Погасни свет, долой навек - Дарья Алексеевна Иорданская

Собираясь с мыслями, Дамиан сделал глоток. Чай был на вкус отвратителен. Дамиан никогда не понимал, откуда у англичан пристрастие к этому горькому, но пресному напитку. Кажется, его привезли из Испании, или Португалии, или откуда-то из колоний. В отличие от богатого на оттенки кофе, чай ему казался совершенно безвкусным. И совсем уж кошмар, если в него добавляли молоко. И все же Дамиан сделал еще глоток.

– Мне было двенадцать, Грегори шестнадцать, это был август, самый его конец, ровно двадцать лет назад. Грегори должен был уезжать учиться, так что мы проводили последние деньки вместе. Мы были очень дружны в детстве, хотя он ездил на учебу, а я проводил все время в замке. Катриона никогда не отпускала меня от себя. Вы знаете нашу мать.

Элинор нервно кивнула.

– Производит впечатление, не так ли? Мы с Грегори поссорились, почти подрались из-за какого-то пустяка. Он влюбился, кажется; в шестнадцать это вполне естественно, а вот мне та девица не понравилась. Дочь викария, как вы, но – нашего викария. Нечто поистине ужасное, как и во всем, что окружало мать, было в этом викарии и его дочери. Мы подрались, я упал и потерял сознание. А через несколько часов выяснилось, что солнечный свет причиняет мне ужасные травмы. Катриона, по счастью, сумела сделать все, чтобы оградить меня от него – Дамиан саркастически ухмыльнулся. – А Грегори, опасаясь ее гнева или мучаясь чувством вины, сбежал.

– И вы не встречались двадцать лет? – изумленно пробормотала Элинор. – Из-за истории, приключившейся в детстве?

– Ну, было несколько отягчающих обстоятельств, – улыбнулся Дамиан. – Насчет викария и его дочери я оказался прав, они были из тех ведьмаков, что Катриона приглашала, надеясь вылечить меня от приступов летаргии. Приносили в жертву кошек и детей и были повешены, несмотря на протекцию матушки. А во-вторых, дорогая Элинор, я был мертв десять лет.

– Я слышала о летаргии, но – десять лет… – Элинор уставилась на него своими большими, изумленными глазами, в которых загадочно плясали золотистые искры.

– Я был мертв, Элинор, – покачал головой Дамиан. – Тело мое было холодным, сердце не билось, кровь не циркулировала по венам. А мой дух свободно летал по миру, не видя никаких границ. Если бы Катриона не прибегла к черной магии, к власти Теней, чтобы сохранить мое тело и вернуть меня к жизни, я бы к этому моменту уже сгнил в земле.

Элинор медленно подняла руку и коснулась сперва плеча Дамиана, потом его щеки, где уже почти зажил ожог. Она словно пыталась убедиться, что он перед ней, живой и настоящий, а не ледяной труп. Дамиан и сам не был уверен, что он живой.

– Десять лет назад Катриона разведала один ритуал, – продолжил Дамиан с холодной безжалостностью. – Он включал в себя юную девушку, брачный обряд и черную магию, самую черную из всех черных. По счастью, Грегори, как настоящий сэр Гавейн, подоспел вовремя и вызволил прекрасную Лауру из нашего «замка Отранто». И вот чем она ему отплатила. И хотя какая-то часть материнской магии и вернула меня к жизни… нам с братом, полагаю, не о чем было разговаривать. И так еще десять лет.

– Но Грегори позвал, – Элинор впервые назвала его брата по имени, и это было странным образом неприятно, – и вы приехали.

– Речь все же идет о моем племяннике. – Дамиан изобразил кривую улыбку. – У меня не так много родственников, чтобы ими разбрасываться. Что, думаете, кому из нас больше не повезло?

– Думаю о школе миссис Гиббс, – покачала головой Элинор. – Меня там ждали.

Глава двадцать шестая

Рассказывая о своем видении, о школе, о миссис Гиббс, Элинор заново переживала весь ужас, и дрожь то и дело сводила члены судорогой. Существо, занявшее ее тело, было близко, затаилось и в любой момент могло вновь овладеть ей. Элинор, еще утром смущенная злополучным подарком и находившая мысль об амулетах абсурдной, вцепилась в шаль как в последнюю защиту. Теперь уже Дамиан коснулся ее, чтобы успокоить, а потом обнял бесцеремонно за плечи. Мыслями, однако, он был далеко. Взгляд его был устремлен в огонь в камине, брови насуплены.

– Все это очень и очень странно. И связь миссис Гиббс с салоном леди Морроу определенно подозрительная. Не говоря уже о том, что обе женщины вас поджидали. Я, честно говоря, впервые слышу о чем-то подобном. Одержимость – дело обычное, Теням легко занять тело человека, да и сам я, признаться, такое проделывал. Человек при этом ничего не чувствует, а затем у него не сохраняется никаких воспоминаний о том периоде, когда тело его занимала Тень. Он словно спит. Вы же, милая Линор… Нам определенно нужна помощь ведьмы.

Дамиан поднялся и сделал несколько медленных, осторожных шагов по комнате, словно пробовал свои силы. Потом он резко обернулся.

– Нам же с вами нужно подобрать платье на вечер! Пока вас не было, пришел ответ от моей подруги и билеты на премьеру. Сегодня в семь. «Лира» не вышло, но зато обещают прекрасную комедию.

Дамиан протянул руку и заставил ее подняться, и Элинор не нашла в себе силы сопротивляться. Она слишком устала, была измотана борьбой, напугана. Или же это Дамиан опять был слишком настойчив? Он вел ее через дом, продолжая держать за руку, пальцы были лихорадочно горячими, и он был удивительно настоящим в эту минуту. За это Элинор была ему благодарна: за горячую руку, за поддержку, за ощущение, что она не одна. Дом нагонял на нее ужас, а предыдущий кошмар был еще свеж в памяти.

Поднявшись на второй этаж, Дамиан заглянул в несколько комнат, прежде чем отыскал нужную гардеробную, полную роскошных нарядов.

– Катриона удивительно скопидомна, – проворчал он, зажигая электрический свет, озаривший подлинную пещеру с сокровищами. Даже Элинор, в одежде неприхотливая, испытала волнение и трепет. – Она хранит здесь вещи нескольких поколений семьи. Можно устроить небольшой, человек на триста, костюмированный бал. Мы непременно подберем вам что-нибудь, а Пегги с Алессандрой подгонят наряд по фигуре.

Платьев миссис Гамильтон, шикарных, шитых по моде двадцати-тридцатилетней давности было очень много. Уложенные в сундуки, развешенные в чехлах в гардеробной, они пахли лавандой и старыми духами. Странно было представлять себе строгую, мрачную Катриону Гамильтон в нарядах всех этих насыщенных, радостных цветов.

– Наша мать всегда была кокеткой и большой модницей. – Дамиан погладил кончиками пальцев желтый атлас. – Полагаю, траур по отцу нелегко ей дался. Признаться… не