Без права на поражение (сборник) - Сергей Бетев

выслушала приговор и не выронила ни одной слезы, когда впервые на свидание к ней пришла

мать.

Молчала.

И когда ехала куда-то в Сибирь, тоже молчала. В первое время не замечала, что ела, не

знала, когда наступал завтрак, обед и ужин. Раньше в жизни ей всего хотелось много: и веселья,

и работы, и красоты. Сейчас ей ничего не хотелось. Работала, потому что велели. Ела, потому

что кормили.

Она не ходила в кино: в этой жизни оно ее не интересовало. Она часто получала письма из

дома, но редко отвечала на них. Ее соседки каждый вечер строили планы на будущее, но она

даже не прислушивалась к ним.

Все начиналось и кончалось там, за высоким забором. Здесь ничего не было и быть не

могло. Только иногда снилась ей Аптекарская гора, из-за которой плыл в вышине за Сергу

звездный караван Млечного Пути и таял в утреннем рассвете...

Но жизнь взяла свое. Понемногу и своенравная Маруся Банникова смирилась с новым

положением.

А потом вдруг заметила себя неопрятной и испугалась! Спохватилась!

И это спасло. И работа стала казаться другой, почти нормальной. И постель свою

обиходила так, чтобы походила хоть немного на домашнюю. И через кино научилась видеть

настоящую жизнь и радоваться ей. А сколько книг прочитала!..

Не прошло и года, как вызвали к начальству. Из штаба вернулась с пропуском, который

разрешал выходить из колонии, быть рядом со свободными людьми.

И там, в маленьком поселке, где жило всего-навсего несколько сот лесозаготовителей, ее

приняли в одной семье и даже полюбили.

Больше всего она боялась нарушить установленные правила, чтобы не потерять маленький

пропуск, который каждый день выпускал ее из-за колючей проволоки. Даже и те, кто охранял ее

по закону как преступницу, те, о жестокости которых выдумывали небылицы сами для себя

уголовные старожилы, видели, с каким светлым лицом выходит с вахты Мария Банникова...

А через три года ее, свободную, провожала семья лесного мастера, с которой она

сдружилась с тех дней, когда ее стали отпускать из колонии без конвоя. Марусю Банникову

освободили из заключения условно досрочно по решению суда.

— Кирилл Павлович приезжал в наш леспромхоз на десять дней,— устало заканчивала

свой рассказ Маруся.— По приезде забежал к нам всего на минутку, чтобы сказать, что приехал

нечаянно. Познакомился с моими стариками, которые знали о его семье от меня. Перед отъездом

хотел их повидать подольше, ждал два дня. Больше не мог. А наши загостились у своих в

Билимбае. Хотели с ним туда поехать, да побоялись, что разминемся...

Олег Владимирович слушал. Маруся примолкла ненадолго.

Потом вспомнила:

— А платок этот он подарил мне в воскресенье. Купил в нашей галантерее, которую

обокрали:— объяснила грустно: — Я ведь в воскресенье-то именинницей была...

— Что вы?! —удивился, как всегда удивляются в таких случаях, Олег Владимирович.—

Сколько же вам?

— Ой, много! — улыбнулась она.— Двадцать пять уже.

— Возраст, прямо скажем, не скучный,— высказал он свое отношение.

Олег Владимирович заметил, что, когда она улыбалась, лицо ее сразу преображалось, и

тогда угадывалась та давняя Маруся Банникова, о которой он услышал только вчера.

— Скажите, Маруся, как был одет Кирилл Павлович?

— Да просто... Как лесники одеваются? Телогрейка, костюм будний да сапоги. Вот и вся

одежда. Не на курорт ведь к нам приезжал.

— А семья у него большая?

— Жена, два мальчика — семи и десяти лет, да бабушка, мать его. Они наши, уральские!

Почему меня и приняли тогда сразу. Кирилл Павлович всегда работал в лесу. А перебрался с

семьей в Красноярский край, потому что там леспромхозы богатые!

На улице уже совсем рассвело.

— Вот и совсем не страшно будет вам идти,—Чернов кивнул на окно. И, откинувшись на

спинку стула, спросил:—А почему на работу не устраиваетесь?

— Все уехать собираюсь, да с Нижними Сергами расстаться не могу,— призналась она.—

Нигде не была, ничего не видела, а все думаю, что красивее места нет.

— Так надо и обосновываться.

— Нет,— торопливо ответила она. И посмотрела ему в глаза.— Здесь я — Маруська

Банникова, которая мужикам мозги крутит... Уеду куда-нибудь жить просто Марусей...

— Извините, что не дал вам сегодня спать,— поднялся Олег Владимирович.

— У каждого человека — свое дело...

— И еще — обязанности,— сказал Чернов

8

В оставшееся до работы время Олег Владимирович составил запрос в Красноярский край,

где жил Марусин знакомый. Намереваясь отправить запрос, Чернов был заранее уверен в ответе,

который получит. Оттого что подозрение в причастности к краже Маруси Банниковой

снималось, Олег Владимирович испытывал какое-то душевное облегчение. Всегда приятно

узнать человека лучшим, чем считал его с чужих слов. Еще подумал об Алферове: все-таки

дельный человек, а главное, внимательный к людям.

И Олег Владимирович не ошибся.

Задолго до девяти часов Алферов появился в его кабинете, огляделся и спросил:

— Что? Отпустил мою соседку?

— Отпустил.

— Узнал, откуда у нее обновка-то?

— Я все узнал,— упрекнул его Чернов,— а вот ты не знаешь даже, когда у твоих соседок

именины. Разве это порядок, товарищ участковый уполномоченный?

— Мне к таким молодухам на именины ходить заказано, Олег Владимирович,— повеселел

Алферов.— А то, что я участковый, никакого значения не имеет, потому как у меня жена сама

опер!

— Да?! — подивился Чернов. И, подвинув Алферову бумажку, сказал: — Отправляю

запрос в Красноярский край насчет знакомого Банниковой, но уверен, что пустой номер. Не

причастен он. Так что давай мозгами шевелить в другую сторону. А пока вытаскивай из

вытрезвителя своего Мартьянова...

— Ох! — выдохнул Алферов.— Тоже, поди, пустой номер, как вы говорите.

— Что так?

— Так я ведь его от зыбки знаю... Ну, был в свое время человек, семьей жил как

полагается. А потом связался с одной бабенкой: маленькая, тощенькая, смотреть не на что. И

присох... Не знаю, может, с секретом каким была. Двоих ребятишек бросил! Ну и мотался возле

нее с год. А потом, видно, стала и она ограничивать его от питья. Так он собрал ее барахло и

самую настоящую торговлю открыл. Взяли мы его тогда, хотели привлекать. И что вы думаете?

Та матанька слезами выревела его: сама, говорит, ему все отдала, деньги нужны были. Хоть

тресни, стоит на своем. А без пострадавшей какое уголовное дело?.. В те времена он и работал

на заводе-то электриком, хорошим специалистом считался. Только все равно вытерпеть его не

могли: выгнали за пьянку.

Алферову, видимо, не хотелось идти за Мартьяновым, поэтому он закурил и продолжал

рассказывать о своем подопечном:

— А Вишняков наш, хоть и самый старый в горотделе, а про людей мало знает. Да и откуда

ему, если сам нелюдим. Он же пенсии ждет — и все. У Кольки-то Мартьянова сейчас руки

трясутся, ему щипцами провод и не поймать... Правда, на руку он не чист, все знают. Когда его с

завода прогнали, он через какую-то родню устроился на лесосклад в леспромхозе. Там его уж

как полагается застукали: пропили с дружком машину леса. Колька, если бы один завяз, не

выпутался. А дружок его, шофер, мужик крепкий, взял да и возместил убыток. Документы на

скорую руку состряпали, и вышло, что лес купили по закону. Так и миновал суда, хотя на работе

после этого держать не стали... В общем, где ни появлялся — везде один конец. На зерноскладе

последний случай был года три назад. За кражу мешка зерна привлекли. Так суд его на поруки

общественности отдал!

— Ладно. Хватит мартьяновской биографии. Давай посмотрим на него в натуральном

виде,— остановил Алферова Чернов.

Тот еще потоптался с минуту в кабинете и только потом со вздохом вышел.

...Николай Мартьянов вбежал в кабинет Чернова торопливо, как будто опаздывал. Он

почтительно поздоровался, даже поклонился слегка и сел без приглашения у стола, всем своим

видом выражая готовность к предстоящему разговору.

— Трясет? — спросил его Чернов.

— Трясет,— радостно признался Мартьянов, доверчиво хохотнув, словно надеялся, что

ему нальют стаканчик для опохмелки.

— И часто так у тебя?

— Нет,— он приложил руку к сердцу.— Честное слово, только сегодня. И то не из-за себя.