Реквием (ЛП) - Харт Калли

Мои кости кажутся тяжелыми, сердце слишком объемным, чтобы вместиться в мою грудь.

Этот мальчик.

Этот мужчина.

Он ответ на вопрос, который я даже не знаю, как задать.

Тео бальзам для моей истерзанной души, лекарство, которое делает меня целостной. Делает меня полноценной, даже без операции. Ножи доктора Брайтон этого не изменят.

Он звезды на ночном небе. Кислород в моих легких. Для меня Тео — все прекрасное и жизненно важное в мире. Без него моя душа — потрескавшаяся, сморщенная бесполезная вещь, которая не может существовать.

Свет, льющийся через окна от пола до потолка, прекрасен, как мед, и так отличается от одинокого, печального света тихоокеанского северо-запада. Он золотит лицо парня, вырывая каждую золотую нить из жидкого янтаря его глаз и заставляя их гореть. Тео — настоящий шторм в «Туссене». Здесь он первый луч рассвета. Независимо от того, где парень находится, Мать-природа как будто ищет его и стремится сделать его чарующим.

Обхватываю его щеку ладонью, улыбаясь, мои тревоги уже рассеиваются, превращаясь в дым.

— Ты — это все, что мне нужно, чтобы выбросить мысли из головы, — говорю я ему.

Он поворачивает голову, наклоняясь к моей руке, чтобы поцеловать мою ладонь. Его глаза впиваются в мои. Взгляд такой интенсивный, что меня бросает в дрожь.

— Да? — спрашивает Тео тихим голосом. Удивительно, как он может связать всего одно слово с таким большим количеством намеков. — Потому что я умираю с голоду во всех возможных смыслах, Восс. Но есть один голод, который я всегда хочу удовлетворить в первую очередь, прежде всего.

Мое сердце колотится в груди, отчаянно сжавшись, когда парень продолжает лизать мою ладонь. Вид того, как он проводит кончиком языка вверх, по тыльной стороне моей руки, по внутренней стороне запястья, пока его глаза все еще прикованы к моим… Черт возьми, что происходит прямо сейчас? Как он может заводить меня так резко, так сразу, для меня загадка.

Минуту назад я тонула в трясине жалости к себе. Теперь же сгораю от желания.

— Тео, — выдыхаю я. — Боже, ты разрушишь меня.

Парень медленно качает головой, и солнечный свет играет на завитках и взмахах его волос, немного согревая черноту.

— Ничто не может сломить тебя, Соррел Восс.

Из ниоткуда ко мне приходит вспышка воспоминания, болезненно четкая и настолько неожиданная, что у меня перехватывает дыхание.

Тео, идущий по какому-то коридору и смеющийся. Судя по сумасшедшему цветастому ковру и всем пронумерованным дверям, мы в отеле. На нем только шорты и шлепанцы. У него только пара татуировок — контур солнца украшает его грудь, правая рука забита рукавом. Все его лицо озарено чистой радостью. Звук его смеха эхом отражается от стен, громкий и неистовый, и мое тело наполняется самым теплым, самым прекрасным теплом.

— Осторожнее, Восс. Ты ступаешь по тонкому льду, — говорит он мне.

— О, неужели? — я тоже смеюсь. От чистого счастья у меня щиплет в глазах. — Как ты собираешься наказать меня, если не дам тебе то, что ты хочешь?

Тео бросается на меня, и я поворачиваюсь и бегу, визжа во всю глотку. Но не успеваю далеко уйти; он ловит меня, поднимает на руки, делая вид, что кусает меня за шею, как дикарь, так что я кричу еще громче.

— Я собираюсь трахнуть тебя пальцем под столом за ужином, пока ты пытаешься завязать светскую беседу с Лани. Она будет болтать об One Direction или о какой-то ерунде, а ты будешь стараться не стонать, пока я заставлю тебя кончить.

— Ты не посмеешь!

Тео снова впивается зубами в мою шею, на этот раз покусывая так, что вспышка сладостной боли пронзает меня между ног.

— Испытай меня.

— Тео! Отпусти меня!

— Скажи это.

— Нет!

Он кусает меня сильнее.

— Скажи это.

— Не буду!

Я обмякаю, когда Тео опускает меня на землю и разворачивает, прижимая к стене, целуя мою шею, вместо того чтобы кусать ее на этот раз. Блять. О, черт, о, черт, о, черт. Он проводит кончиком носа по линии моей челюсти, тяжело дыша.

— Скажи это, малышка, — рычит он, грубо обхватывая мою грудь через верх бикини.

— Ты сводишь меня с ума, — выдыхаю я.

Он щиплет меня за сосок.

— Попробуй еще раз.

— Ты заставляешь меня кончать так чертовски сильно.

Тео дьявольски ухмыляется, облизывая языком нижнюю губу.

— Это хорошо. Но снова не то. Попробуй еще раз.

— Ты, блять, самый горячий парень на свете!

Тео поднимает брови, прикусывая нижнюю губу — предупреждение. Он кивает, а затем проводит пальцами по переду моих плавок от бикини. Меньше чем за секунду он обнаруживает, насколько я влажная, и начинает водить маленькими кругами вокруг моего клитора. Это чертовски потрясающее чувство.

— Тео! Нас может увидеть кто угодно! — я тяжело дышу, пытаясь высвободиться. Но он никуда меня не отпускает.

— Думаешь, мне не все равно, если кто-то увидит, как я заставляю тебя извиваться, малышка? — смеется он. — Мне все равно.

— А-а-а! Ах, Тео, пожалуйста! — Я не хочу, чтобы он останавливался. Никогда не хочу, чтобы он останавливался. Однако я хотела бы сделать это в более уединенном месте, где его родители не могли бы выйти из-за угла и найти нас.

Вместо того чтобы прислушаться к моим мольбам, Тео делает все бесконечно хуже, отводя свои пальцы назад и просовывая один из них внутрь меня. Я замираю с отвисшей челюстью, ногтями впиваюсь в его спину. Тео мурлычет, действительно очень довольный собой.

— Хочешь, чтобы я трахнул тебя, малышка? — спрашивает он.

Я могу лишь кивнуть.

— Хочешь кончить на мой член?

— Д-да.

— Тогда скажи это.

— Хорошо. Ладно. О мой Бог. А-а-а, черт! Я люблю тебя, Теодор Уильям Мерчант! Я, блять, люблю тебя!

Парень отстраняется от меня, прищурившись глядя на меня, убирая руку из моих плавок и засосывая указательный и средний пальцы в рот.

— Хорошо, малышка. Это то, что мне нравится слышать.

Я выныриваю из воспоминаний, затаив дыхание и ошеломленная. Теперь я снова в этом отеле, и тяжелое разочарование давит мне на грудь. Мне нужна остальная часть этого воспоминания, черт возьми. Я хочу вспомнить, что произошло дальше.

Тео больше не облизывает внутреннюю сторону моего запястья. Он сидит на корточках, наблюдая за мной, слегка нахмурив брови.

— Ты что-то вспомнила? — спрашивает Тео.

Я киваю.

— Мы были в купальниках, где-то в отеле. Ты прижимал меня к стене. И ты… ты хотел, чтобы я тебе кое-что сказала, — признаюсь я застенчиво.

Короткая, ослепительная улыбка вспыхивает на лице Тео, стирая его хмурый взгляд.

— Да. Я помню тот коридор, — говорит он, кивая. Его глаза искрятся юмором. — Мне там понравилось. Очень.

— Я думаю, мне это тоже понравилось.

— Тебе больше понравился душ после этого, — говорит Тео, слегка прищуривая правый глаз. Он усиленно моргает обоими глазами, и я не могу удержаться от смеха. — Что? — требует он, тыча меня в бедро.

— Ты боишься щекотки и не можешь подмигнуть?

— Эй! Даже у совершенства есть свои недостатки! — он становится серьезным. — Пойдем, поедим. А как только вернемся, я покажу тебе реконструкцию событий из душа в отеле Тихуаны. И эй?

— М-м-м?

— Это действительно хороший знак, Соррелл. Ты вспомнила. Серьезно. Это реальный прогресс.

28

ТЕО

Вы не сможете найти ничего лучше в Лос-Анжелесе, чем «Урбан Рамен».

Как только возвращаемся в отель, с набитыми до отказа желудками, я готовлю ванну для Соррелл, но когда возвращаюсь в номер, чтобы сказать ей, что все готово, она отключилась, свернувшись калачиком посреди огромной кровати королевских размеров. У меня не хватает духу разбудить ее, хотя мой неистовый стояк настаивает на обратном. Когда мы вернемся домой, у нас будет много времени для секса в ванной.

Вместо этого я заказываю доставку в номер и пью кофе, решив бодрствовать как можно дольше. Я хочу посмотреть, как она спит. Засудите меня, блять. Меня не волнует, насколько это делает меня сумасшедшим. Я провел много времени, наблюдая за Соррелл, лежащей в постели с закрытыми глазами. Тогда она не спала. Она была в гребаной коме, едва живая, и смотреть на ее красивое лицо тогда, на ее глаза, окруженные синяками, было настоящей гребаной пыткой. Сейчас девушка выглядит умиротворенной. Здоровой. Под ее глазами больше нет темных теней, и по тому, как подергиваются ее пальцы во сне, могу сказать, что она видит сон. До самой смерти мое сердце всегда будет трепетать при виде того, как эта девушка спит, а не лежит там, полуживая, парящая на грани смерти.