Шерше ля вамп - Юлия Набокова

Распахивается дверь, впуская в комнату сквозняк, и в зеркале за моей спиной возникает Андрей. Его появление сопровождается выстрелом пробки от шампанского. Я с надеждой смотрю на Гончего — собранного, серьезного, строгого и немного обескураженного моим нарядным видом. Похоже, мои молитвы услышаны. Не будет томительных минут ожидания и мучительных взглядов. Все случится быстрее, чем я думала.

— Пора, — говорит его отражение в зеркале, и я поворачиваюсь.

— Но до полуночи еще несколько часов! — восклицает Аристарх, инстинктивно закрывая меня спиной.

— Все уже собрались, — равнодушно отвечает мой палач. — Нет смысла тянуть.

И я вижу нетерпение в его глазах.

— Но время еще есть! — Аристарх готов отстаивать эти драгоценные часы насмерть, но я перебиваю его, обращаясь к Гончему:

— Я готова.

Он коротко кивает и выходит в коридор, придерживая дверь.

За моей спиной Аристарх наполняет фужеры шампанским и протягивает мне.

В его взгляде столько отчаяния, но он находит в себе силы ободряюще улыбнуться

и сказать тост:

— За тебя!

Меньше всего мне сейчас хочется шампанского, но, не в силах отказать деду, я делаю глоток. Изысканное игристое вино, которое я всегда мечтала попробовать, кажется отравленным смертью, гниением и тленом, и, превозмогая тошноту, я залпом опрокидываю в себя бокал.

Под неусыпным надзором главного Гончего Аристарх галантно протягивает мне руку, я беру его под локоть, и мы выходим из комнаты навстречу моей гибели.

В зале на первом этаже, куда проводил нас Андрей, за дубовым столом сидят Василий Громов и Ипполит. Я оглядываюсь по сторонам и все еще не могу поверить: Вацлава нет. Он даже не пришел со мной проститься! Но мои телодвижения истолковывают неверно. Двое Гончих, чьих имен я так и не узнаю, остаются за дверью. Еще двое становятся у окон с зелеными бархатными шторами, всем своим видом демонстрируя, что живой я отсюда не выйду.

Ипполит окутывает меня своим плесневелым взглядом. Громов впивается в меня глазами, желая досыта испить моего страха, отчаяния, растерянности, и рассерженно хмурит брови, наталкиваясь на мое равнодушие. Мне теперь все равно. Вацлав не пришел. А все остальное неважно.

Аристарх стоит рядом, сжимая мою руку, как жених перед алтарем.

— Что ж, — нарушает молчание Ипполит, в отсутствие Пьера беря на себя главенство, и придвигает к себе пачку бумаг. — Согласно протоколу ментального допроса и показаниям…

— Давайте ближе к делу, — перебиваю его я, испугавшись, что он решит зачитывать всю пачку.

Ипполит с изумлением поднимает глаза.

— Вина моя доказана, наказание известно. Начинайте. — Я не прошу, а приказываю. Платье, достойное королевы, придает мне поистине королевской выдержки и добавляет в голос повелительные нотки.

И Ипполит не смеет ослушаться. Да и не хочет. Он подвигает к краю стола резной ларец и кивает Андрею.

Аристарх сжимает мою руку так, что я едва не вскрикиваю от боли. Двое Гончих отделяются от окна и подходят к нам с намерением оттеснить от меня деда.

— Господин Алмазов, — звучит голос Ипполита, — если вы не отойдете, я буду вынужден выставить вас вон и отказать в вашей просьбе присутствовать во время, хм, процедуры ликвидации.

Аристарх разжимает пальцы, порывисто обнимает меня и отступает назад, споткнувшись на ровном месте. Гончие встают по бокам от меня, как стражи. Голыми плечами чувствую взгляд Аристарха, полный смертельного отчаяния, но платье не дает сгорбиться. Я расправляю плечи и, вздернув подбородок, наблюдаю за Андреем.

Он открывает ларец и вынимает оттуда шприц и смертельную ампулу. Медленно, очень медленно наполняет шприц наркотическим ядом и поворачивается ко мне.

Гончие, как по команде, хватают меня за локти, но я ожесточенно стряхиваю их пальцы и приказываю Андрею:

— Пусть уберут руки.

И, предупреждая его возражения, добровольно выставляю для укола плечо, на котором клеймом темнеет синяк.

Андрей делает шаг ко мне, и время замедляется. Мрачное торжество в его глазах — этой минуты он ждал несколько лет с гибели своей рыжей. Сурово сжатые губы — даже не верится, что в другой жизни я мечтала о его поцелуе. Напряженно сжатые пальцы — кажется, они сейчас сомнут шприц и смертельная влага потечет по ладони. Пальцы другой руки касаются моего плеча, обходят синяк, деловито выискивая место для укола. На лбу Гончего выступают капельки пота, ноздри хищно раздуваются в предвкушении свежей крови.

— Готова? — Он смотрит на меня, впитывая выражение моих глаз и желая запечатлеть в памяти последние мгновения моей жизни.

Я киваю.

Его рука поднимается, острие иглы подрагивает в сантиметре от моей кожи, примеряясь.

— Только осторожней, платье не запачкай, — добавляю я. — А то я от этого зверею.

Он хищно ухмыляется, оценив мою шутку, и чуть отводит руку, чтобы в следующий миг пронзить вену. Но не успевает. Откуда-то сбоку сорванной пружиной вылетает черный силуэт и раскидывает стоящих по бокам Гончих.

Рука Андрея даже не дрогнула. Игла по-прежнему в сантиметре от моей кожи. Вот только Аристарха волокут к двери, скрутив за руки, а на полу у моих ног лежит растоптанная алая роза, сорванная с его лацкана. Он ругается по-французски и выворачивает голову, до последнего не отрывая от меня взгляда. Двери захлопываются, навеки отсекая от меня деда, и из-за них доносится ругань и шум борьбы.

На лице Громова — ухмылка. Ипполит презрительно кривит рот и выплевывает:

— Продолжим.

Андрей наступает подошвой на розу, одной рукой обхватывает меня за локоть, фиксируя мою руку, в другой — шприц, которым он снова примеряется к моему плечу.

Голоса за дверью не умолкают, только усиливаются. Мне кажется, что я слышу голос Вацлава. Примерещилось, конечно. Это Аристарх разбушевался не на шутку, ввязавшись в яростную драку с четырьмя Гончими. Надеюсь, из уважения к его прежнему статусу они не сильно его помнут.

Укол в плечо заставляет меня опомниться и осознать: вот они, последние секунды моей никчемной жизни. Ненавидящий взгляд Андрея, шум борьбы и звон разбитого стекла из-за запертых дверей, перекрывающий все голос Вацлава:

— Остановите это!

Игла проколола кожу, но Андрей медлит, не торопясь пускать яд мне в вену и упиваясь своей властью над моей жизнью.

В следующий миг гремит гром — это дверь слетает с петель, и в зал, расшвыривая в стороны Гончих, врывается Вацлав.

Андрей оторопело замирает. Громов вскакивает с места:

— Что вы себе позволяете?

Ипполит поддерживает его срывающимся от крика голосом: