Когда герои падают (ЛП) - Дарлинг Джиана

Мне было все равно, кто причиняет ей боль и пугает Аврору. Я сделала бы все, что в моих силах, чтобы освободить их от этого ублюдка.

Она слабо кивнула, но страх в ее глазах решил все для меня.

— Ты можешь сказать мне, кто это? — я мягко надавила, наклонившись вперед, легонько касаясь пальцами ее колена. — Это может помочь мне сохранить тебя в безопасности.

Она неистово замотала головой.

— Нет. Я не хочу говорить тебе, кто это. У нас ведь нет этой штуки с молчанием адвоката и клиента, верно?

— Нет, — признала я. — Если это проблема с одним из людей Данте, это будет конфликтом интересов для меня. И это домашнее происшествие, так что мне придется направить тебя к кому-то, кто занимается этой областью права.

— Ладно, я так и предполагала, — призналась она. — Я не знаю многих законов, а ты всегда была так добра к Авроре и ко мне. Я просто знала, что ты поможешь.

Ее похвала согрела меня, и я почувствовала себя ужасно за свой минутный приступ ревности.

— Ты не думала попросить Данте об отпуске, чтобы ты могла отлучиться, пока мы во всем разберемся? — предложила я. — Вдруг у тебя с этим с мужчиной что-то произойдет до того, как мы успеем подать запретительный судебный приказ.

— Я смогу, если все станет плохо, — согласилась она. — Но я не хочу оставлять Данте в беде.

— Он поймет, — пообещала я, потому что знала, что он поймет.

Бессердечный капо, каким я его представляла во время нашей первой встречи, был лишь миражом. У настоящего Данте могли быть черные глаза преступника, но у него было золотое сердце для тех, о ком он заботился.

— Как думаешь, почему этот человек ведет себя так по отношению к тебе сейчас? — спросила я с любопытством.

Она поморщилась, будто надеялась, что я не спрошу об этом.

— Мне тяжело, понимаешь? Даже несмотря на то, что он делает какие-то… плохие вещи, он мне небезразличен.

В детстве многие девочки, с которыми я ходила в школу, выходили замуж за членов Каморры, и многих из них мужья избивали, насиловали или пренебрегали ими. Мне была неприятна мысль о том, что милая, симпатичная Бэмби окажется в руках какого-нибудь бандита.

Она не сказала, что это был ее парень, но это было достаточно легко прочитать между строк. Только сильная любовь могла удержать ее от того, чтобы выдать его, хотя она знала, что он поступает неправильно.

Эта мысль прозвучала слишком близко к сердцу, поэтому я слабо улыбнулась и продолжила.

— Я понимаю, но, Бэмби, ты и Аврора должны быть на первом месте. Я позвоню своей подруге Тильде из другой юридической фирмы и поручить ей дело. Она занимается семейным правом и была одной из лучших в нашей группе в Нью-Йоркском университете, так что она позаботится о тебе.

— Ты хорошо заботишься обо мне, — поправила она, потянувшись, сжимая мою руку. — Я понимаю, почему Данте так восхищается тобой.

— Я могу сказать то же самое, — предложила я, отодвигая ревность в сторону, потому что Бэмби была хорошей женщиной, и я хотела, чтобы она знала, что заслуживает большего, чем этот придурок-мужик.

Ее ответная улыбка была усталой, пока она ждала, что я просмотрю телефон. Я только успела нажать кнопку «Отправить» на номере Тильды, как Бэмби остудила меня до костей, добавив:

— Ох, спроси ее, знает ли она, как составить завещание, хорошо?

Глава 25

Данте

Я полюбил Нью-Йорк сразу же, как только приехал в город, и с годами эта любовь только усилилась. Это место кишело человечеством, не только телами на улицах, но и бесчисленными мыслями и поступками людей, воплощенными в возвышающихся зданиях и ухоженных парках. Это был такой смертный город, пронизанный изъянами, такими как тесные переулки, полные преступлений и греха, и славой, такие как закаты, пробивающиеся сквозь трещины созданной человеком городской среды, время от времени освещая своим золотым светом даже эти мрачные трущобы.

Как и рыжеволосая итальянка, которая преследовала мои мысли, она была хаосом противоречий, которые я хотел бы распутать всю свою жизнь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Когда меня что-то интересовало, я бросался в погоню за тем, чтобы узнать это как можно лучше. Сейчас я как раз занимался одним из таких исследований с Еленой, но уже потратил годы на изучение причуд и истории Нью-Йорка, чтобы лучше понять их.

Чтобы лучше ими пользоваться.

Сейчас я стоял в месте, которое было результатом этих исследований, глубоко под парковкой у основания моего многоквартирного дома в Верхнем Ист-Сайде. Я выбрал эту квартиру не из-за ее стиля или района с хорошими школами.

Я выбрал ее из-за истории, из-за того, что делало ее ценной для меня.

Несостоявшаяся станция метро Трасса 83 была одной из первых станций, построенных в начале 1900-х годов, и ее обслуживание было прекращено в 1954 году. Под городом было много таких старых остановок метро, забытых историей: Старая ратуша и Путь 61 под Уолдорф-Асторией — две из них, которые все еще позволяли зрителям в какой-то степени находиться в открытом доступе.

Никто не знал о дорожке 83 под зданием Смита Джеймсона, кроме предыдущего владельца здания, ныне покойного, человека из отдела учета городского планирования, который был у меня в штате, и меня.

Это было мое убежище, выход из замкнутой клетки моей квартиры, расположенной на много этажей выше. Мне казалось уместным владеть пентхаусом, моей личной горой Олимп, и подземными туннелями, пронизывающими всю сеть преступного мира Нью-Йорка.

Именно здесь я вел дела, которых не видела служба пробации и не слышала Елена.

Изогнутые высокие потолки с выцветшими фресками были выдержаны в итальянском стиле и создавали прекрасную акустику для звуков мужского крика.

Мой кулак со всей силы врезался в кости лица Картера Андретти, кожа от удара раскололась, как перезрелый плод. Его голова отлетела в сторону, кровавые брызги разлетелись по его распростертому телу и моему черному костюму.

Вот почему я носил черное. Не потому, что это создавало драматический образ, а потому, что кровь было невозможно вытереть ничем другим.

— У тебя тридцать секунд, чтобы снова заговорить, figlio di puttana[126], — прорычал я, отступая назад, чтобы нанести еще один яростный удар по его другой щеке, усилив боль. — Или я подвешу тебя к потолку, надену кастеты и буду использовать тебя как грушу для битья.

Он слабо застонал, его голова опустилась на плечи, кровь стекала по телу.

— Даже если он заговорит, я не уверен.

Голос, который говорил, принадлежал одному из самых печально известных грешников в городе, человеку с настолько печальной репутацией, что женщины просто отдавали ему свои трусики, когда он входил в комнату.

Каэлиан Аккарди.

Сын дона Орацио Аккарди.

Обычно такие родственные связи гарантировали бы ему престижное место, но Каэлиан был белой вороной, самым большим разочарованием своего отца. Каэлиан не стремился изучать семейный бизнес, но его интересовали развлечения — девушки, наркотики и азартные игры.

Никто в Семье Аккарди не обращал на Каэлиана ни малейшего внимания.

Но я смотрел, и смотрел снова, когда повернулся лицом к одному из двух мужчин, которых привел туда в тот день.

Он был молод, около двадцати, и юность еще сохранилась в его лице и ярком блеске светлых волос, которые еще не потускнели от возраста. И все же в нем было что-то особенное, эта атлетическая фигура держалась очень спокойно, голубые глаза были слишком безмятежны. Это взгляд человека, чьи тихие воды были очень глубокими, очень темными.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я рассчитывал на это.

— Ты идиот, если сомневаешься в нем, — насмехался Санто Бельканте с противоположной стороны. — Ди Карло всегда были жадными ублюдками.

Санто не был ничьим сыном. Он был взят на воспитание Монте Бельканте еще мальчиком, и его готовили в преемники, пока Монте не умер от рака в прошлом году. По неизвестным мне причинам Нарио — брат Монте, возглавил семью вместо Санто.