Кидалы в лампасах - Сергей Донской

Ильяс, так и не успевший покончить со своим маленьким дельцем, проворно соскочил на пол и, направив пистолет в незнакомца, нервно спросил:

– Ты кто?

– Друг девушки, которую вы собирались трахнуть, щенки, – прозвучало в ответ. – Можете считать меня ее ангелом-хранителем.

– Ну, заходи, коли пришел, друг, – предложил стоящий у стены Марат.

– Гостем будешь, ангел-хранитель, – поддакнул Ильяс, чувствуя себя без штанов несколько скованно.

– Для вас я не ангел и даже не гость. – Мужчина покачал головой. – Вы сами гости. Непрошеные. Хуже татар.

Выглядел он совершенно неопасным, вялым, заторможенным. Парни даже успели предположить мысленно, что ступор вызван обычным для русских состоянием похмелья, но больше ни одной связной мысли в их головах не промелькнуло.

Незнакомец без всякого усилия поднял однотумбовый стол, рядом с которым стоял, и ринулся вперед. Впрочем, слово «ринулся» никоим образом не выражало истинную суть произошедшего. Ильясу показалось, что стол перенесся из одного конца номера в другой сам по себе, мгновенно, чудесным образом.

Он не успел услышать звон разбившегося графина, соскользнувшего с волшебного стола, он не успел нажать на спусковой крючок, он вообще ничего не успел. Просто днище стола заслонило собой весь мир, а одна из его коротких ножек увиделась Ильясу несколько отчетливее других, потому что именно она врезалась в переносицу между его глазами. Обзаведшись провалом в черепе почти идеальной квадратной формы, молодой чеченец умер там, где стоял, голоногий, недоумевающий, потрясенный.

Издав сдавленный возглас, Марат перескочил через пустую кровать, намереваясь выпрыгнуть в открытое окно. После увиденного у него даже тени мысли не возникло о том, чтобы оказать незнакомцу сопротивление. Ни с оружием в руках, ни без такового. Он просто хотел спрыгнуть вниз, на газон или даже прямо на тротуар, а там будь что будет. Поломанные ноги – не самое страшное, что может произойти с человеком. Поломанные ноги, в сущности, пустяк. Куда хуже, если…

Неведомая сила перехватила Марата на подоконнике за мгновение до прыжка. Отчаянно трепыхающийся, кряхтящий, негодующий, он был возвращен обратно, где, получив две ошеломляющие зуботычины, услышал:

– Снимай штаны.

– Зачем? – заволновался Марат.

В руке незнакомца появился нож, а в его кошачьих глазах возникло нечто вроде легкого удивления:

– Разве ты не хочешь пожить подольше?

– Хочу, – торопливо закивал Марат. – Я вообще не трогал эту девушку. У меня есть деньги. Я…

– Деньги выложи на пол. Штаны снимай. Вместе с трусами.

Отдав эти распоряжения, незнакомец взял стул, перевернул его и несколькими точными движениями обстругал одну из ножек до толщины карандаша.

– Что это? – спросил Марат. – Для чего? – Его челюсти сводили судороги, но он ни разу не клацнул зубами, чтобы не действовать на нервы чокнутому Алисиному дружку. Общаясь с безумцами, лучше быть ниже травы, тише воды. Не раздражать их понапрасну. Не перечить им. Выполнять их безумные пожелания и ждать, когда все закончится.

Не сводя глаз с трясущегося чеченца, мужчина взял девушку за запястье и некоторое время молчал, беззвучно шевеля губами.

– Жива? – обрадовался Марат. – Я так и знал. Никто ее не собирался убивать. И обижать тоже никто не собирался. Мы просто хотели попугать ее немного. Вернее, Ильяс хотел. – Кивнув на труп напарника, Марат пылко добавил: – Он был зверем, маньяком с большой дороги. Я пытался его остановить, но он стал угрожать мне пистолетом. Прямо ваххабит какой-то. Отморозок.

– Закрой рот, – велел мужчина, набросив на тело девушки покрывало. – Тебе было велено снять штаны, а ты мне тут байки рассказываешь. Хочешь обзавестись такой же дыркой в башке, как твой приятель?

– Вот, глядите, я разделся, – поспешил доложить Марат и, не дождавшись похвалы, повинился: – Денег у меня, конечно, маловато, всего пятьсот баксов. Но у меня еще тачка есть, хорошая тачка, только не растаможенная.

– Пожалуй, машина мне ни к чему, – сказал незнакомец после краткого раздумья. – В Ростов отсюда можно добраться автобусом.

– Каким автобусом? – спросил Марат с одновременно идиотским и заискивающим видом. – Рейсовым, да?

Он понимал, что несет полную околесицу, но ничего не мог с собой поделать. Ему было страшно. Но еще страшнее стало после того, как незнакомец наградил его улыбкой и признался:

– Любым автобусом. Это не имеет значения. Ничего не имеет значения после того, что вы сотворили с моей девушкой.

– Мы ничего не сотворили, клянусь Аллахом. – Неожиданно для себя гордый чеченец Марат заговорил плаксивым тоном, который не был присущ ему даже в раннем детстве. – У нее ресницы дрожат, глядите. Она живая.

Словно бы в подтверждение его слов Алиса слабо застонала и попыталась сесть, но рука мужчины удержала ее на месте.

– Лежи. Мы тут без тебя разберемся. Только не смотри, пожалуйста. Не нужно тебе этого видеть.

Чего этого?

– Ильяс виноват, не я, – взвизгнул Марат. Палец, которым он указал на своего придавленного столом напарника, оставался скрюченным, и распрямить его никак не удавалось. В его желудке творилось что-то невообразимое, кишки непроизвольно ворочались, как черви в банке, издавая протяжные жалобные звуки. – Не я, – причитал Марат в унисон. – Я ни в чем не виноват… ни в чем… совсем…

Незнакомец, зрачки которого сделались такими огромными, что почти заполнили собой всю радужную оболочку глаз, никак не отреагировал на эту сбивчивую речь. Подождал, пока она закончится, и сказал:

– Тебе следует хорошенько обдумать свои слова. Действительно ли ты ни в чем не виноват? Ты будешь сидеть здесь и думать об этом до посинения. Тебе ведь ужасно хочется пожить подольше, верно? Что ж, считай, что твое желание исполнилось.

– Как? – спросил Марат. Вернее, собирался спросить. Несильный, но расчетливый тычок в нервный узел над ключицей вынудил его опуститься на пол безвольной куклой. Он попытался поднять руку, но не смог пошевелить даже пальцем. Это был почти полный паралич. Только бурление в животе не прекращалось, наполняя комнату совершенно канализационными запахами и звуками.

Незнакомец умело заткнул Марату рот, обмотав его лицо полотенцем так, чтобы глаза его оставались открытыми. Связал ему руки за спиной. Ободряюще похлопал по щеке. Поднял на руки.

Марату вдруг вспомнилось, что именно так брал его отец, когда хотел посадить его, еще совсем маленького, на горшок. Это было давным-давно, в другой жизни. В жизни этой, нынешней, Марата подняли с пола не отцовские руки. В этой жизни он обучился гадить гораздо более основательно, поэтому его голый зад опустился вовсе не на горшок, а на ножку стула, превратившуюся в кол. И вообще эта никчемная, бесполезная жизнь закончилась, хотя еще какое-то время Марат дышал, ворочался и пытался молить о пощаде.

Добравшись до своего кабинета, Завадский снял генеральскую фуражку с высокой тульей и сокрушенно уставился на лопнувший козырек. Брезгливо оглядел изгаженный китель, швырнул его в шкаф, бросил туда же фуражку.

Эти контрактники, пикетирующие вход в штаб, совсем озверели, подумал он, занимая место за столом. Даже взвод здоровенных десантников, прокладывавших генералу путь сквозь бушующую толпу, не смог уберечь его от неприятных инцидентов. Испорченная фуражка, это раз. Загустевший плевок на левом погоне, это два. Наконец, довольно болезненный удар в левую грудину, ощущавшийся даже теперь, когда подуспокоившийся Завадский присосался к затребованному стакану чая с лимоном.

Лицо ударившего его типа совершенно вылетело из памяти, зато его глаза запомнились генералу прекрасно. Как будто с камышовым котом нос к носу столкнулся. С чертовой рысью, доставшей его когтистой лапой.

Поморщившись, Завадский ослабил узел галстука, расстегнул рубаху и внимательно оглядел пострадавший бок. Ничего страшного, если не считать багрового пятна, расплывшегося под левым соском. Безобразие. Завтра утром нужно вызвать роту ВДВ и разогнать всю эту бунтующую шушеру к чертовой матери. Нет, сегодня же. Но сначала придется дать интервью журналюге из «Московского комсомольца», дожидающемуся в приемной. Обстоятельное, взвешенное интервью, из которого общественность узнает, что требования горе-вояк просто смехотворны. В округе лишних денег нет и не предвидится. Как только появятся – «боевые» деньги будут выплачены контрактникам в полном объеме. Или хотя бы частично.

«Да, лучше частично», – решил Завадский, приведя себя в порядок и распорядившись пригласить в кабинет столичного журналиста.

Это был прилизанный и гладкий, как заматеревший колобок, мужчина, поспешивший выложить на стол сразу два диктофона, один меньше другого.

– В какой говорить? – осведомился Завадский, недовольно поводя носом из стороны в сторону.