Sindroma unicuma. Книга 2. - Блэки Хол

Можно бы заглянуть на чердак и проверить, не развалились ли вечные груды сломанных стульев, или у стола подломились ножки от тоски, но карабкаться по неудобной лестнице наверх ради пяти минут на промороженной мансарде не хотелось.

Не зря профессор напоминал - сказанного не воротишь. Поздно плакать и корить себя за то, что в нечаянном порыве решилась выяснить правду. Подумав, я призналась себе, что в любом случае любопытство не дало бы покоя, и рано или поздно закономерная беседа о "трезубце" произошла бы. Лучше раньше, чем позже, когда исчезнут на сто рядов изгрызенные ногти, а бессонница превратится в верного спутника.

Сказав "А", договаривай "Б". Не стоило надеяться на задушевную беседу и радость мужчины, узнавшего, что его секрет раскрыт. Кому понравится, когда, не спрашивая, начинают рыться в чужом грязном белье и вытаскивать на свет неотстирываемые пятна? Поэтому реакцию Альрика следовало ожидать и ответить достойно, по-деловому, а не мямлить, задыхаясь от ужаса. Да, не быть нам хладнокровными героями, рубящими с плеча налево и направо.

Всё же оказалось невероятным чудом, что, случайно пролистав десятую часть сборника кадастров архивного дела, мне посчастливилось наткнуться на клеймо с трезубцем, и опять длинная цепочка случайностей привела к результату. Если бы да кабы. По сути, профессор оказался единственным подпольным мастером раритетов, в которого я могла ткнуть пальцем и заявить во всеуслышание. Наверняка, поразмыслив, Альрик надумает устранить меня как свидетельницу, в целях сохранения конспирации.

Фу ты, что только не придет в голову, - отмахнулась я от жуткой перспективы. Если бы мужчина надумал избавиться, мои ноги не покачивались сейчас, свисая с подоконника.

В конечном итоге я согласилась на два первых условия Альрика, но требование рассказать о себе грянуло громом среди ясного неба.

Нет, абсолютно невозможно выполнить его. Рассказать об отце, о тетке, о матери, которую не знаю... Да и что рассказывать? Моя биография уложится в две строчки, и ничего экстраординарного в ней нет. Годы, проведенные в интернате? Жизнь у тетушки? Сны-воспоминания или сны-фантазии? Хотя профессору не нужны догадки и предположения, его интересуют факты.

Рассуждая здраво, третье условие Альрика вполне осуществимо, ведь отец не брал с меня клятв и обещаний хранить молчание, которого добивался муштровкой и привлечением тётки к воспитательскому делу. Поэтому особых препятствий для откровений не имеется, кроме психологических. Мне казалось, поделясь личным, я обнажу свои слабые стороны и окажусь беззащитной и уязвимой перед чужим незнакомым человеком.

Решено. Как девушка обеспеченная, оставлю фляжку при себе, и при надобности она утешит содержимым в трудную минуту, например, сегодня: согреет и зарядит порцией оптимизма. Профессора же при случае заверю крепко-накрепко, что мой рот на огромном висячем замке, и, если потребуется, принесу клятву или обет. Опасно, конечно, но что поделать.

Я бы сидела на подоконнике до поздней ночи, но взглянув на стрелки часов, вспомнила, что через пять минут прозвенит звонок, возвещающий закрытие института. Подхватившись, побежала в ближайшее укрытие - туалет, притормозив на том месте, где произошла судьбоносная встреча с Касторским и его дружками. Единственное, что в моих силах - пожелать им вернуться когда-нибудь к нормальной жизни.

Попрощавшись с Монтемортом, взиравшим на меня в позе сфинкса, я побрела в общежитие. Народ веселился, как мог, изгоняя остатки стресса из организмов, а у меня на сердце не осело ни грамма радости. Доползем до швабровки и поднимем тонус горячительным, чем мы хуже других?

А ключ и на треть не вошел в замочную скважину. Утекло минут пять, прежде чем до меня дошло, что с замком дело неладно, и еще несколько минут, прежде чем я сообразила, что мои шансы попасть домой, в любименькую швабровку, приближаются к нулю.

Достав фонарик, посветила в скважину. Глядела, изучала и не поняла, то ли что-то мешает, то ли, наоборот, так и должно быть. Вывод оказался неутешительным. Замок сломался в самое неподходящее время, и одновременно пришло осознание - где ночевать.

Можно рвануть к Олегу и притащить его в общежитие для ремонта, но глянув на часы, стрелки на которых приближались к десяти вечера, я задумалась. Время позднее, в районе наверняка патрулируют первоотдельщики. Неизвестно, насколько затянется ремонт, и когда Олег вернется домой. За его безопасность будет переживать Марта, а в ее положении нельзя волноваться.

Нет, за Олегом сегодня идти не стоит. Благоразумнее пойти завтра, а для начала нужно где-то перекантоваться, не спать же у собственных дверей на газетном коврике, свернувшись в калачик.

Аффа говорила, что уедет с ночевкой, стало быть, ее местокойко пустует. Думаю, девушка будет не в обиде, если я посплю одну ночку на ее кровати, но вот соседушка Лизбэт после сегодняшнего облома с профессором наверняка отомстит мне по полной программе. Была не была, придется просить и умолять красотку, и может быть, встать на колени.

Постучав в дверь соседок, я приложила ухо к двери - тишина. Ни звука, ни шороха, ни сопения с другой стороны. Поглядела в замочную скважину - в ней темень. Значит, никого нет. Но есть Капа за стенкой, и пустующая кровать его брата. Если учесть, что мы с Капой умудрились переночевать в тесном контакте, то теперь он мне как бы дальний родственник. Ну, и подумаешь, что я девушка, а он парень. Отвернется к стенке, а мне много внимания не надо.

Но и Капа как назло отсутствовал, видимо, решил порадовать хорошей оценкой отца и брата. Сговорились они, что ли?

Если поначалу неприятное недоразумение с ключом воспринималось мной отстраненно, то теперь перспектива коридорной ночевки нависла угрожающе.

Что же делать? Может, переночевать в пустующей комнате, которая закреплена за каким-то городским, ни разу не появившимся в общаге? Товарищ и не заметит, что у него побывали в гостях, зато ему будет приятно узнать, что комната спасла кому-то жизнь. Однако для выполнения новой задачи следовало выпросить ключ у комендантши.

После острастки, устроенной администрацией института, тётка-вехотка лишь первые три дня, высиживала в общежитском холле, сторожа с раннего утра и до позднего вечера. Потом она начала потихоньку отлынивать от поста, и мне стало некому желать доброго утра, чтобы услышать ответное, поднимающее настроение:

- И тебе, звезда моя, вернуться обратно!

Затем комендантша исчезла и с вечернего бдения у входной двери, а в последние дни совсем распоясалась, вернувшись к прежнему попустительскому управлению общежитием, контролируя стук входных дверей не дольше получаса во время большого перерыва.