Железнодорожница - Вера Лондоковская

мотнул головой дед. — Я иногда посмотрю на Володьку, и так жалко его становится! Первый человеческий порыв — помочь ему, что-то сделать. А потом как вспомню, как они нашу маму называли, так вся жалость куда-то пропадает.

— Есть пословица такая: «Не плюй в колодец», — напомнила я, — в жизниникогда не угадаешь, к кому придется за помощью обратиться придется.

Мне предстоял очередной насыщенный день. До поездки надо было успеть сделать многое, но главные задачи — отвезти материалы Пал Санычу на кафедру и забрать готовую форму из ателье.

Я решила сначала заехать в институт, а оттуда рвануть в ателье.

Через пару остановок от дома я увидела из окна автобуса, что на улице все посерело, и даже воздух налился тяжелым свинцом. Сначала стояла тихая серость, а потом вдруг заметалась от ветра пышно-зеленая листва на ветвях деревьев. И на стекло упали первые косые капли дождя. А я не подумала захватить с собой зонтик!

Впрочем, при таком сильном ветре зонтик бы не помог. А дождь, как нарочно, усиливался. И к моменту моего выхода из автобуса лил стеной.

От остановки до входа в институт всего пара шагов, но я успела вымокнуть насквозь. Легкое летнее платье в разноцветную полосочку прилипло к телу, обрисовывая и бесстыдно выставляя напоказ все интимные части тела. Но я больше переживала за бумаги с ценной информацией. Хорошо, что догадалась положить их в красивый прямоугольный импортный пакет.

Вымокшая до нитки, я открыла дверь кафедры и вошла в спасительное тепло и сухость.

На меня никто не обратил внимания. Надежда Аркадьевна сидела за столом с включенной большой настольной лампой и яростно била по клавишам, едва поспевая за речью Пал Саныча.

Над диссертацией работают, — догадалась я и решила не мешать. Наверняка будущему профессору пришла в голову новая яркая идея. Пал Саныч в такие минуты увлекается настолько, что забывает поесть.

— Ох, опечатку допустила, — беспомощно откинулась на стуле Надежда.

— Ничего-ничего, Наденька, это всего лишь черновик, — успокоил ее Пал Саныч, — не отвлекайся, пожалуйста.

И она опять усердно заколотила по клавишам печатной машинки.

И это только черновик! Представляю, скольких трудов ей будет стоить перепечатывать научный труд на чистовик.

Я решила пока разложить на столе листы с информацией, которые привезла. Чтобы успели просохнуть. К счастью, намокли они совсем чуть-чуть — спасибо импортному пакету. Осторожно промокнула салфетками, найденными здесь же, на кафедре, мокрые места, чтобы записи не размылись. Чистыми салфетками протерла заодно себе лицо и мокрые части тела.

А эти двое по-прежнему не обращали на меня никакого внимания. Я тихонько села на стул и от скуки принялась наблюдать за ними.

И опять поняла — ну ничего, абсолютно ничего в моей душе не переворачивается при виде Пал Саныча. Как будто и не было никогда тех счастливых мгновений, проведенных вместе. Сколько раз мы летали вместе по всему миру! В каких интересных и значимых событиях научного мира участвовали! С каким вкусом обустраивали наш досуг! А вот поди ж ты.

Может, потому что, пробыв в другом мире всего месяц, я поняла — счастье не в этом? Не в том, чтобы бесконечно брать и ничего не отдавать взамен. А может, потому что, видя его с первой женой, я поняла — не любил меня на самом деле Пал Саныч. И Татьяну Олеговну не любил. А любил он лишь эту Наденьку.

С чего я взяла? Да видно было невооруженным взглядом, как он преданно смотрит на нее. Каким счастьем светится его лицо, как вспыхивают его глаза, стоит ей лишь обернуться к нему.

Бедный мой профессор! Почему же не сложилась у него долгая совместная жизнь с самой любимой женщиной на свете? Он никогда мне не рассказывал. Я лишь знала, что от нее был старший сын, который крайне редко виделся с отцом и жил в другом городе. Имя еще у него такое странное, даже не вспомню. Намного больше мне было известно про Татьяну Олеговну и бесконечную череду молодых любовниц. Они не давали ему человеческого отношения. А он и не ждал. Он всегда знал, что им от него нужны деньги да продвижение по карьерной лестнице.

Я и сама бы не выбилась из обоймы девиц для легкого времяпровождения. Если бы не дала понять, что он интересен мне, как человек.

— Ну что, Наденька, я у тебя молодец? — Пал Саныч закончил очередной тезис и стоял, потирая руки.

— Ты у меня золото, — Надежда вытащила последний распечатанный лист и аккуратно скрепила его с остальными листами, — гений! Это ж надо — такое придумать!

— А меня вдохновение накрыло, — начал он хвастаться и вдруг увидел меня, — ой, а вы давно ждете?

— Нет-нет, все нормально, — я поднялась со стула и принялась показывать бумаги, — смотрите, здесь все на отдельных листах. Отдельный вопрос — отдельный лист. Если информация вышла на два листа, они скреплены.

— Вы извините, — сказала смущенно Надежда Аркадьевна, — мы сразу вас не заметили, так увлеклись построением структуры взаимодействия видов транспорта… Давайте, я чайник поставлю, кофе выпьем!

— Нет-нет, что вы! — я поспешила отказаться. — У меня полно дел. Бумаги отдам да поеду дальше.

— Да вы вся мокрая! — ужаснулся Пал Саныч. — Наденька, помоги товарищу, а я пока в буфет сбегаю.

Он даже не взглянул на мои бесстыдно обтянутые мокрым платьем прелести. Так был поглощен своей супругой и научными изысканиями.

Помощь заключалась в том, что Надежда включила настольный маленький обогреватель и направила струю на мое платье, а я старательно теребила ткань, чтобы скорее подсохла.

Потом мы пили кофе с удивительными рогаликами, которые принес из буфета Пал Саныч. Дед тоже иногда приносил такие из булочной. Необыкновенно вкусная румяная сдоба, завернутая в своеобразный хрустящий рожок. И почему такие в мое время не делают?

— Ладно, мне пора, — напившись и наевшись, я поднялась, — мне в ателье надо, новую форму забирать. Спасибо за теплый прием!

— До свидания, — по очереди сказали Пал Саныч и Надежда, — приходите еще!

Когда я по лужам дошлепала до остановки, как раз подошел трамвай. То, что надо! Трамвай едет почти до самого ателье.

Войдя в вагон, я сразу подошла к специальному устройству, через которое оплачивался проезд. Нижняя часть его