уголовники. Я, правда, не припомню, чтобы у нас больные друг друга грабили, большей частью по-тихому воруют, но…

Врач развел руками.

– Вы не беспокойтесь, Мария, мы вызвали милицию, следователь приходил, расспрашивал. Сказал, что дело возбудят, только сами понимаете, найдут ли, неизвестно.

– Нет, надо искать, надо, чтобы нашли, – горячо твердила Маша.

Она отчего-то была уверена, что это не просто нападение. Это был очередной знак для нее, очередная черная метка. Просто тот, кто чего-то от нее хочет, тот, который что-то ищет, предупреждал, что шутить с ним не надо. Впервые предупредил, когда пострадал Иван, сейчас второй раз. Уж больно похожи были методы. Он, тот, что искал, словно бы говорил: «Не шути со мной, отдай по-хорошему, а то пострадают твои близкие, сама пострадаешь». Лучше отдай по-хорошему – именно так было написано в записке. А Маша никак не могла взять в толк, что и кому нужно отдать. Ей не жалко, она отдаст, только чтобы никого больше не трогали, никто из-за нее не мучился. Да и близких остался только Вадик. От мысли о том, что следующим будет Вадик, что с ним что-нибудь случится из-за нее, Мария, как и следовало ожидать, разревелась.

– Мария, вы успокойтесь, – ровным голосом увещевал врач, – самое главное, что Николай Степанович сильно не пострадал. У него сотрясение мозга, это неприятно, но не смертельно. Лечение, разумеется, теперь затянется, но мы все равно его прооперируем. Все будет хорошо, Мария.

Ничего хорошего, по Машиному мнению, быть уже не могло.

– Юрий Петрович, вы, пожалуйста, найдите того, кто это сделал, – хлюпая носом, просила Маша, в смятении перепутав врача со следователем.

– Я постараюсь, – дипломатично ответил врач, переглянувшись с Вадимом Кузнецовым. Вадим понимающе пожал плечами, и это пожатие словно бы напомнило Маше о его существовании.

– А вот это мой муж. Он в милиции работает.

Утверждение это болталось на тоненькой ниточке между правдой и ложью, но разъяснять Маша сейчас ничего не стала. И Вадим не стал.

– Вадим, – коротко представился Вадик и пожал врачу руку.

– Так, может быть, ваш муж и поищет? – поспешил скинуть с себя ответственность за поиски преступника лечащий врач. – Мой профиль, знаете ли, немного не тот.

Они с Вадимом снова переглянулись поверх Машиной головы. Знамо дело, женщины, удивительные существа! Что у них в голову положено – загадка. И вроде бы, если на операции вскроешь, то у всех внутри одинаково, что у мужчин, что у женщин, а нет… У женщин, по идее, должна была бы быть внутри головы полная мешанина и огромный слезный центр вместо половины мозга.

– Мария, вы, должно быть, хотите к Николаю Степановичу зайти? – У врача было еще немало дел на сегодня, а здесь он рисковал застрять надолго.

– К нему можно? – с надеждой спросила Маша.

– Вообще-то нельзя, но уж зайдите. Только одна, муж вас пусть в коридоре подождет. И Николай Степанович спит, мы ему снотворное ввели и болеутоляющее. У него после удара сильная головная боль и плечо болит. Не переживайте, он поспит, и станет легче.

Оставив мужчин в коридоре, Маша прошла в палату.

Степаныч лежал на неестественно высокой кровати, которую полукольцом обступало множество разнообразных приборов. Мария вспомнила все фильмы о работе врачей одновременно, все те моменты, где пациент лежит с ног до головы обвитый проводами и утыканный датчиками, а на кардиомониторе бежит зелененький частокол импульсов, угрожая перейти в прямую линию. Но при ближайшем рассмотрении ничего подобного не оказалось, никаких датчиков и моргающих мониторов. Степаныч спокойно спал, дыхание его было неглубоким и ровным.

Мария Константиновна подошла поближе и в нерешительности остановилась. Ей хотелось взять его за бледную руку, слегка сжать пальцы. Хотелось аккуратно дотронуться до больной головы, погладить выступившую на щеках пегую щетину. Хотелось припасть на грудь и заплакать. Но она не была уверена, что все это можно делать со спящим Степанычем.

– Степаныч, родной мой, прости меня, – негромко произнесла Маша. – Это все из-за меня, я знаю. Я не хотела. Я не хотела…

Николай Степанович глубоко вздохнул во сне, закрытые глаза его легонько дернулись, из горла вырвался сиплый вздох. И это было единственной реакцией.

Мария постояла возле него несколько минут и тихонько вышла из палаты.

Николай Степанович спал и не спал. После вколотых препаратов тупая боль в голове отступила и не мешала больше думать, но эти же самые проклятые препараты тормозили мысли, превращая их в густое и вязкое желе. Ему казалось, что он прекрасно ориентируется в пространстве, слышит и понимает все разговоры, чувствует все происходящие вокруг него движения, да вот только глаза отказывались открываться, и язык не ворочался.

Степаныч понимал, что удар по голове не был связан ни с каким ограблением, все произошло закономерно и выглядело резонным. С самого утра позвонил Михаил, и они обменялись последними новостями. Потом позвонила Мария, хриплым голосом сообщила, что простудилась. Наелась вечером мороженого, запила ледяной водой, а утром осипла. Заболела, но приехала, попросила Степаныча выйти на черную лестницу. Сказала, что это очень срочно, что у нее снова неприятности, что не нужно, чтобы ее видели у него в палате. Взвинченная была какая-то, чуть не плакала. Степаныч, как опытный конспиратор, в палате всем сообщил, что курить отправляется, и вышел на лестницу. Вот тут оно и случилось. Ниже этажом на отделении ремонт, мебель старую на лестницу вытащили, тумбочки всякие, шкафы. Так Степаныча кто-то из-за шкафа сзади и приложил, Степаныч его и не разглядел. Нет, все понятно: не было никакой Маши, а звонила чужая баба, Машку изображала. А телефон забрали для вида, чтобы было похоже на ограбление. Кому это все нужно? Степаныч даже догадывался кому, но уверен не был. Он и милиционеру ничего не рассказал о своих подозрениях, во-первых, не видел смысла воздух колыхать, пока не уверен, а во-вторых, к тому времени, как милиционер пришел, уже начали свое действие эти препараты. Милиционер постоял, посмотрел на Николая Степановича, как давеча Мария стояла, только не извинялся.

И если с милиционером Степанычу разговаривать не хотелось, то Марии он силился что-то сказать, пытался предупредить, чтобы была осторожна. Пытался, но не смог.

Краем сознания он понимал, что Маша тоже не верит в ограбление. Не верит, раз извиняется перед ним, и эта мысль хоть сколько-то примиряла с окружающей действительностью. Может быть, будет начеку, пока Степаныч не оклемается.

Глава 14. Девочка

– Вадик, ну ты же не будешь меня уговаривать, что это ограбление? – взмолилась Мария, когда они вышли с отделения.

– Я не буду, – мрачно ответил Вадим.

Никакое это не ограбление, понятно. И никто никого не найдет, да и искать не станет, тоже понятно.

– Вадь, как ты думаешь, мне, наверно, надо пойти в отделение милиции и все рассказать. И про Ивана рассказать, и про все остальное. Пусть они это… как в кино говорят… объединят дела в одно, да? Я правильно назвала?

– Правильно ты назвала, – Вадим улыбнулся ей и погладил по голове. От этого легкого прикосновения Мария сразу почувствовала уверенность и некоторую безопасность.

– Давай прямо сейчас и пойдем. Что тебе доктор сказал, из какого отделения милиции приходили? Ты только там сам с ними поговори, по-вашему, чтобы они меня выслушали.

– Хоть по-вашему, хоть по-нашему, а кому захочется на себя глухаря вешать? – остудил Вадим ее энтузиазм. – Маша, ведь, по большому счету, это та еще проблема, связь здесь уловить. Одного твоего знакомого ударили по башке у тебя дома, когда в квартиру влезли, а потом, через какое-то время, другого твоего знакомого тоже ударили, но в больнице. И что?

– Как что? Как что, Вадик? – возмутилась Мария. – Ты что, хочешь сказать, что мне кажется? И тебе так кажется, что мне кажется?

– Нет, Маш, мне не кажется, я тебе верю, – поспешил успокоить Вадим. Не хватало еще, чтобы она сейчас разревелась на всю ивановскую. – Верю, потому что тебя знаю. А какой-нибудь лейтенант Гаврилов тебя знать не знает, а к этому Гаврилову с жалобами каждый день придурочные старушки приходят, которым голоса мерещятся, и они требуют голоса найти да в тюрьму посадить. Ты ведь конкретно ничего предъявить не можешь.