Тот век серебряный, те женщины стальные… - Борис Носик

В центре событий в первых книгах Рейснер стоит презирающая опасности, поминутно рискующая собой красавица-героиня. Она сражается (точнее, вдохновляет на подвиги) в районе Свияжска, а значит, именно Свияжск «был горном, в котором выковалось ядро Красной армии». При этом, если верить многочисленным свидетельствам ее поклонников, она располагалась «в горниле борьбы» с максимальным уютом. На корабле она, естественно, занимает каюту мужа-главнокомандующего. На ней не только изящная флотская униформа спецпошива, но порой и трофейные драгоценности, и роскошные платья из гардеробов, разграбленных ее матросней в приволжских усадьбах или изъятых из уникальных театральных коллекций. Иногда Рейснер даже объясняет тем, кто еще не понял истинных целей стремления к власти, что она заслужила всю эту роскошь своей борьбой за свободу трудящихся. Трудящиеся могут подождать с наградами и выполнением обещаний, но она свое получит сразу. Впрочем, ведь еще и скромный Ильич, получая в Париже от Красина и Сталина деньги, добытые мокрыми делами, объяснял партийным простакам, что деньги эти должны пойти на сносную жизнь для его окружения, которое и есть «бесценный капитал партии», «ценное партийное имущество». Так что Лариса ведет себя вполне по-ленински. Она совершает прогулку на царской яхте, вальяжно разместившись в покоях императрицы: воображение ее разыгрывается…

После возвращения Ларисы с мужем в Петроград семейство Рейснеров переезжает из богатой питерской квартиры в самое что ни на есть Адмиралтейство. Члены славного семейства селятся в квартире бывшего министра Григоровича: золотая лепнина, шелка, антиквариат, окна на Неву… Муж Ларисы — теперь командующий Балтфлотом и заместитель военного наркома Троцкого, папенька-профессор становится начальником политотдела Балтфлота, а сама героическая поэтесса комиссаром Главного штаба. Бесплатной прислуги полон дом: люди в бескозырках дисциплинированно несут службу в доме начальства. За стенами адмиралтейского дома они себя, конечно, чувствуют раскованнее: грабят винные подвалы и квартиры «бывших», бьют и режут всех, кто им не по ноздре. Иные уже успели прославиться как безудержные убийцы и садисты. Скажем, бандит и убийца, истинный serial killer, матрос-партизан Железняк, чье имя вошло в популярные советские песни. В залах матросских митингов юрист папа Рейснер подводит под резню и разбой научно-марксистскую базу, подначивая на новые зверства, а дочь Рейснер в модной черной униформе (очень ей к лицу!) возбуждает личный состав страстными речами и призывает без страха умирать за товарища Троцкого.

В своих хоромах Лариса устраивает приемы для обтрепанной петроградской интеллигенции, для былой литературной элиты и богемы, для голодных лузеров. Матросы разносят чай в дворцовом фарфоре, предлагают оборванцам бутерброды с черной икрой. В интимном кругу семьи и друзей дома — ликеры и притворные вздохи авангардистки-комиссарши: «Ах, надоели эти безвкусные золото и лепнина, дай время, все переделаем…» Лариса приглашает самых знаменитых литераторов, чтобы, представ перед ними во всем блеске красоты и достатка, соблазнить (или испугать) малых сих, склонить их на сторону «народной власти». Приемы, организуемые Ларисой в сытом комиссарском дворце, всячески служат «народному делу». Самого Александра Блока катала комиссарша с ветерком на дворцовой машине. Может, и нашептала, навеяла ему эту глупость про бандитскую шайку, которая идет на дело под руководством сладчайшего Иисуса, про святость клешей и бескозырок..

Лариса не порывает отношений с гениальными собратьями по поэзии. Собрала сумку продуктов, кликнула шофера царской машины, отвезла продукты Ахматовой. Так славно поговорили по-женски с былой супругой коварного Гумилева. Однако с Ахматовой говорить небезопасно: она потом из этого особую страничку своей застольной «пластинки» сделает, новую сагу про дуреху-соперницу, которую Гумилев увез в какую-то гостиницу (непременно, на Гороховой, и непременно дешевую, может, даже в бордель) и там «все с ней сделал»… А самолюбивая Лариса подкинула слух, будто она, Лариса, сама его — неверного — бросила: чем-то ей помешали былая Татьяна Адамович и прочие. Хотя легко понять, что роман монархиста с говорливой и деятельной большевичкой мог зайти в тупик по многим причинам…

Но вот все же лестно было Ахматовой, что сама близкая к власти товарищ Рейснер к ней подлизывается: слух об этом по Питеру пошел… Правда, по городу ходили и другие, куда более впечатляющие слухи. О них есть в дневниках Гиппиус, но, конечно, ничего нет в осторожных рассказах Ахматовой. Поговаривали, что три десятка бандитских бескозырок нагрянули в Мариинскую больницу, где лежали два кадета, бывшие министры Временного правительства. Люди всем известные, честные, Шингарев и Кокошкин. Полтора десятка бандитов вошли в палату и там при свете фонариков садистски пытали, а потом зверски убили на больничных койках обоих. Кто заказал убийство, кто подначивал, кто адресок дал? Догадайтесь…

Суд был. Названы были на суде имена матросов-убийц, но хозяин, Балтфлот, их не выдал. Хотя имена заказчиков не назвали, нетрудно было их угадать. Так и сошло с рук и убийцам-матросам, и красавцу Раскольникову, и папе Рейснеру, и доченьке Рейснер…

Рассказывали и другое. Пригласила Лариса в свою министерско-мичманскую квартиру на чай былых адмиралов русского флота. Немолодых героев, верных служак. Усадила в издавна им знакомых покоях министра. Как мило с ее стороны… А в назначенный час тихо, без шума, вошли по сигналу чекисты и всех увели за решетку. Четко проведенная спецоперация. Браво!

Известно, что сам Троцкий в восторге был от деятельности Ларисы Рейснер. Написал, что с воистину олимпийской красотой и личным мужеством она сочетает иронический ум и т. д. Так что добралась Лариса до самых верхов, опустилась до самых низин… А в 1918 году Николай Гумилев легкомысленно вернулся в большевистский Петроград. Делать ему в Лондоне было нечего, работы он не нашел, жалованье платить в военном шифровальном ведомстве перестали, начальство еле-еле наскребло ему денег на обратную дорогу. Он, как и многие на Западе, не представлял себе, что за люди пришли к власти в России. Вернувшись, он пошел на культурное сотрудничество с этой властью (кусок хлеба был нужен ему и жене с дочерью), но свое отвращение к палачам скрывал плохо. С Ларисой Рейснер Гумилев не только прервал отношения, но даже перестал раскланиваться, о чем никто не писал в тридцатые годы (и Ахматова об этом разумно умолчала). Но вскоре после Второй мировой войны написала свои воспоминания Ольга Арбенина, где рассказано, что, встретив Ларису в театре, Гумилев ей не поклонился и удивил этим Ольгу: «Я стала бранить Гумилева за то, что он “не джентльмен” в отношении женщины, с которой у него был роман. Он ответил, что романа у него не было (он всегда так говорил), а не кланяется с ней потому, что она была виновна в убийстве Шингарева и Кокошкина».