Черный ворон (Черный ворон - 1) - Дмитрий Вересов

- Папик, хочу шампанского! - смеясь, заявила она.

- Что ж, прошу в гостиную. Потом переодевайся, собирай вещички, и Джаба отвезет тебя к матери. Поживешь пока дома.

- Так надо?

- Так надо. Пошли пить шампанское.

V

Павел Чернов, Малыхин и крепкий белобрысый усач млели на брезентовых шезлонгах на белом галечном берегу возле облепиховой рощи и смотрели на грязно-молочные воды пограничной реки Пяндж, с равномерным шумом проносящиеся перед ними.

- Все же благодать тут у вас, капитан Серега, - громко, перекрывая шум, сказал Павел. - Воздух свежий, вроде и жара за тридцать, а незаметно совсем ветерок. Зелень какая-никакая.

- Летом оно ничего, - согласился усатый. - Туристочки-альпинисточки, Гармчашма с ваннами, танцы на веранде. А зимой - хоть волком вой. Холодрыга не хуже Сибири, ветрище, как в трубе. Халатники - и те по своим кибиткам сидят, носу не высовывают. Солдатушек в наряд поднимать - так сердце кровью обливается... Эй, Сидоров, шевелись давай, а то командир от жажды дохнет!

К ним шустро подбежал солдатик в шортах и поставил у ног каждого по уже откупоренной влажной бутылке пива из тех, что охлаждались в ледяной воде у края речного берега.

- А на фига ж вам тут, Серега,. стараться? - подал голос Малыхин. - Кому на хрен нужна такая граница и такая заграница?

- Большому начальству, кому ж еще? Даже местные, из отряда, понимают когда у чечмеков Навруз или еще какой праздник, предупреждают, чтобы не препятствовали воссоединению, так сказать, семей. А тут все друг другу родственники - вот и гуляют туда-сюда. Это только нашему брату, русскому, нельзя. Один шоферюга в Поршневе напился, полез в Пяндж искупаться, вылез не на том берегу, так домой возвращался через Кабул, Москву...

- Хорошо еще, что не через Магадан, - вставил Малыхин.

- Это вполне мог бы. Какая-никакая, а граница. Не балуй.

На другом берегу к самой реке подкатил армейский джип. Из него вылезли трое афганцев в шароварах и круглых шапках в сопровождении смуглого вислоусого офицера в белой форме. Заметив людей, сидящих в шезлонгах, афганцы заулыбались, замахали руками, что-то бесшумно закричали.

Капитан Серега мгновенно поднялся, надел фуражку, сложил ладони рупором и заорал:

- Здорово, засранцы!

С того берега еще оживленнее замахали руками, потом все дружно поклонились, сели в джип и уехали.

- За что ж ты их так? - отсмеявшись, спросил Павел.

- А засранцы и есть! Тоже мне, воинство Аллахово! У нас-то тут уж на что раздолбайская служба, а там и вовсе никакая. Они же сами говорят: на что нам границу охранять, если ее за нас шурави охраняют. У них там каждому новобранцу по пять патронов выдают на два года службы, так они их в штаны зашивают, чтобы не потерять. Как службу кончил - так сдать обязан все пять, а не то - сто палок.

- Шариат! - глубокомысленно заметил Малыхин.

- Ладно, тут еще хоть какая-то жизнь пограничная идет. По крайней мере начальство рядышком, скучать не даст. А вот у Володьки Селихова на двенадцатой и вовсе смех: с нашей стороны на сто верст голые горы, с ихней на двести. Наряды в основном своих же солдатиков отлавливают, которые нажрались до посинения и не в ту степь укандехали... Вот дальше, на Кызыле, уже плохо Китай. Там на заставе в прошлом году один сержант до того от бдительности свихнулся, что свой же пост перестрелял, а потом сам застрелился. Так что еще порадуешься, что тут тебе Афган, патриархальная идиллия-дебилия - добрый шах, счастливый народ, могучий старший брат под боком... Не, ребята, вам бы точно к Володьке на Харгуш смотаться, вот где лафа. На архаров бы с "газиков" поохотились, рыбалку знатную организовали, хошь с динамитом, хошь по-культурному... А пейзажи там какие - прямо лунные! Здесь, конечно, тоже красиво, но все же чувствуешь, что на Земле еще. А там как на другой планете.

- Может, через годик, - сказал Павел. - Свои дела я здесь сделал, командировка кончается. Домой пора, к родным микроскопам!

- Завтра едешь?

- Завтра.

- С транспортом определился?

- Нет пока. Ну да отловлю кого-нибудь. Барахлоо мне потом Малыхин довезет, а образцов у меня килограмм на двадцать, не больше. Справлюсь.

- А то смотри, у нас как раз на завтра прапор и еще трое из хозчасти в Хорог за продуктами командированы. Могут и тебя прихватить.

- А что, это выход. Спасибо.

- Тогда уж и я смотаюсь, - сказал Малыхин. - Тебя провожу, погуляю малость, ребят с базы проведаю, поварешка там у них симпатичная опять же...

Все засмеялись.

- Лады, - сказал, поднимаясь, капитан Сере-га. - Вы тут отдыхайте, а нам с Сидоровым пора служить Советскому Союзу... Пивко мы вам у бережка оставим. И не забудьте, ровно в семь жду к себе на отвальную. Не придешь - кровно обидишь, Догоню и зарежу!

Все снова засмеялись.

- Согласен. Только при условии, что я тебя s Питере ответно принимаю.

- Договорились... Сидоров, за мной!

Отвальная получилась в украинском духе: сало с помидорами, галушки, вареники с вишнями. Было много водки. Как только кончалась бутылка, хмурый косоротый прапорщик жестом фокусника извлекал из своего бесформенного и безразмерного портфеля новую. Павел быстро запьянел и осоловел от обильной, вкусной еды, извинился перед хозяйкой, разбитной и пухлой хохлушкой, и отправился на боковую в специальную светелку .для гостей, где им с Малыхиным было заблаговременно постелено. Он тут же заснул, крепко, без сновидений, и не знал, что все прочие еще долго пили и закусывали, потом уселись играть в домино "на интерес" - проигравший должен был пролезть под столом и при этом трижды прокукарекать. Его даже не разбудили громкие взрывы смеха, когда очередную партию проиграла хозяйка, которая сразу же после похода под стол как-то резко посуровела и заявила, что ей с капитаном пора спать. Капитан Серега покорно поплелся умываться, а Малыхин перемигнулся с прапорщиком, и оба ретировались в запасную пустую каптерку, где до самого утра тихо квасили "под лунный свет".

Павла разбудила капитанша и пригласила к столу доедать оставшееся после вчерашнего. К концу завтрака явился желтый, трясущийся Малыхин, наотрез отказался от еды и сообщил, что пора ехать. . На дороге уже стоял ГАЗ-51 с крытым кузовом, в который трое солдат загружали всякое хозяйство, в том числе и собранные Павлом образцы. За рулем, как истукан, сидел небритый и неприветливый прапорщик.

- Дав-вай садись в кабину, там трясет меньше, - просительно и виновато глядя на Павла, сказал Малыхин.

- Да ладно тебе! Сам садись - тебе нужнее.

А я уж по-простому, с народом.

Малыхин для виду еще немного повыпендривался, но было видно, что ему очень хочется в кабину. На том и порешили.

Павел порекомендовал солдатам закрыть на кузове тент сзади, но открыть спереди, а самим сесть на переднюю лавку лицом вперед, как это делают геологи. Сам он залез в кузов последним, на прощание помахав рукой капитану и капитанше. Взревел мотор, и машина рывком стронулась с места.

Ехать до Хорога было километров сорок пять, но это были, что называется, "веселенькие километры". Памирский тракт, тянущийся здесь вдоль русла Пянджа и вдоль афганской границы, являл собой узенький, осыпающийся серпантин с коварными разворотами, резкими подъемами и спусками. Места, где трасса не зажималась с одного бока отвесной скалой, а с другого не поджималась столь же крутым обрывом, можно было пересчитать по пальцам. Ведьмин язык дороги то подрезало крутыми обрывами, то перекрывало оползнями и камнепадами. Вместо дорожных знаков почти на каждом километре красовалось нечто экзотическое про родную компартию: "Шаъну шараф ба КПСС" или: "Плани панчсоларо пеш аз мухлат ичро мекунем". Может, про пятилетку?

Сначала дорога шла поперек устья горной речки, впадающей в Пяндж. Еще выше, не доходя до тракта, речка разбивалась на тысячи ручейков, образуя островки, отмели, подпитывая рощицы арчи, ивняка, облепихи и шеренги светлых пирамидальных тополей, выстроившихся вдоль трассы и своими корнями скрепляющих ее основание. Это был спокойный, благодатный участок. Дорога могла расшириться до трех полноценных рядов. На таких отрезках шоферы обычно наверстывали упущенное время.

Прапорщик дал по газам, машина тряско и весело помчалась. Подставив лицо встречному ветру,

Павел смотрел на дорогу. Он прощался с этим ни на что не похожим краем ровно на год. За неполный месяц, присоседившись к отряду душанбинского треста "Самоцветы", в который ввел его Малыхин, давно уже свой здесь человек, он излазал всю хрусталеносную зону Памира, изучил - со своей позиции - знаменитые пещеры Марко Поло. На неделю ушел в глубь массива, куда, можно сказать, не ступала нога человека, в сопровождении двух ишаков и колоритнейшего местного старичка, носившего четыре шапки одновременно и почти не умевшего говорить по-русски, зато прекрасно знавшего горы и своих покладистых ишаков. В платежной ведомости старичок был оформлен как "чабан А. Памиров" - документов с настоящими именем и фамилией у старичка не было, а ответить на вопрос, как его зовут, он никак не мог. Именно там, в самых безлюдных горах, в мраморных толщах, Павел нашел наиболее интересные и перспективные образцы. Большая их часть ехала теперь у его ног в зеленом вьючном ящике, а несколько самых крупных и чистых голубых алмазов висели в кожаном мешочке на шее. Это была рекогносцировка. На следующее лето уже со своим отрядом, со своей машиной...