Падение Берлина, 1945 - Энтони Бивор

В докладах представителей НКВД говорилось, что в частях сохраняется большой процент потерь, который не связан с боевыми действиями. В основном это происходит по причине плохого обучения личного состава и игнорирования офицерами вопросов, связанных с обеспечением безопасности. Только в одной из дивизий за месяц погибло двадцать три и было ранено шестьдесят семь солдат из-за неосторожного обращения с автоматическим оружием. Военнослужащие вешали или складывали в кучу свои автоматы, забывая, что они все еще заряжены{407}. Ряд бойцов получили увечья во время изучения незнакомого им оружия или гранат. Так, например, они вставляли в гранаты не подходящие к ним детонаторы или стучали по минам и снарядам твердыми предметами.

С другой стороны, именно недостаток снабжения становился причиной, по которой советские саперы рисковали своей жизнью. Они гордились тем, что научились использовать по новому назначению содержимое немецких мин, обезвреженных ими во время ночных поисков. Саперы разогревали взрывчатое вещество, ранее находившееся в мине, и затем выливали его в новую упаковку как правило, деревянную коробку, которую невозможно было обнаружить с помощью металлоискателя. Уровень риска зависел от состояния взрывчатого вещества, извлеченного из мины. Саперы часто шутили: одна ошибка - и не видать обеда{408}. Их мужество и опыт снискали к ним большое уважение как среди стрелковых частей, так и танкистов, которые обычно не желали признавать над собой превосходства представителей любых других служб или родов войск.

Программа стимулирования ненависти к противнику берет свой отсчет с конца лета 1942 года, когда советские войска отступали по донским степям к Сталинграду и вышел знаменитый приказ Верховного Главнокомандующего "Ни шагу назад!". Это было то время, когда Анна Ахматова написала: "Час мужества пробил". Однако к февралю 1945 года советские политработники переработали ее слова следующим образом: "Солдаты Красной Армии, теперь вы на германской территории. Час мести пробил!"{409} Но первым человеком, который адаптировал стихи Анны Ахматовой к новым условиям, был Илья Эренбург. Еще в 1942 году он написал "Не считайте дни; не считайте мили. Считайте только немцев, которых вы убили. Убей немца! - это мольба твоей матери. Убей немца! - это плач твоей русской земли. Оставь сомнения и не останавливайся, убивай!"

Командование Красной Армии использовало любую возможность использовать в своей пропаганде информацию о масштабах зверств, творимых гитлеровцами на советской земле. Согласно свидетельству одного французского источника, руководство Красной Армии приказало эксгумировать из массовых захоронений около Одессы и Николаева шестьдесят пять тысяч трупов евреев. Затем их тела были положены по обеим сторонам дороги. Через каждые двести метров для проходящих мимо частей висел специальный плакат с надписью: "Смотри, как немцы обращались с советскими людьми"{410}.

В качестве другой иллюстрации к поведению немецких захватчиков использовались освобожденные советскими войсками подневольные рабочие. Молодые женщины, обычно украинской или белорусской национальности, рассказывали солдатам, как дурно с ними обходились на вражеской земле. Один из советских политработников отмечал, что после таких рассказов лица бойцов становились суровыми от ненависти к врагу{411}. Он добавлял, что в некоторых случаях отношение немцев к восточным рабочим было достаточно хорошим, но эти случаи составляли меньшинство, и солдаты запоминали лишь самые мрачные эпизоды поведения гитлеровцев.

В своей работе политическое управление 1-го Украинского фронта старалось усилить у бойцов ненависть по отношению к противнику, утвердить их в желании отомстить нацистам. В войсках распространялись перепечатанные письма подневольных рабочих, оставленные ими в деревнях и населенных пунктах, занятых впоследствии Красной Армией. В одном из них говорилось, что немцы согнали рабочих в специальный лагерь и поместили в темный барак. Их заставляли работать с утра до ночи, оскорбляли, кормили только супом из репы и куском хлеба{412}. Девушка - автор этого письма - сетовала, что так ужасно проходит юность советских людей, угнанных "в проклятую Германию" из своих родных деревень. Среди подневольных рабочих были и дети, которым едва исполнилось тринадцать лет, они вместе с остальными несчастными претерпевали на чужбине огромные лишения, голодали, ходили разутыми. Среди рабочих распространялись слухи о том, что "наши" уже близко, и, может быть, уже скоро они увидят своих "братьев". Тогда их мучениям придет конец. Далее девушка рассказала, как к ней приходила подруга, и они вместе гадали, смогут ли пережить это тяжелое время, увидят ли когда-либо снова свои семьи. Письмо заканчивалось словами, что терпеть больше нет никаких сил; здесь, в Германии, жизнь просто ужасная. Под ним стояла подпись - Женя Ковальчук. В другом письме, также за ее подписью, советские солдаты нашли стихи, озаглавленные как "Песня подневольной женщины". В них говорилось о том, что время идет неумолимо. Лето сменяет весну, и в саду распускаются цветы. Но она, молодая девушка, все еще находится в немецкой неволе.

Для стимулирования ненависти советских бойцов к противнику политработники не уставали повторять о том, что немцы должны заплатить "по полному счету"{413} за все их преступления на советской земле. В каждом полку солдатам и офицерам рассказывали о зверствах гитлеровских захватчиков над советскими людьми, грабежах и насилиях "фашистских собак". Так, в одном из батальонов военнослужащие определили следующий "счет" противнику, за который им предстояло отомстить: семьсот семьдесят пять родственников солдат и офицеров - убито, девятьсот девять родственников - угнано в немецкое рабство, четыреста семьдесят восемь сожженных домов и триста три уничтоженных колхоза. В каждом полку 1-го Белорусского фронта устраивались митинги отмщения. Они вызывали у бойцов огромный энтузиазм. Политработники отмечали, что бойцы 1-го Белорусского фронта, равно как и все солдаты Красной Армии, полны благородного желания отомстить фашистским оккупантам за все их ужасные преступления и насилия.

Шифровальщица при штабе 1-го Белорусского фронта вспоминала, что над дверями их столовой висел большой плакат. На нем были написаны следующие слова: "Ты еще не убил немца? Тогда убей его!"{414} Все солдаты находились под большим впечатлением от призывов Ильи Эренбурга. И им действительно было за что мстить, Родителей этой девушки, например, убили в Севастополе. По ее словам, ненависть солдат к своим врагам являлась настолько сильной, что ее было тяжело контролировать.